Анна Степанова - День середины лета [СИ]

— Отсыпается, — коротко бросил молодой лорд, тут же возвращаясь к прерванным рассуждениям. Опять не давая Илл'е на расспросы ни шанса…

Что ж, посвящать ее в результаты "беседы" с пленным, видимо, никто не собирается… А значит, и тянуть дольше этот бесконечный ужин нет никакого смысла!

— Я отнесу посуду, — на полуслове прервала Илл'а юношу.

Низкую кухонную дверцу она толкнула плечом, настолько поглощенная неприятными мыслями, что вперед не смотрела. Оттого и тарелки едва не превратились в груду черепков, когда с размаху Илл'а налетела на кого-то.

— Прошу прощения, — прошипела раздраженно.

Но виновник ее неловкости не спешил освобождать проход.

— Так-так-так… — издевательски пропел над ухом наглый девичий голосок. — Вот, значит, кому моя одежка пригодилась!..

А говорившая была хороша — прям на зависть! Даже криво срезанные светлые пряди, торчащие по-мальчишески в стороны, да презрительный огонек в карих глазах ее очарования почти не портили!

Чудес-с-сные у Таргела охраннички!..

И лекарка вконец разозлилась.

— Одежка, по всему, не твоя, а казенная, — огрызнулась с наглой ухмылкой. — Дежуришь по кухне? На вот, помыть надо бы!

И вмиг сгрузила грозной девице в руки стопку грязной посуды.

Ответить белобрысая не успела: строгий начальственный окрик прервал их игру в гляделки. И досталось, в этот раз, отнюдь не Илл'е!

— Опять? И чем же ты СЕЙЧАС занята, Ри?

Рыжий Иланов телохранитель воздвигся в тесноте кухоньки, макушкой задевая потолочные балки да плечами раздвигая котлы и сковородки. На подчиненную смотрел он с раздражением и досадой, Илл'у же не удостоил и взглядом.

— Всего лишь любопытно стало, что за птичку Таргел с собою берет! А что, нельзя? — ничуть не смутил начальственный гнев дерзкую барышню. И все так же она на Илл'у пялилась — нагло да неприязненно. Напоказ обливая презрением — втайне же сгорая… от ревности?.. Да к тому же столь злобной и жаркой, что даже соперница без дара для себя бы угрозу почуяла, что уж об одаренной, обученной жрице говорить!..

А еще эти тарелки в руках…

Илл'у начал разбирать невыносимый смех.

Это, что ли, и она сама такой дурочкой выглядит, стоит лишь пред холодные очи одного лорда-дознавателя предстать?.. Два дня его знает (коль уж сны не считать) — а туда же!.. То-то он, бедняга, при ней чуть зубами не скрежещет — от такого-то наплыва страстей на свой одаренный, чувствительный к чужим эмоциям нюх!.. Или, может, не все так плохо? И со стороны вовсе не столь заметно? Может, Илл'а оттого эту Ри так "почуяла", что подруга, как-никак, по несчастью? Дурак дурака, как говорится…

— Хочу тебе напомнить, Ри, — немедленно развеял все ее надежды рыжий, — что ты пока на испытательном сроке! И что за последние семь лет — единственная женщина, кого господин лорд в личную охрану взял! Так что изволь не повторять ошибок предшественниц! Влюбленных дур, как и лодырей, Таргел терпеть не может!.. Потому спрошу еще раз: что ты здесь забыла?

— Да посуду она моет! — влезла со смешком лекарка. — А ты, Огонек? Смотрю, жив-здоров — и даже ругаешься! Иди-ка сюда! Как рана затянулась, проверю.

Оба вытаращились на Илл'у так, словно она их заживо сожрать пригрозила. А рыжего вообще перекосило!

— Об-бойдусь… и без лекарской помощи, — открестился он столь поспешно, что девушке даже стало его жалко. Незабываемым, видать, было то исцеление! — Посуду, значит? Ну так мой, а не языком мети! — рявкнул на Ри, и та — о чудо! — послушалась.

Стрельнула, правда, в Илл'у ненавидящим взглядом.

Но той уже до них и дела не было.

Еще хихикая, спешила лекарка к себе: проверить напоследок все в дорогу.

Путешествие грозилось стать по-настоящему… занятным.

Над обглоданными морским ветром крышами робко полыхал закат.

Пышная кавалькада всадников неспешно и важно, под гомон зевак, сильно растянувшись, выползала из юго-западных ворот Крама. Блеск разноцветных одежд, сияние парадных кирас стражи, загадочная чернота плащей да масок — сам лорд-наследник при свите и охране покидал "город многиих пороков"…

А далеко в стороне от тракта через давно обрушенную восточную стену перебиралась троица пеших путников — в невзрачных бурых плащах, запыленных сапогах, с потертыми тяжелыми сумками наперевес… Никому не было дела до безумных бродяг, покидающих тепло людского жилья торопливо и на ночь глядя.

Впрочем, те как раз на это и рассчитывали…

Темнота подступала медленно, лениво, нехотя — словно город, застывающий позади, никак не желал прощаться с уходящим безумным днем. В сырых густеющих сумерках Илл'а ступала осторожно, тщательно следуя изгибам каменистой неверной тропки, змеящейся среди колючей прибрежной лозы и кусками давно обрушенной кладки. С трудом поспевала она за размашистым легким шагом Таргела — Илан же пробирался следом, то и дело спотыкаясь да шепотком поминая дьяволов.

Причина его шипения была понятна: темнеет, под ногами ямы и кочки, густо поросшие травой, а кустарник так и норовит стегнуть по лицу, потянуть за косу, выдрать клок из плаща… Юный лорд еще неплохо держался. Впрочем, и двигался, не чета жрице, весьма ловко.

О Таргеле даже говорить не стоило! Вел его высокородие господин дознаватель сквозь глухие заросли спутников своих столь уверенно, будто всю жизнь самолично в этих проклятых Богинями местах разбойничал! Сворачивал на перекрестьях, не колеблясь ни мига; плечом раздвигал непролазную колючую стену, за которой вдруг обнаруживалась тропка; уверенно хоронился от одних шорохов — и напрочь игнорировал прочие…

Шли они упрямо и молча.

У Илл'ы, конечно, на языке всевозможные вопросы так и горели: куда бредут, зачем, почему… Но девушка пока любопытство сдерживала: живо помнилась угроза оставить ее в ближайшей обители. Нет, что Таргелу ее нежданный талант в исцелении обращенных полезен окажется — сомневаться не приходилось. Но вот действительно ли он так нужен здесь и сейчас, да еще настолько, что стоит за собой обузу-лекарку тянуть?.. И если нет, то не "забудут" ли господа-дознаватели наивную жрицу где-нибудь по пути? А если да — то и подумать страшно, во что же она такое влезла! То-то Взывающие рады будут! Как бы еще одной глупой девчонке нос не укоротили… по шею…

Однако малодушничать Илл'а себе еще в день побега из Храма запретила, а потому все трусливые мыслишки похоронила уже на третьем повороте извивистой потайной стежки, быстро позволив радости да детскому восторгу от ВЕЛИКОГО И ОПАСНОГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ взять над собою верх всецело и полностью. И, что примечательно, юный лорд Илан ее чувства определенно разделял — даже ругался на каждой кочке как-то с задором, предвкушающе и весело. И лишь Таргел неизменно был хмур. Смотрел на их бестолковую радость с осуждением, с грозным, не терпящим шуток, укором — того и гляди, словно детей, начнет отчитывать…