Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— Здравствуй, Эвил Сийна, — сказал я тихо. — Давно не виделись.

— И как же ты так, а?! — пробормотал я. — Тоже мне, великая дриальдаль…дура!

Она, конечно, не ответила, погруженная в свой хрустальный, непроницаемый сон. Хм, спящая красавица… Трудно же будет тебя поцеловать будущему принцу. Вот она, мания величия, перемешанная с необоснованными желаниями и знаменитой женской логикой — проще говоря, полным отсутствием таковой.

Я злился. Досадно же, в самом деле! Всё-таки, не злодейка какая! Так, красивая женщина, возомнившая о себе невесть что. Да-а… Положеньице! Прямо скажем, бедственное.

Я вздохнул и поглядел на Эвил Сийну.

— Ну, девица красная, и что мы будем делать? Говорил я тебе? Предупреждал?!. - спросил я, вздохнул и посмотрел на клубок, при первом знаке готовый вновь отправится в путь. — Вот видишь, друг мой, что бывает с глупыми…

— А-ахх, — пронеслось молитвенным ветром в уставшем от раздумий воздухе. Я вздрогнул, и одновременно со мной дрогнули изогнутые тени ресниц на бледных печальных щеках. Вслед им едва уловимо, невнятно, мучительно трудно разлепились в секундную щелочку губы, успевая выпустить наружу призрачное, почти несказанное слово, пробившееся ко мне сквозь толщу стеклянного времени: — Спа… си…

— Спасу, — удрученно согласился я, кивнув пленнице головой. — Профессия у меня теперь такая. Стольким уже пообещал, что без разницы: одним больше, одним меньше.

Не знаю, поняла ли меня Эвил Сийна, но за поворотом шумно закряхтели и заворочались, тоже, видимо, возжелав спасения, а может быть просто хотели кушать. Наш сопровождающий пока не спешил выходить из укрытия, а я тем более не стремился к приватной беседе. Незаметно подпихнул ногой клубок и, кинув прощальный взгляд на дриаду, шагнул, пошёл, побежал по освещённому коридору подальше от сверкавших тюремных камер и притаившегося непонятно кого. Клубочек припустил что есть мочи, призывно подпрыгивая, оставляя многоточие шлепков на сером бархате нехоженой дороги. Наш третий, уже не маскируясь, — но, впрочем, и не лез на рожон, — пыхтя и вздыхая, устремился вслед за нами.

…Причудливое сочетание странных домиков было составлено наподобие детского конструктора, беспорядочно, путано и вместе с тем очень красиво. Светящиеся зигзаги дорог пронизывали их насквозь, отмечая повороты и перекрестки россыпью разноцветных надписей. Кое-где, прямо с потолка пещеры опускались вниз перевернутые пирамиды-небоскребы — текучие вековые наросты, всё ещё плачущие каменными слезами. Иные из них уже достигли пола и надежно вросли в него своими острыми крышами. Вокруг них тоже шли спиральные анфилады пристроек, многоярусными гроздями прилепленные прямо на наклонные бока. И вывески, вывески, вывески…

Я убегал.

Я уже давно не вёл счёт открывающимся вторым, пятым, сто десятым дыханиям. Ерунда! Лишь ноги дробно вторили сердцу. Мелькали мимо тёмные грязные стены и освещённые чистые панели, резные проёмы и современные двери, залы, лестничные пролёты, арки, анфилады, низкие подвалы и снова лестницы, снова коридоры… Мой неутомимый проводник давно сменил дислокацию и теперь не пачкался, расчерчивая собой пыль, а стремительно летел прямо передо мной, подобно отбитому теннисному мячу. Бесконечная травинка прилежно вытягивалась следом, ненадолго зависая в воздухе, а потом опадая в пыль.

Преследователь не отставал. Почему-то его образ постепенно трансформировался из клыкастого монстра в тучного, страдающего одышкой ночного сторожа, который стерёг школьный сад от наших ненасытных набегов. Он так же, задыхаясь и натужно сипя, гонялся за нами, обещая поймать и… и… Вот только что «и», так никогда и не договаривал. Что ж, если сейчас попадусь, то сразу и узнаю: будет мне разом и за то, и за это.

Горынови-иииич! Хийс трехбашковый, где же ты-ыыыы?!.. Отчаянье нахлынуло, как прилив, и так же стремительно откатило, переворошив в душе надежды и сомненья. Бежать!!! Авось и вынесет!.. Диллинь! Как пронзительно, мгновенно всплывает её образ! О ней я старался не думать, даже тень её имени приносила сейчас боль… Неужели никогда?.. Болььь-шшше… Ниии… Бежать!!! Всё слилось в единый туннель, серый войлочный коридор, гасящий мой уставший бег. Клубочек, подожди! Больше не могу! Эй!.. Я потянулся рукой за летевшим передо мной зелёным комком, не достал, потянулся из последних сил и… споткнулся.

Сбоку удовлетворенно захихикали, а я, не успев даже как следует охнуть, не то что скосить глаза, обозначив того, кто подставил мне подножку, тормозил всеми имевшимися частями тела, стукаясь, кувыркаясь и ругаясь, но, тем не менее, постепенно замедляясь в окончательной позиции животом и лицом, как шваброй собирая пыль в объёмную кучу. Рядом суетился клубок, расточительно разматывая свою драгоценную ниточку, оседавшую на меня спутанным покрывалом. Я охнул, схватился за голову, мол, перестань, я в порядке, попытался привстать, но поскользнулся, уезжая вбок подвернувшейся рукой и проваливаясь куда-то по наклонной вниз — в боковую дыру, скатываясь в неё вместе с собранной кучей пыли и ринувшимся вслед клубком.

Оставшийся наверху весельчак никак не мог успокоиться, давясь и отплевываясь смехом как вишнёвыми косточками. Я уже почти его не слышал, проскальзывая дальше вглубь, как вдруг смешки сменились отчаянным визгом, беспорядочной возней и сипеньем. Сквозь деловито хозяйское бормотанье прорвался последний пронзительный вскрик, и всё стихло, предварительно явственно хрустнув и рыгнув отрыжкой: наш невидимый бывший третий наконец-то нашел себе ужин.

И это ж надо было угодить в такую грязь!.. Давно нечищенные каменные кишки, по которым я продвигался как случайно проглоченный кусок, в надежде что это когда-нибудь закончится, и я когда-нибудь куда-нибудь выпаду, — были действительно давно и никем не чищены. Более того, выпал я в огромную кучу мусора. Следом вывалился грязный ошметок — я с трудом узнал в нём моего проводника — и выжидательно замер рядом.

Вокруг дружно рассмеялись. Ну ни шага без веселья! От одного шутника убежал, а тут их целая куча.

Комната была большая и напоминала производственное помещение с длинным конвейерным столом и лязгавшим механизмом, которым этот стол и оканчивался. На двигавшуюся ленту методично укладывался мусор, исчезавший в грохочущей машине и более ниоткуда не появлявшийся. Мусор, естественно, брался из той кучи, на которой я восседал в данный момент.