Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Встретить рассвет в горах… Когда-то эта фраза вызывала у меня скуку. Солнце — оно везде солнце, думалось мне. Ан, нет. Оказалось, что его величина и интенсивность зависят от многого и, прежде всего, от состояния души и ее умения все еще чему-нибудь удивляться в этом мире. Кажется, чувством прекрасного обладали все присутствовавшие, включая разинувшего зубастую пасть Иичену.

Взошло солнце. Мы выдохнули, иич захлопнул свой внушительный клюв и ошарашенно произнес:

— Иии-чуу!

Мы дружно вздохнули и перевели свой взгляд на смутившегося и попятившегося иича.

— Ура! — закричал Фастгул'х.

— Ага! — обличающе констатировал я. — Значит, умеешь говорить.

Птиц лишь тревожно забулькал и боком, боком стал прятаться за своего хозяина, такого маленького рядом с ним, что скрыться могли, пожалуй, только страусиные ноги.

— Да ладно! — миролюбиво махнул я рукой. — Не хочешь — не говори! Не очень и надо…

— Чуу? — вдруг обиделся Иичену под наш дружный хохот.

— Вот тебе и «чу»! — смеялся Горынович, раскатисто перекрывая икающий смех Враххильдорста. — Что, будет нам теперь с кем побеседовать на философские темы?

Иич дулся, тряс перьями и изучающе переводил взгляд с одного на другого, потом не выдержал и потихоньку начал булькать, присоединяясь к всеобщему веселью. Видимо, в данной ситуации это обозначало смех — смех, подтверждавший его разумность, пусть даже и в зачаточной степени развития. Что ж, получается, что и иичи — думающие существа? Или же этот первый и единственный из них такой талантливый?

Место идеально подходило для привала. Перекидываясь килограммовыми шутками, подмигивая и подсмеиваясь, мы стали обживать облюбованное пространство. Идея завтрака, высказанная неизвестно кем, а, впрочем, прочувствованная всеми одинаково, воплотилась незатейливо быстро: между камнями разожгли костёр, вскипятили чай, расположились вокруг, завязалась ни к чему не обязывающая беседа, а малыш, к моему удивлению, убежал купаться.

Озеро, питаемое ледниковым ручьём, было обжигающе холодное, студёное — до тянущей боли, до враждебной отстранённости, — не пускавшее за свою границу никого постороннего. Однако Фастгул'х ничуть не раздумывая, уже на бегу раздеваясь, весело, почти с вызовом крикнув, будто пытаясь убежать от чего-то или просто из озорства, прыгнул с разбегу в воду головой вперёд. Озеро сомкнулось над мальчиком, нарушив четкие линии отражений, и тут же вытолкнуло его назад на поверхность, отвечая на мелькания рук брызгами и прытким эхом, прикатывавшимся от противоположного берега. Иичену нетерпеливо вышагивал по берегу, волнуясь и бормоча, как пожилая мамаша, отпустившая купаться своего единственного ребёнка на глубокое и опасное, с её точки зрения, место. У меня вообще не укладывалось в голове, как можно было не умереть через минуту в такой холоднющей воде, от которой просто кровь стыла в жилах. А юному вулфу всё было нипочем. Он уже вылезал, к радостному облегчению иича, когда земля под нашими ногами внезапно дрогнула и пошла волнами не хуже озерных, портя окружающий пейзаж ухавшими внутрь ямами и трещинами.

— Берегитесь! — крикнул я, поспешно выхватывая взглядом фигуры своих друзей. Хорошо хоть, Враххильдорст ещё не успел покинуть моё плечо: пусть и не очень надежное пристанище, зато не надо выискивать и вылавливать его среди подпрыгивавших и катившихся комков земли.

Фастгул'х подхватил одежду и, лихо оседлав Иичену, позвал нас, указывая на относительно неподвижный и безопасный пригорок, помчавшись туда вместе со своим верным скакуном и примкнувшим к ним Горыновичем. Я махнул ему в ответ и двинулся туда же.

