Александр Климов - Венецiанская утопленница

– Водяной, выходи!!!

Из-под кожаного сиденья выглянул заржавленный браунинг. Чай быстро затолкал его обратно – с пистолетом в руках его точно убьют, а безоружного только потолкают.

– Толкайте разом, братцы!!!

Рыдван кувыркнулся несколько раз кряду. Чай ударился головой о потолок, пол, сиденье, ещё раз потолок, ещё раз сиденье…

Толпа счастливо заорала.

Готтофф вывалился наружу. Извозчики подхватили его под руки и потащили к огромному полыхающему костру.

– Моряк! Это же моряк, братцы! Убили…

Штиль. При свете огня Чая опознали…

Он ругал их, всё ещё заикаясь от страха. Извозчики понурили головы. Все. Кроме одноглазого Фильки.

– Нечего нас шпынять! Каждая козявка в начальники лезет.

Чай Готтофф взглянул на Фильку и вздрогнул. Кошмар из школьного детства за эти годы поправился на десяток пудов, зарос чёрной бородой до самого глаза и перешёл на тёмную сторону силы.

– А, это ты… Филя… – протянул как бы равнодушно Чай. – Здравствуй!

– Ну я. – Филька навис над Готтоффом и показательно сжал кулак в астраханский арбуз. – Поговорить хочешь?!

Извозчики попробовали образумить его:

– Что ты, Филимон, это же герой – «Варяг»!

– Что я, не вижу… – Филька смачно харкнул через моряка, прищурив глаз, отчего на мгновение ослеп.

– Простите, братцы! – Готтофф обращался к тем, кто постарше и благообразней. – Дурные вести я вам привёз от господина губернатора…

– От Водяного!!! – молодые извозчики показательно дерзили. – Водяной он. А не господин!

– Ситуация в державе такая, что нужно пожертвовать…

Костёр высветил стальной лес ножей и топорищ. Извозчики мрачно заскрежетали железными зубами.

Готтофф покатил между ними, дёргая их за рукава и натыкаясь на остроты.

– Ради России надо, а это же мы… Да что упираться-то? Не дома же затопят, в самом деле. Благое дело. Мне их сиятельство объяснил всё складно… Вам бы послушать!

– Слушай, моряк, ты за кого? – староста из извозчиков ожёг Чая взглядом. – Ты вот хозяйскими щами сыт и катить силы имеешь. А лошадка, если не поест, то за державу телегу тащить не будет – издохнет, а с места не сойдёт. Царя имей в голове, и будет с тобой разговор.

Лицо старосты хранило три буквы царского клейма: «К.А.Т.» Старик жизнь на каторге оставил по ложному обвинению. Выл он в казематах, да не услышали его.

Трудно говорить с таким человеком, а с сотней невозможно. Так моряк им и сказал:

– Трудно мне с вами.

– Да ну… – ответили разом извозчики.

Филька заржал и ещё раз плюнул. Капли слюны обрызгали лицо моряка.

Чай утёрся. Никто не вступился за него.

– Вам бы царю всё рассказать. Что мне? – Готтофф ударил из всех орудий сразу. – Он собирался закатить к нам – плотину окрестить. Да, видимо, придётся отказать.

Эффект глубоководной бомбы.

Услышали все. Из задних рядов попросили говорить громче – боялись, что ослышались.

Готтофф загудел, подражая пароходной трубе:

– Казённая бумага поступила, что государь император прибывает с инспекцией. Вот вам крест!

Староста и все извозчики, Филька в том числе, ошалели от такой новости и перекрестились следом за моряком.

– Ну это славно… – обсудили они наскоро промеж себя. – Если сам государь наше дело рассмотрит, да без препон Водяного, то оно, конечно, всё по справедливости будет, и ради державы не жаль лугов. Чёрт с ними!

– Верно рассуждаете. По огороду каждый получит за службу от государя. Он своих детей не обижает. А будете артачиться, так в Сибири луга казённые – им счёта нет! Ставьте подписи под дарственной, кто неграмотный – рисуйте крест! – ковал дипломатическую победу Чай.

– Так-то оно так! – порешило собрание и начало редеть – семейные извозчики поспешили в трактир, а холостые туда же, только им спешить не приходится.

Филька подписываться отказался.

– Надо будет ещё этому моряку в физиономию дать, что вместо губернатора приехал.

– Как тебе не стыдно? – его хотели усовестить. Кто то даже песню затянул, чтобы пробудить в Фильке нужные чувства. Без толку. Если Филька уже сжал кулак, то без драки не уснёт – всю ночь будет беспокойно ворочаться и скрипеть пружинами кровати.

– Драку давай!

Готтофф напомнил, что он не трус, но инвалид.

– И я инвалид! – Филька указал на свой единственный глаз, телескопом вращающийся в черепе.

– Охолонись, Филимон! – староста указал забияке на реку.

– Безногий в меня пистолетом из кареты целил, – одноглазый поднял над головой пистолет, – все свидетели, как я его в таратайке нашёл. Я такое не спущу.

По справедливости решено было, что река уравняет шансы дуэлянтов. Биться им повелели подальше от берега, где Фильке ногами до дна не достать.

Извозчик быстро разделся, оставшись в одном наперсном кресте. Его единственный глаз не упускал из виду ни одного движения моряка. Чай тянул время, медленно снимая сорочку и пробуя температуру воды локтем. Филька забурчал самоваром и первый раз ударил Готтоффа, как только набежавшая волны коснулась щиколоток.

Чай ослеп, но сознание сохранил. Он нырнул в воду и, извиваясь телом, как выдра понёсся за течением прочь от следующего удара. Кулак Фильки обрушился в воду и никого не нашёл. Извозчик зарычал и побежал, высоко задирая колени. Брызги скрыли от зрителей происходящую драму.

Варяг вынырнул глотнуть воздуха. Филька был далеко позади. Его глаз лучом маяка отыскал моряка, глотка угрозами разразилась. Чай знал, что если они ещё раз сблизятся, то у него будет возможность только два раза ударить, а потом его самого разорвут. Он повёл Фильку на поле водорослей и дал себя догнать.

Филька смеялся от счастья – моряк запутался и плывёт с трудом. Он прицелился, но в последний миг варяг нырнул глубже в заросли. Извозчик, преодолевая брезгливость, вплыл в лианы зелёной травы. Длинные склизкие растения проползли по всему его телу, оставляя химические ожоги. Готтофф, кажется, качался на месте. Филька сделал широкий гребок, и водоросли окружили его со всех сторон и медленно оплели корпус. Нательный крест якорем зацепился за корни во тьме вод. Он загрёб ещё раз, и внезапно дыхание перехватило. Шею удавом стянула цепь креста. Филька дёрнул рукой за цепь, но она только сильнее натянулась, и он посинел от жажды кислорода. В глазу потемнело, а когда прояснилось – он увидел, что прямо перед ним скромного размера кулак моряка камнем выбивает ему ряд зубов и они золотыми рыбками усеивают речное дно.

На берегу откачанный Филька божился, что моряку помогла нечистая сила, и в доказательство демонстрировал оборванную цепь без распятия. Крест, по его словам, сорвала русалка. Многие уверовали в его слова, тех, кто засомневался, – Филька вогнал по колено в землю оплеухами.