Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— Это Ромик с Малликой, — правым уголком рта процедил Сева, не прерывая своего занятия. — Им всегда весело — дети!

Он замолчал, так как Ля восстановила утраченные позиции, опять всецело заткнув собою прореху. Сева лишь что-то изобразил мне пальцами и окончательно отключился от внешнего мира.

Музицировавшая дама заиграла оживлённее: колыхаясь своими значительными формами, уселась поудобнее и грянула что-то новое, ритмичное, неожиданное для такого хрупкого инструмента. К ней тотчас же откуда-то сбоку выскочил щуплый аккуратный старичок и пританцовывающей походкой направился вкруг зала, элегантным движением фокусника вынимая из-за отворота сюртука флейту и с ходу начиная играть. Мелодия поглощала, завораживала, подхватывала и несла как бурная река, как ветер, как сама жизнь… Зрители неосознанно стали притопывать ногами, дышать чаще и сбивчиво, постепенно забывая о разговорах и перемещениях. Даже бармен приостановил раздачу напитков, замерев с бокалом в одном из своих щупалец. Ритм всё ускорялся и ускорялся, усложняясь и закручиваясь. Кто-то не удержался от присвистывания. Сбоку крикнули и начали хлопать в такт мелодии. Кому-то наступили на ногу. Разбили рюмку. Выругались. Даже Ля с Севой перестали целоваться. Но всё это было незначительно, пусто, потому что дуэт брал свою последнюю, самую высокую ноту… Внезапно лопнувшая струна дзынькнула и стремительно свернулась в тугую качающуюся спираль. Одновременно с ней старичок-флейтист взвился в воздух и, сделав сальто, приземлился перед своей партнершей на одно колено, раскинув руки и галантно наклонив голову — ап! Поклон!.. Вот так-то, господа! Знай наших! Тишина. Лишь посторонние звуки города, разом заглушённые бубнящей овацией восхищённых зрителей: здесь было принято не хлопать в ладоши, а бу-бу-бубнить, и чем громче, тем лучше. Ладно уж, мне понравилось не меньше остальных, поэтому я тоже забубнил, искренне выражая свой восторг. Бу-бу-бу! Знай наших! Бу-у-ууу!..

— Ура! — орал Сева, молотя себя кулаками по тельняшчатой груди.

— Вау-у-у! Юууу! — свиристели Ромик с Малликой.

— Бу-бу-бууу, — раздавалось отовсюду, постепенно смешиваясь и теряя первоначальное единство эмоций.

Кто-то легонько и нетерпеливо пинал меня в ногу. Я глянул вниз, начиная что-то говорить маленькому нахалу… Клубок! Уже размотавший изрядный ворох драгоценных ниток долбился и долбился в меня, видимо, давно пытаясь обратить на себя внимание.

— Что, милый? — тихо поинтересовался я, ловя себя на том, что обращаюсь к нему, как к живому существу.

Он перестал стукаться, заёрзал и, чуть подумав, выложил на полу аккуратную стрелочку остриём к двери.

— Уходить? Сейчас же? — удивился я. — А как же…

Звучно разбитое смотровое стекло красочно ответило за него, разлетаясь острыми прицельными осколками — кто-то вдруг начал атаку.

