Сергей Еремин - Нахимовский Дозор [litres]

– Что вы хотите, юноша? Тут же каждый день войска передвигаются. Эти придорожные кусты – единственные на две версты пути, – ответствовал Бутырцев. – Животы не только у нас с тобой прихватывает…

По пути на Северную сторону дозорные остановились у подножия холма, где было обустроено кладбище. Более ухоженные офицерские могилы выделялись на фоне холмиков с простыми крестами над братскими могилами нижних чинов. Погост разрастался. И сейчас тут было многолюдно: рабочие команды рыли могилы, подъезжали фуры с телами, накрытыми бурым от запекшейся крови брезентом. Телеги подвозили гробы для людей благородного происхождения – для тех, у кого были родственники, способные оплатить недешевую покупку. Для погибших и умерших от ран офицеров полковые товарищи покупали домовины вскладчину. К зиме стоимость необходимого для нормальных похорон доходила до заоблачных цен. Но к весне пятьдесят пятого все же удалось наладить поставки многого, в том числе и гробов. Плати – и подрядчики свою выгоду не упустят, все привезут.

Темный и Светлый смотрели на кладбище с одинаковой спокойной печалью: любому человеку не доставляет радости вид этого последнего человеческого пристанища. Особенно такого – для тех, кто в большинстве своем умер смертью насильственной. Кто мог бы еще жить, радоваться и радовать.

Бутырцев стряхнул невеселые мысли и наконец-то задал главный вопрос:

– Где же искомое место, Филипп Алексеевич?

Нырков поражался выдержке своего начальника. Сам он давно бы уже засыпал напарника по розыску вопросами. А Лев Петрович – само спокойствие…

– Речь идет о деле сверхважном. Разговор наш должен быть сокрыт надежно. Поэтому мы спрятались в кладбищенских эманациях, дабы затруднить подслушивание нашей беседы, – ответил Бутырцев молодому человеку на его невысказанный вопрос. – Кстати, почувствовал ли ты слежку в районе монастыря?

– Неужто была? Ничего не заметил, – пожал плечами Филипп и с неприличным любопытством уставился на опытного Темного.

– Была, голубчик, была. Будто ждали нас. И не будто, а просто ждали. Скорее всего лежит следящий амулетик на горе, а как почует кого из нашего брата, так и начинает кричать своему хозяину «караул». Тут ни особого умения, ни Силы не требуется. Главное – пометить того, за кем следить надобно. Мне в свое время де Сен-Тресси показал кое-какие закавыки, он мастак в этом деле. На ком же из нас меточка проставлена? На мне? Сомнительно. Вряд ли бы кто рискнул. Тебя же отличить сам Сумрак велел. Кому велел – вопрос? Сейчас я тебя осмотрю, спасибо Шарлю – научил когда-то, как искать…

Бутырцев ушел в себя и начал водить ладонями вдоль тела Филиппа.

Нырков от такой новости минуту стоял безмолвным столбом. Потом тяжко вздохнул, иронично посмотрел на сосредоточенного Темного и ехидно произнес:

– Вы, Лев Петрович, этот вот рукав моей шинели проверьте. Я в ней, почитай, с самого приезда в город хожу. Наверняка там. Чтобы понять, кто поставил, вспомните совещание на Сапуне, когда вы меня, раненного в руку, первый раз главам Дозоров представили… Нашли? Я же говорю…

Ошарашенный Бутырцев задержал руку над локтем мичмана и поднял голову, глядя в глаза юному магу:

– Тут она. И нашел я ее быстро, потому что меня научил этому ее хозяин…

– Шарль де Сен-Тресси. Поставил, когда мне боль с раны снял.

– Ах, пройдоха! Изящно сработал, – невольно улыбнулся Бутырцев.

– Я-то грешным делом подумал тогда, что он из благородных побуждений помог мне, еще вас мысленно за бездушие укорял, а он… Все вы, Темные, мазаны… одной стороной Сумрака, – смягчил укор Филипп. – Снимайте эту гадость ко всем чертям. Можете?

– Ты думал, что Темные – сахар? Но торопиться снимать эту пищалку мы не будем. Теперь, когда мы знаем, кто тебя отслеживает, мы немножко поиграем в кошки-мышки! Понимаешь, о чем я?

– Как не понять… – протянул Нырков, лихорадочно браня себя за поспешное предложение убрать подсадную.

– Где же место? – повторил свой вопрос Бутырцев.

– Проведенная мною триангуляция… с пяти точек, считая монастырскую келью, недвусмысленно указывает на квадрат в Севастопольской бухте саженях в ста пятидесяти от берега со стороной квадрата в пятьдесят саженей. Квадрат оный расположен левее пристани в Аполлоновой балке примерно на сто саженей, если считать по южному берегу, – доложил морской артиллерист. – Отсюда хорошо видно.

– Только рукой не указывай! – резко воскликнул Бутырцев. – Смотри на южный берег, будто бастионы разглядываем…

Лев Петрович медленно заскользил взором по панораме Корабельной стороны слева направо: первый бастион, Ушакова балка, далее в глубине суши возвышается Малахов курган. И опять взгляд направлен к кромке бухты – видна выемка Аполлоновой балки, пристань. Еще правее – каменистый берег, казармы, Павловский мыс со зданием, где расположена метеостанция. Искомое где-то в бухте напротив этого каменистого участка.

Надо собирать экспедицию. Опять призвать для разведки Нектона, опять спускаться на глубокие уровни Сумрака. Хорошо, что хотя бы на своей территории. Что никоим образом не сможет помешать проникнуть туда ни магам из Дозоров союзников, ни Инквизиции.

Очень тихо и незаметно надо это место разведывать.

Легко сказать: разведывать. Ты попробуй сделай. Это же опять надо целую экспедицию собирать: найти лодку, договориться с Нектоном – поднадзорным британского Дозора, выбрать ночь потемнее, да и Филиппа с его батареи вызвать под благовидным предлогом хотя бы в штаб.

Да-да, мичман добился своего – был назначен на бастионную батарею. К его большому сожалению, не на четвертую оборонительную линию, включающую в себя первый, второй бастионы и Малахов курган, а совсем на другом фланге обороны – западном, на седьмом бастионе. Но враг что на левом фланге русской обороны, что на правом был один – французы.

Ныркову пришлось командовать полубатареей. Забот хватало, без дела не прохлаждался. Одно было непривычно – приходилось сидеть на одном месте. После его разъездной службы порученцем было немного непривычно. Он утешал себя, что хотя бы среди моряков находится, но и моряков на батареях становилось все меньше и меньше, раненых и убитых замещали солдаты. Они быстро перенимали флотские порядки и традиции, даже усваивали морскую терминологию, гордились этим перед строевыми солдатами полков и команд, но чувствовалось, что люди они сухопутные.

В самом конце апреля Бутырцев наконец-то собрал своих помощников для вылазки в бухту. Зозимос Псарас одобрил предстоящую ночь с точки зрения погоды: на море спокойно, но пасмурно, ялик, давно и по-тихому выкупленный севастопольским Дозором у вдовы местного рыбака, будет незаметен даже без всякой магии.