Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Я все равно так не смогу.

— Почему? Сможешь. Дай-ка молока.

Эльга, потянувшись, сняла со стола пузатый кувшин.

— Вот, мастер Мару.

Унисса накрыла ее пальцы своими.

— Так что скажешь?

Эльга опустила глаза.

— Простите.

Обида еще свивалась где-то в горле, но была совсем маленькой.

— Быть мастером очень непросто, — сказала Унисса тихо, — но листья — это как дети, они продолжение твоих рук, часть твоей души, крови, жизни. Ты можешь злиться на них, спорить с ними, призывать к порядку, но ненавидеть…

От слов мастера Эльга ощутила, как у нее начинают гореть уши.

— Это как ненавидеть свои пальцы. Свой рот, — продолжила Унисса, — сердце, нос, брови. Дом, родных.

— Но если у меня ничего не получается… — прошептала Эльга.

— Терпи и пытайся.

— Я устала.

— Я понимаю, девочка, — мягко сказала Унисса. — Но другого пути у меня для тебя нет. Знаешь, что говорил мне мастер Крисп? Что лучший лист для букета всегда находится на вершине дерева и хочешь-не хочешь придется туда забраться.

Мастер сделала несколько глотков из кувшина.

— Хочешь молока?

Эльга мотнула головой.

— Все равно поешь что-нибудь.

Унисса сунула ей в руку половину сухой лепешки. Девочка, вздохнув, откусила совсем чуть-чуть.

— Мне мешки подавать? — тихо спросила она.

— Нет, — сказала Унисса, — займешься первым слоем. Этот букет-панно мы сделаем вдвоем.

— Вы шутите?

Мастер Мару заломила бровь.

— Ты не хочешь?

— Очень хочу! — горячо заверила ее Эльга. — Но я, наверное, напорчу. Вы же видели мой первый букет!

Унисса улыбнулась.

— Ну, думаю, это достаточно простое задание. Не легкое, но простое. Поняла? Главное, старайся, чтобы листья держались в границах местечек. Делай пышную подушку, не страшно, я потом умну. И еще — у нас очень мало времени, — хлопнув ладонями по коленям, женщина встала. — Так что, ты готова?

Эльга торопливо запихнула в рот остатки лепешки.

— Фа!

Мастер Мару рассмеялась.

— Тогда вперед! Бери правый край и отсыпай Кранужан, Живцы и Гарь-поле. Только смотри, потихоньку, одно местечко за другим, не перепутай.

— Да, мастер Мару!

Эльга, подпрыгнув, свалила на себя мешок с биркой «Живцы».

— Осторожнее, — сказала Унисса.

— Он легкий!

Листья в мешке настороженно шептались между собой. Кто такая? Что ей надо? Неопытная девчонка-то, безрукая совсем…

Эльга только засопела.

Нет, она не собиралась с ними спорить. У нее — дело. И вообще, глупые листья слушать — только время терять.

Она сбегала к столу, посмотрела карту. Ага, вот где Живцы, раскинулись понизу до правого края. Ух, большие, просто кошмар, двух мешков не хватит. Кранужан выше, а полумесяц Гарь-поля липнет к Дивьему Камню.

Руку — в мешок. Как поживаете, Живцы?

Глубже, глубже — и листья облепили кожу до локтя. Даже вытаскивать было боязно. Держитесь там?

Эльга вдохнула.

Рука появилась из мешка вся, словно ветка, поросшая зеленью. Липа, береза, овсюг. Стебельки травы и мятые бутоны полевого цвета.

Так, теперь, наверное, надо как-то переместить…

Эльга поднесла руку к панно. Листья держались плотно, как чешуя. Слышалась их напряженная вибрация, кожа от них зудела.

Ш-ш-шрыш-шыр-шыр.

— Мастер Мару, — обернулась Эльга.

— Стряхивай, — сказала Унисса, откусив у листа непослушный черенок. — Резко, как воду с пальцев. И направляй сердцем. Листья поймут.

— Да, мастер Мару.

Эльга искоса посмотрела на панно. Дерево сделалось узорчато-лиственным, с прихотливыми трещинками, в золоте нанесенного воска. Что ж, готовьтесь, Живцы.

Р-раз.

Согнутая в локте рука выпрямилась, и листья посыпались горизонтально, словно только того и ждали. Они втыкались в дерево, будто железные пластинки, и формировали ряды. Десяток или два упали, не удержавшись, но остальные застыли плотным, зубчатым, подрагивающим строем.

Унисса, отклонившись, посмотрела на результат.

— Очень хорошо, Эльга. Продолжай.

— Да, мастер Мару.

Эльга снова сунула руку в мешок.

Листья теперь облепили ее быстрее, охотнее, сами торопились попасть на панно. Понятно, каждому хочется поучаствовать.

Еще и передерутся. Уступите, подвиньтесь, мы, дубовые, всегда первые…

Фыр-р-р — полетели, проникая, прорастая в узор, поднимаясь новым рядом. Заползший за границу Живцов отросток Эльга смяла в ладони. Почудился жалобный писк. Простите, простите! — покаянно подумала она и разжала ладонь.

Ветер снес мятые трупики за столбики веранды.

Еще! Только уже внимательней, чтобы ни один лист не пропал зазря. Вспухала, прорастала диковинным ворсом зелень, Живцы обретали объем и цвет.

Мешок пустел на удивление быстро.

— Так, — объявилась рядом Унисса, — замечательно. Теперь отдохни. Пить не хочется?

Эльга мотнула головой.

— Все равно попей.

Женщина усадила ее на скамейку, вручила кружку с подкисшим с утра молоком. Оказалось, что уже полдень.

— А вы? — спросила Эльга.

Унисса посмотрела на ощетинившиеся листьями Живцы.

— Да, наверное, — она села рядом. — Как тебе Покосы, хороши?

— Мастер Мару, я очень-очень хочу научиться также! — проникновенно сообщила девочка.

Унисса потрепала ее по волосам.

— А куда ты денешься?

— А из листьев можно все, что угодно, сделать?

— Наверное. Только оживить никого нельзя, — сказала мастер.

В беседку, обмахиваясь длинным рукавом, поднялся эконом. Выглядел он не в пример свежей себя вчерашнего.

— Добрый день. Спешу посмотреть, как вы здесь.

Вместе с ним по ступенькам тяжело поднялся полный, усатый человек в светлой накидке. Он слегка припадал на левую ногу.

— Господин Эрмин, — представил его господин Канлик.

— Долгой жизни, мастер листьев, — склонил голову тот.

— Чем обязана?

Господин Эрмин обернулся на эконома. Лицо у него было серое и слегка, на взгляд Эльги, походило на жабье.

— Видите ли, — помявшись, сказал он, — еще до смерти энгавра Миккоша поползли слухи…

— Обо мне? — Глаза Униссы потемнели.

— Нет, нет, что вы! — испугался господин Эрмин. — Поползли слухи о том, что вода… что вы каким-то образом придерживаете воду.

— Я?

— Да, что вы здесь, наверху, перекрыли родник.

— Он сам пересох! — сжимая кулачки, встала перед Эрмином Эльга. — А мы, наоборот, хотим вас спасти!

— Я все понимаю, девочка, — господин Эрмин развел руками, — но люди отчаялись. Им нечем поить детей и животных. Им нечем поливать поля.

— И что? — спросила Унисса, отстранив ученицу.

— Энгавра любили, — вздохнул господин эконом.

Он подошел к столу, достал из корзинки яблоко, повертел, словно удивляясь, зачем вокруг него сжались пальцы, и опустил обратно.

— Я не понимаю, — мастер Мару скрестила руки.