Я инстинктивно пригнулся. Клубок воспринял это как команду к действию и рванулся к двери вместе с остальными посетителями. Поднялся крик. В суматохе опрокинули стол, звонко перебив стоявшую на нём посуду. Сева по-десантному ловко устремился к окну, секундно выглядывая вниз. Бармен — щупальца у него тряслись — глядел на чудовищный погром, груду мусора, в которую превращалось его кафе и забытую, корчившуюся в этой груде фигурку желтого существа с головой, почти начисто срезанной оконным осколком. Рядом же, цепляясь за край стойки, оседал, будто тонул в болоте, старый флейтист, медленно, обессилено разжимая пальцы. Из его горла навылет торчал ещё один, нашедший свою цель кусок стекла. В воздухе, вибрируя и задыхаясь, звенел крик кого-то придавленного в дверях. Ля, выжидательно замерев, пристроилась под уцелевшим столом и не мигая глядела на занявшего наблюдательный пост Севу. Вернулся недовольный клубок. Откуда-то выползла Маллика и замахала нам руками. Из-под упавших стульев торчали безвольно вывернутые мальчишеские кеды. Ромик?.. Грохнув ещё одно окно, к нам влетел небольшой металлический шарик, стукнулся, скакнул и взорвался резким огнем. Мы вжались в пол, заслоняясь, кто чем придется. Не успевший спрятаться, итак убитый наповал горем, почти не сопротивлявшийся, лишь рефлекторно вздёргивавший конечностями, за своей стойкой факелом вспыхнул бармен. Запахло пережаренным мясом. Маллику вырвало прямо в подтекавшую к ней лужу крови. Визг и сутолока давно перекинулась за пределы бывшего кафе. Что, все-таки, происходит??? А?.. Побери меня мага…ар…

В высаженные толпой двери шагнул разъяренный Ра-Хор. В его руке, вытянутой в нашу сторону, хищно сверкал уже виденный мной жезл.

Последняя мысль у меня была, что «ну, зачем явился Ра-Хор — понятно: небось, магары ему хвост накрутили, а вот откуда у него… Фатш Гунн???»

— Сучье хонское племя!!! — орал он на меня. — И вы, глупцы, не лучше!!! — это к остальным. — А ты-то сюда как прибилась? — это к вытащенной из-под стола за волосы, упорно молчавшей Ля. Сева лишь хрипел, отплевывался и похабно ругался. Впрочем, на него никто не обращал внимания. Только трое рыбоглазых грольхов пристально держали его под постоянным прицелом готово мигавшего оружия. Нас вывели и потолкали куда-то вниз по лестнице, отодрав визжавшую Маллику от так и нераскопанного Ромика. Дорога освобождалась мгновенно, хлопали запиравшиеся двери и падали на окна занавески. Мы двигались сквозь коридор всеобщего отчуждения, впрочем, нет, не всеобщего… На заднем плане промелькнуло несколько подростков, таких же разноцветно вихрастых, как заваленный обломками Ромик. Маллика тоже их заметила, стрельнула на нас косым взглядом и вся как-то внутренне подобралась, враз потеряв детскую безобидность.

Улица внизу встретила нас рыбоглазым оцеплением и панически разбегавшимся населением — кое-где остаточно застрявшими, неэффективно замаскировавшимися зрителями. Среди грольхов виновато-скованной фигурой стоял поникший Хап-Астх. Левая часть его складчатой головы была украшена здоровенным синяком.

Площадка перед домом закруглялась высокой решеткой и фонтаном, выпускавшим вверх странную радужную струю, растекавшуюся в его каменном обруче вязкой переливавшейся пленкой.

— Господин Ра-Хор, — вдруг произнесла тэльлия. У неё оказался удивительный певучий, чуть растягивавшийся, гипнотический голос, прозвучавший тихо, но настолько неожиданно — как я понял, для всех, включая самого Ра-Хора, — что процессия остановилась. — Я хочу попросить вас о ничтожном одолжении… Я… хочу… вас… попросить… я… хочу… вас…

Она сделала томный жест, перешагивая через упавший с неё пеньюар, откидывая на спину рассыпавшиеся локоны, и улыбнулась приоткрытым ротиком.

Присутствовавшие замерли, жадно впитывая соблазнительные детали, ибо сейчас не было ничего прекраснее и желаннее плавно качнувшихся бедер, вызывающе дрогнувших грудей, нежно зовущих глаз. Даже высший грольх не остался равнодушен. Он внимательно и всё менее насмешливо следил за приближавшейся Ля. Казалось, воздух вокруг звенит и сочится желанием… желанием… же-ла-ни-ем… страс-сть-ю… лю-бовь-ю…