Александр Гром - Харальд Смелый

— Да, к счастью он пока не уехал в Солнечную долину, хотя в данный момент на плато его нет, — ответил отчего-то развеселившийся гном, вдобавок ехидно прищурившись. — Он, парнишка, эльф то есть, отправился на охоту, да видно зайдя далеко, запоздал с возвращением. Но ничего, утром заявится, как пить дать. А вот команд каменщиков, плотников, стекольщиков и прочих умельцев уже давно нет. Сделав свое дело, они сразу же ушли домой в Подгорье. Чего им здесь без работы прохлаждаться? Осталась лишь стража во главе с Даином Ястребом, для сопровождения золота.

— А будет ли их достаточно? — засомневался я, вспомнив малое количество гномов.

— Ты вообще вез его сам. К тому же в пакгаузе отдыхает еще одна дюжина воинов, — пожав широкими плечами, сообщил гном. — Все они опытные, профессиональные бойцы.

Шестой этаж украшали три комнаты разной величины. Самая большая, отделанная мореным дубом — библиотека. Средняя — удобный, комфортный кабинет с панелями красного дерева, письменным столом, креслами, камином. Меньшая — роскошная спальня, с кроватью непомерной ширины под балдахином, ночью разгорающимся крупными звездами, которые утром сменяли постепенно проступающие нежные цветы Скандинавских лесов.

— Ваш эльф, наверное, считает, что у меня в Англии имеется целый гарем, — с изрядной иронией предположил я, усевшись на край ложа и обозревая его безбрежные, мягко — упругие просторы.

— Парнишка — эльф прекрасно осведомлен о наличии у Заказчика всего одной, но очень капризной жены. Поэтому он постарался избежать ее возможных претензий, — несколько излишне резковато отреагировал на мою критику мастер Флоин.

— Сомневаюсь, что ножки блистательной Эшли, когда-нибудь ступят под своды этой башни. Скандинавия не ее мир, — с плохо скрытым сожалением констатировал я, вставая с перины, — даже на краткое время …

Проклятье! Так оно в последствии и оказалось. Но об этом чуть позже.

Седьмой этаж вмещал небольшую столовую и пять гостевых комнат.

Восьмой — обширный зал для физических упражнений и оружейную.

Девятый — огромный, трапезный зал для торжественных случаев и наличия большой массы народа.

Десятый — мог похвастаться довольно неплохой обсерваторией, оборудованной несколькими мощнейшими подзорными трубами для изучения звезд и движения планет, а так же шикарной, магической лабораторией. Над ними, на самом верху, имелась открытая всем ветрам смотровая площадка, защищавшая от падения невысоким парапетом да зубцами.

После восхождения на последний этаж, мы с мастером Флоином расстались. Я спустился вниз на шестой, где находилась спальня, он же вернулся в пакгауз, где гномы устроили себе временное жилище.

— А почему вы не заняли гостевые комнаты? — в недоумении поинтересовался я, еще едва только об этом узнав. — Там ведь было б гораздо удобней.

— Ну что ты, что ты, господин Харальд, — протестующее, со скоростью ветряной мельницы, замахал руками мастер Флоин. — Это не положено. Твоя башня — наш Заказ и не нам пользоваться ее удобствами. Хотя, хм-м… Кое-кто все-таки не постеснялся.

— Эльф? — почти беспроигрышно попытался угадать я.

— Он самый, — ухмыльнувшись, подтвердил гном, — малый воспользовался комнатой Фиалок.

— Мог бы обустроиться и в спальне, — пожав плечами, хмыкнул я, — все равно она пустовала.

— Настолько далеко его нахальство пока не зашло, — ответил гном, почему-то оценивающе взглянув сначала на меня, затем на кровать. — Гм, но как знать что будет потом.

Честно говоря, я его тогда совсем не понял. И только лишь утром увидав эльфа, до меня наконец-то дошло. Эльф оказался необычайно очаровательной эльфиечкой: стройной, будто тростиночка, с гривой шелковистых, распущенных волос пшеничного цвета, прелестным точеным носиком, чувственными, алыми губками и прозрачными, светло- зелеными глазами на нежном, слегка скуластом лице. Одета она была в коричневый замшевый охотничий костюм, а обута в высокие, ладные сапожки из черной кожи с легкой, белой опушкой.

— Здравствуйте, господин Харальд, — окликнула меня красавица поздно утром, поднявшись на смотровую площадку, откуда я с удовольствием обозревал дремучие леса вокруг. — Как вы оцениваете наши старания?

— О! Великий Один! — только и смог я вымолвить в первые мгновения. Все же быстро стряхнув с себя растерянность, я горячо заверил. — Чрезвычайно высоко! Я, честно говоря, даже не ожидал, что все будет столь великолепно. Благодарю вас, леди, э — э …

— Леди Лауринэль из Дома Утренней Звезды, — милостиво сообщила моя чудесная собеседница.

— Необычайно красивое имя, — совершенно искренне польстил я, — а что оно означает?

— Горный Ручей, — ответила она, улыбнувшись. — Надеюсь, перевод с эльферона на урманский пришелся вам по душе?

— Угу, — с готовностью, мигом подтвердил я, — значение имени, прекрасно как вы сами.

— Вы совсем меня не знаете. Так что не спешите захваливать, — задорно тряхнув роскошной гривой, заметила она. — Вообще-то, я довольно вредная, несмотря на привлекательную внешность.

— Нет, не верю, — я даже закрыл ладонями уши, — леди не себя наговаривает.

С первых минут знакомства между нами возникла неожиданная, обоюдная приязнь. Ей, мне, было легко и просто, темы для разговоров возникали сами собой. Она живо интересовалась дальними, загадочными странами, но кроме Свейленда нигде больше не бывала. Я же, напротив, в чужих краях провел немало времени и потому знал о них не понаслышке. Я рассказывал, она слушала, задавала вопросы. Затем мы менялись ролями, я спрашивал о жизни в Солнечной долине, работе в Свейленде, она охотно отвечала. Касались мы и различных других тем: мировой политики, искусства, цен на зерно в Европе и Скандинавии, новомодных веяниях при дворе короля Стэна, истинных причинах возникновения некоторых войн прошлого, особенностях культуры эльфов, гномов, людей и о многом ином. Потолковать с Лауринэль было действительно приятно. Девушка обладала острым, логического склада умом, развитой интуицией и чувством легкого, изысканного юмора. — Какая же она славная, — то и дело ловил я себя на одной и той же мысли.

Несмотря на прежний богатый опыт, подобные доверительные отношения с женщиной были для меня в диковинку. С Эшли, например, ничего общего у нас не имелось совершенно. Она жила в своем мире, я в своем. То, что ценил я, ничего не стоило в ее глазах. То, что обожала она — вызывало у меня в лучшем случае снисходительную усмешку. За неделю, проведенную вместе, Лауринэль стала мне добрым другом, с которым я мог поделиться чем угодно, даже самым сокровенным. Впрочем, не только другом, но и женщиной, завоевавшей мое сердце. А потом… Все рухнуло в одночасье. Вернее я так подумал в тот злосчастный момент.