Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Время… Что есть время? Пока меня не спрашивают, я знаю. Стоит лишь задать вопрос — и я теряюсь. Моё настоящее через секунду становится прошлым, как вода, просачиваясь сквозь пальцы. Я долго сравнивал время с рекой, пока не понял, что и сам тоже подобен реке, также текуч и непостоянен. С каждым новым вздохом я становлюсь другим, но однако и остаюсь всё тем же. Чем дальше, тем более глубока и темна вода забвения. И только память, маразматическая летописица, что-то подслеповато карябает в книге судьбы, сочиняя новые и новые варианты уже произошедшего. Пошла вон, старая дура! Теперь я и сам, если будет надо, сожгу страницы биографии и вместо них, может быть, вообще ничего писать не буду… Время — дар вечности. У меня есть дни и годы, у меня есть воспоминания и у меня есть будущее, которого я не знаю, но предчувствую.

— А почему ты решил, что время движется от прошлого к будущему? — спрашивает меня величавый красавец, гордо восседающий в соседнем кресле. Его прямая фигура окружена прохладным сиянием, и каждое слово порождает синие всполохи. — Некоторые философы считали как раз обратное. Настоящее, утверждали они, есть не что иное, как момент, когда будущее становится прошлым. Какая разница, куда поместить исток реки времени — она всё равно будет течь.

— Согласен. Нет никакой принципиальной разницы, — киваю я. — Остановимся на том, что время хотя бы реально существует.

— Согласен, — разводит руками незнакомец, и над его головой вспыхивает феерия радуг. Он разворачивается ко мне, и я узнаю Оллисса Ушранша. Он совершенно непохож на того костлявого ироничного мужчину, которым он остался в моей памяти, но это без сомнения он! Он знает о моих мыслях, он видит их красными тревожными сгустками, плавающими вокруг моей головы. Я их тоже вижу. Он протягивает руку, берёт один из них, сминая пальцами и превращая в ничто. — Можно считать окружающий нас мир нашим воображением. Тогда логично было бы предположить, что время движется от одной мысли к другой. Есть лишь то, что мы ощущаем, только наши эмоции, наши фантазии, — он уничтожает последний полыхающий сгусток, и меня окутывает блаженное спокойствие. — Хотя кто-то непримиримо считает, что время есть точечная последовательность событий, единая сплошная субстанция, плывущая в пустоте межзвездного пространства. Смотри!

Одним сильным движением Оллисс Ушранш поднимается со своего места. Я вижу вокруг него ослепительный идеальный кокон, который увеличивается, увеличивается и, наконец, взрывается подобно новому солнцу. Чернота, хлынувшая следом, прозрачна и наполнена до краёв звёздами. Под нашими ногами — бесконечная текучая дорога, пульсирующая и живая.

— Дорога дорог! — без слов говорит странное прекрасное существо, стоящее рядом со мной. С обеих сторон к нам подходят такие же светящиеся создания. Им нет числа. У них нет лиц. От них исходит неимоверная сила и мудрость, и каждый их шаг рождает органное эхо. — Мы — Странники фаэнъюллы, хранители млечного Пути. Слушай нас, дафэн: кроме Дороги дорог есть много временных тропинок. Они параллельны, они пересекаются, и ты — один из немногих, кто может перешагивать с одной на другую.

Я и сам это знаю. Знаю теперь, как и знал это раньше. Я могу скользить по времени вперёд или назад, от будущего к прошлому или от прошлого к будущему, но не могу остановить настоящее. Мне не жаль — этого не может никто.

— Время — дар вечности, — снова усаживается в кресло Оллисс Ушранш. Сквозь белки его глаз полыхает белый огонь, и очки ему больше не нужны. — Это вечность позволяет жить людям в последовательностях. У вас есть восходы и закаты, секунды и мгновения, память прошлого и предвкушение будущего. Именно вечность позволяет вам жить урывками, частями, последовательными событиями. К счастью для вас, ваша жизнь делится на дни и ночи, бодрствование прерывается сном. Если бы не было сна, жизнь стала бы мучительной. Бытие больше вселенной, больше мира. Если бы однажды люди увидели бы все бытие целиком, они были бы сломлены, раздавлены, уничтожены — они бы погибли. Целостность бытия невыносима, поэтому всё подаётся частями, постепенно, и лишь немногие могут воспринимать бесконечность… Тебе, — он улыбнулся, — пока только кажется, что ты это можешь. К счастью — нет. К сожалению — да. Ты, всё-таки, наполовину человек, хоть и дафэн.

Хоть и дафэн, — выписывает между нами в воздухе синее пламя. Этого теперь у меня не отнять: это — как дышать, как биться сердцу. Дафэн. Тот, кто возвращается. Не как преступник на место своего преступления, а как творение — к своему создателю… Время последовательно, потому что, выйдя из вечности, оно стремится к ней вернуться. Идея будущего неразрывно связана с желанием вернуться к началу. Бог создал мир, и весь мир, вся созданная вселенная стремятся вернуться к своему вечному источнику, пребывающему вне времени и пространства.

О чём бы я ни думал, кого бы ни вспоминал — любой образ тотчас возникает перед моими глазами в мельчайших подробностях и нюансах. Мне доступно прошлое. Я вдруг огорчаюсь, что меня больше ничто не удивит, что меня больше не оставит досадное чувство, что я всё это уже видел, ощущал, слышал, пробовал… Через секунду с облегчением понимаю, что нет, это не так, ибо не бывает двух одинаковых рассветов, и жажда моей души вряд ли будет когда-нибудь утолена. Будущее же — это движение души к грядущему, а оно мнится столь грандиозным и неописуемым, что захватывает дух.

Я знаю, что я скажу тебе, Диллинь. Я знаю и то, что не скажу тебе никогда, потому что любовь выше слова. Я знаю, что ты скажешь мне в ответ, или не скажешь — неважно, потому что это суть одно. Значение имеет лишь наша встреча и наша любовь, потому что я теперь точно знаю, что ты меня любишь тоже.

— Василий, ты совсем прирастёшь к полу, если будешь так долго на нём лежать, — сказал насмешливый, ненавистно жизнерадостный голос. — Прошёл целый день, как ты сладко храпишь в моём доме и совершенно не собираешься просыпаться. А нас, кстати, с волнением ждут!

Худые ноги Оллисса Ушранша источали непривычное голубое сияние. Я с трудом перевернулся на спину, сел, цепляясь за ненадёжную груду подушек, протряс головой.

— Доброе утро, — произнёс я, попутно прочищая горло, протёр ещё недопроснувшиеся глаза и тут встретился взглядом с кайшром.

— Утро?.. Сейчас глубокая ночь! — улыбаясь, поправил меня он. Каждый его жест, каждое слово порождали вокруг него радужные всполохи мягкого пламени. — Впрочем, у вас, у людей, как я заметил, утро наступает не утром, а в момент отделения бренного тела от тёплой кровати.

— Что с вами? — удивился я, но тут произошедшее со мной разом всплыло в памяти, и я окончательно проснулся. — Великая Даэйя!.. Господи.