Довершить задуманное так и не удалось. Сначала я всё же потерял визжавшего и царапавшегося дофреста, сметённого с моего плеча очередным толчком, а затем и сам покатился по вихляющей взбесившейся поверхности, решившей отчего-то зажевать нас своими земляными челюстями. А тут и небо удумало поразить наше воображение, активно подключившись к разворачивавшейся природной катастрофе: нагнало туч, враз потемнело, замелькало сполохами, будто и не вставало только что утреннее солнце. В окружавшем нас мире экстренно и эксцентрично воцарилась ночь.

Последовавший за этим удар в бок уже не удивил — а чего и ждать-то? Где происходит одна гадость, там жди ещё сто одну. Я успешно уклонился от следующего тычка и даже наградил кого-то пинком — раз, носком ботинка в предполагаемом направлении — привет, нежданные гости! И что происходит-то, а?! Ответ пришел незамедлительно, выхваченный голубым молниеносным сполохом и сопровождаемый издевательским хохотом прогремевшего следом грома. Динамичная сцена террористического нападения: землетрясение завершилось, но радоваться было рано, так как из сморщенной и растрескавшейся поверхности выкарабкивались какие-то немыслимые блеклые подземные жители, лысые человечки, заполонившие собой, — как продемонстрировала вспышка молнии, — почти весь берег озера. Судя по звукам, на пригорке шла ожесточенная драка. Скинув очередного слишком рьяного претендента на мое тело, я устремился в сторону воевавших друзей, выбрав наикратчайшее направление прорубания.

— Эге-гей!!! — раздался молодецкий клич Горыновича. — Вася-аа!!! Где??? Ты??? Сю-да-ааа!!!

— Эй-ге-гей!!! Идду-уу!!! — шально, весело проорал я, утраивая мои и без того героические усилия. Белесые жмурики осыпались с меня пригоршнями. Я шёл к своим, проламываясь, словно ледокол. Эх, Враххильдорст куда-то подевался!.. Чем ближе цель, тем более душно да тошно. Я не разбирал, куда летит удар — куда ни ткни, обязательно попадёшь. Как говорится, куда ни плюнь — везде ковер… Руки, ноги, голова, руки, ноги, го-ло-ва! Фу, так и устать недолго… Удар рукой, удар ногой, теперь одновременно.

Внезапно полыхнуло, но не обычным синим, а неоново-рыжим, пламенным. Нападавшие, наконец-то, обрели голос, чуть отхлынув в сторону и засвиристев — неприятно, режуще, скорее ощущаемо лишь дрогнувшими барабанными перепонками. Я воспользовался моментом, наседая на преграждавшую мне путь толпу, и, только глянув вперёд, вдруг осознал, что же их так напугало.

Пригорок впереди пылал и вспучивался, на миг ослепив и лишив ориентации. Хорошо хоть не только меня, но и толкавшихся рядом, цеплявшихся за штаны человечков.

Победный троекратный рев возвестил начало нового, переломного момента. Я это точно понял — по заложенным ушам и волной навалившемся неприятеле. Кто сказал, что раньше было трудно? Ха! Вот сейчас — действительно! Никаких сомнений!

А кто ревел-то?!

Можно было и не спрашивать. Ответ вырастал сам собой, грандиозный, впечатляющий, прихлопнувший пригорок как муху вместе с прилагавшейся к нему осадой, грозный и величественный настолько, что захватывало дух. На том месте, куда я так упорно торопился, неприступно и зло высилась громада дракона — как полагается, крылатая, чешуйчатая и огнедышащая, кстати, с тремя обещанными головами, которые яростно сверкали — иначе и не скажешь! — очами и демонстрировали троекратную шеренгу внушительных зубов. Так вот ты каков, Змей Горынович, великий и ужасный!!! Одно слово — кра-са-вэц! Хийсов Рэй-виль-рай-дерс, да и только!