Сергей Еремин - Нахимовский Дозор [litres]

Так, шатаясь от стенки к стенке, монах довел Бутырцева до тесной пещерки, в которой уже ютились старец и мичман. Оба они в неверном свете свечного огарка разглядывали ржавую иглу – кусок толстой грубой железной проволоки, заостренной с одного конца и с ушком с другого.

– Игла? – задал ненужный вопрос Лев Петрович. – Что сие означает?

– Она самая, ваше высокоблагородие, – ухмыльнулся ехидный мичман, – славная игла, крепкая, сохранности прекрасной, а ведь годов ей немало.

– И что в ней примечательного, позвольте поинтересоваться? – Бутырцев быстро проверил предмет на наличие магии. Что-то в иголке было: мелкое, простое, равнодушное. Ни угрозы, ни помощи она не обещала.

– Перст указующий! – молвил Евстафий и неуверенно ткнул высохшим узловатым пальцем в низкий каменный потолок. – На Него!

– Такой парусину хорошо сшивать, – одновременно со старцем высказался Нырков.

– Как же она на Него должна указать? – спросил Бутырцев.

– Сие мне неведомо, – смутился монах, больше похожий на собственные мощи, чем на живого человека.

– Филипп Алексеевич, а вы как себе этот карамболь представляете? – Бутырцев строго посмотрел на подопечного и даже чуть-чуть подтолкнул магически – вдруг на юношу снизойдет озарение.

– Э-э-э… – затянул пустопорожний ответ недавний гардемарин, не утративший еще привычку пытаться хоть как-то ответить невыученный урок, дабы избежать наказания. – Мне представляется, что сия игла – суть вещь необычная, но есть в ней некое сродство с предметами обычными, нами познанными, которые суть вещи простые и понятные.

– И?.. – заинтересовался Бутырцев, мысленно заключая сам с собою английское пари: нет, не вывернется боевой офицер с ответом на столь каверзный вопрос, утратил ученическую хватку.

– И этим предметом может быть… бы-ыть, – затянул монотонно Нырков.

– Бы-ыть… что?

Бутырцев с самым серьезным видом потешался над потугами Филиппа. Лев Петрович был настолько невозмутим и искренне заинтересован в правильном ответе урока учеником, что даже старец Евстафий уверовал: этот отрок сейчас все наилучшим образом разъяснит.

– …может быть… – лихорадочно перебирал в уме предположения отрок, – бы-ыть… Компас!

Последнее слово он выкрикнул.

Бутырцев обомлел: а ведь и правда, намагниченная игла – это стрелка простейшего компаса. Только что им с того знания о севере и юге, он и без компаса может с точностью градусов до десяти-пятнадцати показать направления на эти страны света даже здесь, в скале. О чем он не замедлил сказать моряку.

– Давайте испытаем эту иглу, Лев Петрович! – предложил Филипп. Он уже сам поверил в свою выдумку, ему нестерпимо хотелось, чтобы игла оказалась указателем. Глаза его горели, щеки разрумянились. Впрочем, все это могло происходить от чрезмерного употребления вина за обедом.

– И то правда… – высказался старец. – Испытаем.

С этими словами он сунулся в темный угол, вытащил из него в освещенный кружок пола шайку с мутной водой, пошарил по полу, что-то с него подбирая. Оказалось, кусок тростникового стебля, которыми был устлан пол.

– Дай-ка, касатик, – забрал он иглу из рук Бутырцева.

Монах проткнул иглой тростинку поперек и положил ее на грязную воду. Игла тут же задралась тонким концом вверх.

«Ноги он в этой шайке моет, что ли?» – подумалось Бутырцеву.

– Нет, не так! – вскричал азартный Нырков. – Дайте мне, сейчас я…

Он вытащил иглу из таза, подобрал с пола другой кусок тростника и проткнул его железкой вдоль. Затем осторожно положил на воду. Самодельный компас крутанулся и замер, показывая острием иглы, на взгляд Бутырцева, направление на запад. Филипп вынул «прибор» из шайки и опять положил его на поверхность жижи так, чтобы острие указывало на восток. Упрямая иголка прокрутила тростинку ровно на 180 градусов, уставившись на запад. Это явно был указатель!

На что же?

– Вот! Смотрите! Я был прав! – ликовал Филипп.

– Устами младенца глаголет истина! – громогласно изрек старец. Даже странно было слышать такой голосище, исходящий из столь тщедушного тела.

Евстафий добавил:

– Есть в тебе, отрок, свет Его. Неси этот свет, не расплескай, ибо многое тебе дано, но употреби сей дар с пользой. – При этих словах монах даже прослезился, стал на колени лицом к иконам и начал бить поклоны, осеняя себя крестным знамением и шепча молитвы. Нырков тоже несколько раз перекрестился.

В пещерке-келье и двоим было тесно, Бутырцев как стал во входном проеме, так там и стоял все это время. Филипп приткнулся спиной к стене. В ногах у них был старец и шайка с водой. Маги переглянулись над Евстафием – что делать? Нельзя оставлять такого важного свидетеля. Но не убивать же невинного человека, который к тому же помог им.

Бутырцев решился. Он очень осторожно и плавно заключил всех троих в кокон, отсекающий от окружающего мира. Затем так же медленно вторгся в память старца и убрал из нее всего лишь несколько минут – от момента озарения отвечающего урок Филиппа до текущего мига. Очень тщательно, подгоняя край в край, вложил в Евстафия память о том, что господа офицеры иглой полюбопытствовали, но ничего примечательного в ней не нашли. Работа была такой тонкой, будто мельчайшим бисером вышивал. Даже вспотел весь от усердия.

«Филипп, бери иглу и выходи наружу. Быстро скачи от монастыря на версту к северу, повтори фокус с иглой, засеки указываемое ею направление. И так несколько раз – надо понять, где будет точка пересечения этих линий. Она не должна быть далеко, вряд ли дальше Херсонесского маяка. Потом галопом назад – надо иглу на место положить. Понял?»

Нырков закивал головой: ясно, мол.

«Да купи у кого-нибудь водки! Тут же вокруг войска, в полках водка есть. Будто бы за белым вином ездил. А я тут буду зубы заговаривать…» – добавил Бутырцев.

Когда они через два часа выехали из монастыря, то еле держались в седлах: Нырков водку привез, пришлось с игуменом и трапезником впасть в грех пьянства и чревоугодничества. Но их совесть была чиста: грех был мелкий, к тому же Бутырцев слегка протрезвил собутыльников при отъезде, а самое главное – игла вернулась к своему владельцу.

– Лев… Петрович… по-моему, пора… – весьма нетвердо высказал свое мнение младший маг, когда монастырь скрылся из виду.

– Ты прав, Филипп.

Пары неуверенных пассов старшего из магов все же хватило на то, чтобы в головах дозорных воцарилась ясность. У обоих сразу же взбунтовались кишечники, и некоторое время можно было наблюдать только двух лошадей, небрежно привязанных к чахлому кустику бересклета у дороги. Потом из более густых кустов показались две фигуры.

– Ну и вонь тут стоит! – высказался Нырков.