Анна Степанова - День середины лета [СИ]

И резко встал, уже холодный да пугающе спокойный. Ледяной Дьявол, каким привык его видеть Илан…

— Жди здесь и не смей высовываться! — шагнув к двери, приказал не терпящим возражений тоном.

— А… ты куда? Вот так?… В таком виде?..

Но задавать вопросы уже было некому.

— За ней, куда же еще… — буркнул Огнезор, отвечая то ли себе, то ли оставшемуся в комнате Илану.

Сказать это было проще, чем сделать. Беглецу столь легко затеряться в Краме! Особенно же, если гончая еще не решила, хочет ли вообще свою жертву настигнуть…

— Жрица?.. — коротко спросил Гильдмастер у своих караульных.

— Туда убежала, — указал один из ребят направо, и выпучил глаза, заметив сохнущую кровь и сбитые костяшки. — Прикажешь… догнать?

— Я сам…

Шел он поначалу неуверенно, будто во сне, — да и казалось все, сейчас творящееся, сном… Но на первом же перекрестье застыл.

Надо было подумать…

Он умылся в бочке с дождевой водой на чьем-то брошенном подворье, морщась, остудил саднящие руки. Заставил, словно пес, себя встряхнуться, сбросить цепенящую одурь и, наконец, как следует пораскинуть мозгами.

Одного взгляда на ту девочку хватило Огнезору, чтобы сложилась в уме картинка — сразу, вся целиком, как и прежде бывало с его "прозрениями", суеверными дураками окрещенными чудом. Вспомнился виноватый страх Паучихи, и ярость Славы, и странные слова Гутора, и даже зов неизвестного Плетельщика… И подумалось вдруг со злостью, что, выходит, каждый вокруг ЗНАЛ, так или иначе, — и лишь он сам, тот, кого касалось дело более прочих, трусливо не хотел ничего видеть, неосознанно, но точно, уклоняясь от возможных потрясений. Однако не было еще в мире случая, чтоб от неприятностей вот так легко спрятаться удавалось, всего лишь закрыв глаза да заткнув уши… А что нежданное воскрешение сулит им всем, прежде всего, неприятности, Огнезор был твердо уверен. Да и привык он, в общем-то, всегда и отовсюду ждать подвоха…

Нет, конечно, и прежде попадались мастеру девицы, лицом похожие… Взять хоть Лаину племянницу, дочь Шаны, к примеру. Видал Огнезор ее год назад, когда навещал ахаров, охранные метки Гильдии на долине обновлять. К четырнадцати годам выросла барышня копией тетушки — глаза только карие, в отцовский род, да нрав поспокойнее, не такой дурной и беспечный… Однако же ничто при встрече с юной ахаркой в его нутре не дрогнуло — лишь тоскливее на миг стало, чем обычно. Одаренным ведь не столько видеть человека важно, сколько чувствовать. Будь хоть трижды ахарская девчонка с давно умершею схожа — НЕ ОНА это была, и все тут!..

Теперь же… словно каждый нерв наружу вытянули… Нить старой связи враз воспряла, налилась жизнью и силой, почувствовав, наконец, не пустоту по ту сторону, но тепло. Живое тепло ТОЙ САМОЙ, единственно нужной души.

Огнезор едва-едва успел закрыться. Ни к чему сейчас это было! Неправильно!

Хоть и держать себя взаперти оказалось тяжело неимоверно…

Но стоило Милиной воспитаннице из виду пропасть — как все само собою схлынуло. Не чувствовал он ее больше! Совсем! А уж это грозилось с ума свести по-настоящему! И с шага теперь заставляла сбиваться тревожная, заполошная мысль: вдруг все это ему лишь привиделось, вдруг свихнулся он таки, а, может, и давно уже?.. И сидит ныне где-нибудь в казематах глубоко под Общим Домом, куда прятала Гильдия всех отработавших свое, бесполезных теперь безумцев… А Крам, и Илан, и… Снежинка — только плод его больных фантазий…

Что ж, даже если так, — он не отступит.

Азарт и ярость поднимались в душе, помогая задавить окончательно робкую надежду и радость от того что может быть — только МОЖЕТ БЫТЬ — это и есть нежданное чудо…

Но чересчур уж хорошо Гильдмастер знал, что дармовых чудес не бывает. И что злой умысел столь часто переплетен в жизни с обычной глупостью, что отличить их друг от друга порой невозможно. Вот и гадай теперь, сглупила в своей жажде облагодетельствовать высокий мастер Мила, преданная Гильдмастерова "адептка" — или подспудно навредить пыталась? И одно лишь выяснение этого, даже без всяких романических бредней, столь недостойных ни его, Огнезора, звания, ни далеко уже не юношеского возраста, — само по себе хорошая причина, чтобы настигнуть-таки беглянку…

Однако, что бы от него сейчас девушку ни прятало, держалось оно вполне надежно, без намека на малую трещинку. Уж здесь-то Мила на славу постаралась! Ее бы успехи в амулетном деле — да на благо Гильдии! А то защиты вот для подмастерьев не допросишься… Кто они, мол, такие, чтобы охрану САМОЙ Паучихи иметь? На том и весь разговор…

Дрянь сумасшедшая!

Так зол на кого-то из своих Огнезор, наверное, со дня Лаиной смерти не был!

И это плохо. Хуже некуда!

Это последнее, что он может сейчас себе позволить!

Мила еще слишком полезна Гильдии — совсем, как и Слава когда-то…

А значит — ненависть умрет в нем, не родившись. Он просто сотрет ее, как стирают память вновь посвященным ученикам.

Немного самовнушения — и очень много внутренних сил, чтобы не потеряться в самом себе, не сойти с ума окончательно… Эх, если бы и ту, другую, одержимость можно было вот так, одним крепким усилием вычеркнуть! Но слишком поздно уже для этого… Чересчур глубоко проросла, не вырвешь, идиотом не оставшись…

А его разум и без того еще за все спросит…

Когда-нибудь.

Благо, не сегодня…

Сегодня же, сейчас необходимо от всего отрешиться. Пробить защиту Паучихи непросто даже Гильдмастеру! Но он все еще может позвать. Ухватить едва уловимую ниточку только-только возродившейся связи — и потянуть на себя, подтолкнуть, потребовать…

— Сними же его, сними… — прислушиваясь к улицам вокруг, напряженно уговаривал Огнезор.

Минуту, другую, пятую…

А потом чувство знакомого присутствия нахлынуло, сбивая с ног. Внезапно близкое и, вопреки всему, — долгожданное.

Мужчина бросился за ним, готовый сорваться на бег. Улица за углом, проулок налево, убогий дворик летней храмовой едальни для увечных и нищих…

Он замер за живой оградой из шиповника, три шага не дойдя до калитки.

Его — теперь уже его! — беглянка-жрица сидела за большим общим столом, среди отребья, сочувственно и чересчур усердно внимая спившемуся оборванцу-вояке. Обрюзгшему, побитому войной и слишком рано постаревшему — но все равно без труда Огнезором узнанному.

Это был Крес, тот самый Крес — заклятый друг их Таркхемского ученичества!

Гильдмастер не видел его почти тридцать лет! И судьбы их теперь столь далеки были друг от друга, что шансы пересечься им казались ничтожными… Но вот же он, здесь! Пьяно признается Снежинке в любви…

Воистину, неумелые Плетельщицы вокруг себя безумие творят! И, похоже, нынче прошлое Огнезора всерьез надумало смешаться с настоящим! К добру или к беде — решить способно только время.