Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— А почему ты решил, что чёрное обязательно должно быть на красном? А может быть, лучше жёлтое на синем? — спрашивает женщина, стоящая у ближайшей яблони. Я недоумённо пожимаю плечами и пытаюсь представить, как это будет. Хм. Жёлтое на синем. Собственно, и фантазировать уже не нужно. Вот же он — маленький овальный жучок с жёлтыми горошинками по синему фону, продолжающий ползти по шершавому металлу. — Заходи, Васёк! Смотри, какие в этом году уродились яблоки. Угостить?

Калитка невесомо уплывает по кругу, причёсывая верхушки травы на зарастающей тропинке. Тепло и тихо. Улыбается соседка.

— Тётя (надо же, забыл, как её зовут)… — я иду по дорожке, стараясь не наступать на одинокие бледные незабудки. Не покидает ощущение пушистого ковра под босыми ступнями.

— Ваалисса… Меня зовут Ваалисса, — кивает она, перебрасывая за спину туго заплетённую длинную косу. Весёлые морщинки, собранные в уголках глаз, не имеют никакого отношения к преклонному возрасту. — И что ты так долго топтался у забора? Стоило стесняться… Мы всегда рады гостям, если они приходят с добрыми намерениями.

— С открытым сердцем и чистой душой, — улыбаюсь я в ответ, принимая из её рук большое глянцевое яблоко. По сохранившемуся на черенке листочку топает родная сестра оставшейся на калитке жёлто-синей божьей коровки. Стрекотнув крылышками, она перелетает ко мне на рукав рубашки. Я вздрагиваю. Ваалисса смеётся и теперь кажется мне почти юной, чуть старше меня, лишь глаза, внимательные и немного уставшие, не дают определить настоящий возраст.

— Четыре тысячи девятьсот три, — поправляя выбеленную солнцем прядку, вдруг говорит она.

— Чего четыре тысячи… девятьсот три? — не понимаю я, оглядываясь на бесчисленные плоды, развешанные на согнутых ветках.

— Ну, ведь не яблок же, — кокетливо изгибает безукоризненную бровь Ваалисса. — День моего рождения вписан в хроники шестого мая четыре тысячи девятьсот три года назад. Если пользоваться современным способом отсчёта, конечно.

Я молча надкусываю яблоко, избавляя себя от необходимости хоть что-то отвечать. Шутка, на мой вкус, не очень удачная. Даже для такой красивой девушки.

По забору, ловко ставя лапы на вертикально прибитые рейки, балансируя пушистым хвостом, вышагивает белый кот.

— Доброе утро, — растягивая гласные, произносит он, поравнявшись с нами…

…Что?! Я подавился яблоком и закашлялся. Перед глазами замельтешили голубые искорки.

— Доброе утро, Иллас, — откликнулась Ваалисса. — Как идут ваши дела? Как племянница? День свадьбы Окафы уже назначен?

— Да, спасибо, — не замедляя шага, мурлыкал кот. — Дела идут отлично. Свадьба в будущую седмицу.

— Каттиус? — переспросил я, всё ещё не веря собственным ушам, да и глазам тоже. — Но если… если… если это ты, то я… я… я ведь сплю!

— Хороших сновидений, — через плечо невозмутимо заключил тот и спрыгнул в лопухи за забором.

— Значит, это только сон, — задумчиво пробормотал я.

— Есть какая-то разница? — насмешливо поинтересовалась девушка, заглядывая мне в лицо.

— Да, конечно! Не знаю. Нет, впрочем, нет… Нет! — собравшись с духом, выпалил я. — Но тогда где же я?

— Здесь. У меня в саду, — пожала плечами она и ласково провела рукой по яблоневой ветке.

— Вас зовут Ваалисса и вам почти пять тысяч лет, — едва слышно прошептал я себе под нос, непроизвольно переходя на «Вы». — Так звали, вернее и зовут жену Оллисса Ушранша — того самого, к которому мы так долго и трудно идём. Того самого, который знает ответы на многие вопросы, вопросы, от которых зависит не только наше будущее, но и будущее всего мира. Спасти мир — это звучит, конечно, банально, но с некоторых пор мы имеем к этому словосочетанию непосредственное отношение. Или я так думаю, что имеем… Скажите, вы — это вы? То есть — она?

— Я — это я. Ахам ахам, — медленно кивнула моя собеседница. — И Оллисс Ушранш — мой муж.

— …и мне во что бы то ни стало нужно попасть во дворец! — распаляясь и размахивая руками, рассказывал я. — Там Диллинь, и ей грозит смертельная опасность! Пусть я не буду потом рядом с ней, пусть… Но они её тоже не получат!

— Кажется, наш разговор начинался с идеи спасения мира? — улыбнулась Ваалисса.

— Ну… да! Но одно другому не мешает, ведь правда? — смутившись, возразил я и добавил, с трудом справляясь с подступившим к горлу комком: — Я должен увидеть Динни! Должен! Понимаете?! — я заглянул в её внимательные глаза. — И хочу этого больше всего на свете.

— Любовь, — вздохнула девушка. — Любовь… Пожалуй, это единственное чудо, которое свершается в мире. Что ж, мы ищем понимания, потому что ищем любви, и мы ищем любви, потому что любим. Я понимаю. Или думаю, что понимаю, — улыбнулась она. — Мой муж выразился бы проще: любовь — это пространство и время, ставшие доступными восприятию сердца. — Тут она не выдержала и рассмеялась, легкомысленно махнув рукой. — Впрочем, неважно, что это я, право слово?

— Вы поможете нам? — с надеждой выдохнул я. — Как нам увидеть Оллисса Ушранша? Это вообще возможно? Как войти в башню, наконец?

— Войти в башню, — тихо повторила она. — Нет ничего проще.

Из упавшего яблока, подкатившегося и замершего у моего ботинка, обстоятельно выдавливалась пёстрая лохматая гусеница, старательно вытягивавшая из небольшой дырочки очередные сегменты своего гуттаперчивого сытого тела.

— Нет ничего проще, — ещё раз произнесла Ваалисса.

— Стоит только обзавестись добрыми намерениями? — усмехнулся я. — Опять, как всегда — важны мотивы и причины? А дверь? Где же, всё-таки, эта заколдованная дверь?!

Она вздохнула и молча протянула мне руку. На раскрытой ладони лежал старый ржавый ключ. Ключ с гвоздя на садовой калитке — калитке моего детства.

Я хотел, было, его взять, но тут, следуя давно открытому закону, мне по лбу метко и сокрушительно прилетело спелое яблоко.

— Вася! Да Василий же! Хватит дрыхнуть! Чуть отвлечёшься — ты сразу бежишь спать или есть! — не унимался Зорр, тряся меня за плечо.

— Ну уж! Спать — понятно, а поесть у нас, чуть что — впереди всех несётся Враххильдорст, — еле-еле разлепляя глаза, проворчал я. — Вход нашли?

— Какое рвение! — притворно изумился Горынович. — Кто бы подумал?! Нет, не нашли. А тебе что, привиделся вход?

— Вход не вход, но сон был весьма странный, — пожал плечами я. — Мне приснилась очень красивая девушка и…

— Ага! Если Василию приснилась девушка, то уж непременно оч-чень красивая, — удовлетворённо поддакнул он. — И это, наверное, к потерянным дверям.

— Она сказала, что её зовут Ваалисса, — не обращая внимания на его шуточки, продолжал я. — И что войти в башню совсем просто.

Вокруг меня воцарилась тишина.