Сергей Еремин - Нахимовский Дозор [litres]

– Случается, что нет мозга, и все тут, – на полном серьезе ответил Бутырцев.

Нырков было задумался, но понял, что над ним подтрунивают.

– Лев Петрович, полно вам шутить!

Было видно, что рука его не беспокоила и он готов поговорить с начальником.

– Давай-ка, Филипп Алексеевич, я тебя вином угощу. Тебе полезно – от красного вина кровь прибывает. Да и мне не повредит. – Бутырцев извлек из корзины, стоящей в углу комнаты, бутылку и щедро наполнил стаканы до краев темно-рубиновой жидкостью. – Твое здоровье. Бери печенье, закусывай, раненому надо много есть, быстрее поправишься.

Пригубили. Нырков любовался цветом напитка, таинственно мерцающего в свете свечи. Боль ушла, ему было покойно после сеанса исцеления. Не то от выпитого вина, не то от потери крови клонило в сон.

Бутырцев, напротив, никак не мог успокоиться. Высокий, худощавый, с длинными руками, он медленно и молча вышагивал из угла в угол с бокалом в руке, о чем-то размышляя.

– Что я хочу вам… тебе, Филипп Алексеевич, сказать на сон грядущий. Не дает мне покоя сегодняшняя встреча с начальниками союзных Дозоров. Послушай и посмотри сам, я тебе сейчас картину разверну.

Бутырцев достал из памяти специально запомненные самые важные живые сцены, подумал и добавил еще разговор с французом на обратном пути. Филипп с интересом просмотрел все – он работал с памятью Иного всего лишь второй раз. Первый раз был, когда он смотрел восприятие Иоахимом Пекусом фрагмента Синопского боя. И то, и другое ему показывал Лев Петрович. С легкостью извлекал увиденное и услышанное, эмоции. Такому надо было непременно научиться.

Филипп вздохнул – ему еще многое надо познать и усвоить, чтобы считаться настоящим магом и дозорным.

– Давайте делать выводы из этой встречи, – вернул молодого мага на землю старый волшебник. – Первое – кто главный в этой тройке?

– Лорд Джеймс, несомненно.

– Что вы скажете о турке? – продолжил пытать ученика учитель.

– Турок очень вежлив, красиво говорит, но себе на уме, – неуверенный в этом Нырков решил рискнуть и сыграть в угадайку.

– Это ты не встречался с восточными Иными, турок этот – аскет по сравнению с каким-нибудь sihirbaz или büyücü, который своими цветистыми восточными речами околдует тебя без всякой магии. Кстати, магия у мусульман под запретом, так же как и в христианстве. Но так уж вышло – мы, колдуны и волшебники, сосуществуем рядом с верой. Мустафа Эфенди немногословен, в этом отношении он европеец в общении с европейцами. Сказывается опыт, похоже, он старше меня. А что ты думаешь о французе?

– О вашем приятеле? Легкий, веселый, но в то же время практичный – настоящий француз.

– Образцовый… Тебе ничего не показалось странным в его вопросах? – Бутырцев внимательно смотрел на молодого мага.

Нырков чувствовал себя как на экзамене – надо было правильно ответить. Что будет правильным? Была не была:

– Мне резануло ухо, когда он Шаркана упомянул.

– Это когда я назвал собирателей полоумными, а он отчего-то решил поинтересоваться, не относится ли к таковым Шаркан?

– Именно так.

– Гм… А ведь ты прав, мой юный друг, – задумался Темный, – обмолвочка у Шарля вышла, сильно ему интересно, что Шаркан мне поручил. И он уверен, что без такого поручения не обошлось. Что мог мне поручить Шаркан, по-твоему, чтобы это интересовало де Сен-Тресси?

– Ну-у… – тянул ответ ученик следователя, лихорадочно соображая, в чем заключается верное умозаключение. – Не за Светлыми следить же… Возможно, что-то найти?

– В свою коллекцию? То самое, за что Шарль мне посулил большие деньги от его заказчиков… или покровителей… или повелителей. – Бутырцев понял, что ухватился за кончик нужной ниточки. – И их не просто редкая безделица интересует, а конкретный артефакт. Что бы это могло быть? А, Филипп?

– Могущественный амулет или вещь магическая, сделанная кем-то из древних Абсолютных, способная перевернуть мир, – беззаботно ляпнул Нырков.

Ляпнул и прикусил язык, ожидая разноса от старого сухаря-Иного, не подверженного романтическим бредням. К его удивлению, Бутырцев надолго задумался.

Тишина повисла в комнате и потихоньку начала звенеть в голове Филиппа. Когда звон стал совсем невыносим, Бутырцев наконец-то посмотрел на юношу и произнес:

– Отчего же вы, Филипп Алексеевич, до сих пор молчали, если вам все понятно? Это же все объясняет.

Утро 13 октября вышло неожиданно тревожным – где-то вдали за городом по направлению к Балаклаве гремела артиллерийская канонада. Бутырцев знал, что вся Балаклавская долина от Камар до Сапун-горы перекрыта четырьмя редутами, в каждый из которых англичане посадили до четверти тысячи турок. Плюс артиллерийские батареи. Это он видел собственными глазами не далее как позавчера во время совещания с главами Дозоров. Для Меншикова, главнокомандующего русскими войсками, расположение редутов тоже не было секретом – с высот в районе селения Чоргун, куда князь выбирался на рекогносцировку, они отлично просматривались. К югу от редутов расположилось селение Кады-Киой, где виднелись белые конические шатры английских палаток.

На сегодняшнее совещание Лев Петрович захватил в качестве помощника Ныркова – юноша числился в отпуске по ранению. Рука его стремительно заживала, но Бутырцев велел ему не торопиться с выздоровлением, это могло показаться подозрительным. К тому же Филипп был ему нужен в качестве того самого оселка, на котором можно оттачивать свои суждения. Свежий незамутненный взгляд молодого Иного тоже должен был пригодиться.

Приближаясь со стороны города к линии наших бастионов, Бутырцев накрыл себя и спутника сферой невнимания. Потом пришлось и к невидимости прибегнуть. Два всадника опять стали видимыми уже далеко в тылу французов, чуть ли не у лагеря на Сапун-горе. Но сфера по-прежнему надежно защищала их от любопытства вражеских караульных.

По мере приближения к Сапун-горе артиллерийская канонада становилась все отчетливей. Стало понятно, что в Балаклавской долине идет даже не бой – сражение.

Вдруг выяснилось, что попасть на место встречи им будет затруднительно – похоже, именно на этой удобной для наблюдения за долиной площадке, что была на самом верху юго-восточного склона горы, расположился командный пункт союзников. Множество офицеров, как англичан, так и французов, толпились вокруг группы генералов. Порученцы стояли поодаль, тут же паслись, пощипывая свежую осеннюю зеленую травку, стреноженные кони. Вторая половина лошадей была привязана к импровизированной коновязи из наспех сколоченных бревен. Конные порученцы то и дело срывались с места и галопом мчались вниз по дороге в сторону Балаклавы. Навстречу им из долины тяжелым медленным шагом плелись запаленные лошади вестников из гущи сражения.