Александр Гром - Харальд Смелый

— Как бы то ни было, а придется мне с родичами Лауринэль поладить, — признал очевидную истину я, — любой ценой, мой друг, ну, или почти любой…

— Да-а-а, — неопределенно протянул гоблин и надолго умолк, вороша веткой угли догоравшего костра.

— В самом начале нашего знакомства ты обмолвился, что остался на белом свете один без соплеменников, — спохватившись, вдруг вспомнил я. — Что с ними случилось?

— Ночных признаков погубили предатели Камнееды, гоблинский род, живущий на востоке гор Колючего Ремня, — внешне бесстрастно, сообщил Рифли, однако скрываемый глубоко в душе гнев, выдало побледневшее лицо и глаза, сверкнувшие опасным светом. — Они пообещали нашим старейшинам бочонок золота, за помощь в изгнании с части их территорий обосновавшейся там разношерстной, разбойничьей ватаги. Старейшины дали добро и все боеспособные воины отправились в поход, назад из которого не вернулся никто… Ночные Призраки угодили в коварную западню, приготовленную Камнеедами совместно с орками. Предатели столкнулись с врагами гоблинов, в надежде заполучить владения моего рода — Зеленые Чаши, расположенные на большой высоте маленькие, плодородные долины, действительно чашеобразной формы, соединенные между собой серией подземных ходов. У орков же был свой расчет: вывести из строя лучших бойцов нашего народа накануне сражения в пещерах Фэйхейма. И им это, надо признать, удалось…

Я не участвовал в том походе по причине болезни. Подцепил, будучи на болотах Мертвых Низин жуткую лихорадку, едва не стоившую мне жизни, но зато позволившую после гибели сородичей отомстить врагам. Бокан — вождь Камеедов, заплатил за измену жизнью троих сыновей, а так же своим языком и обеими руками, отрубленными по самые плечи. Тысячник Рамтхар — орк, руководивший организацией засады, лишился головы. Его ближайший подручный гигант Амба — единственного глаза. А потом… Потом была сама битва, окончившаяся плачевно. Победители обязали мой народ платить ежегодную дань и принудили отдать Алчные Рудники, основной источник богатства гоблинов.

Об этом я узнал уже в плену, очнувшись после ранения полученного в Фэйнхемской бойне. Там же мои тюремщики с радостью сообщили об учиненной поголовной резне в Зеленых чашах. Сообщили они и о моей собственной участи: через четыре месяца, в Праздник Крови, преступник Рифли Тень был приговорен к ослеплению, четвертованию и последующему сожжению останков. Чтоб, значит, другим не взбрело на ум мстить проклятым оркам за смерть родичей. Только я, господин, не ягненок, обреченный на заклание. Отлежавшись и залечив разрубленную мечом голову, я покинул узилище. Орки отправили вслед погоню. Ну, а остальное тебе известно. Вот…

— Нда-а, печальная история, — с горечью признал я, делая приличный глоток вина и передавая затем флягу Рифли.

— Не печальнее твоей, господин, — вымученно улыбнулся гоблин.

— Ну не скажи, — отрицательно покачал головой я, — у меня хоть родичи остались, Булат вон есть, любимая эльфиечка с дочкой, пусть и далеко, роскошное, надежное жилище, наконец, а у тебя же — ничего…

— Как это ничего? — стал бодриться заулыбавшийся веселее Рифли. — А дружба Харальда Смелого? Разве она не многого стоит? Смысл жизни ты мне вернул, господин… И главное, на белом свете я теперь не один.

— Правильно, Рифли, одиночество тебе не грозит. Но, хм-м-м… Мы с Булатом не сможем заменить погибших Ночных Призраков. Это плохозаживающая рана, мой друг, — высказался я со всей откровенностью, — и она будет долго причинять сильную боль. Очень долго… Только ты обязательно выдержишь. По крайней мере, мы постараемся со своей стороны сделать для этого все от нас зависящее.

— Я знаю, — тихо, едва слышно прошептал гоблин. После минутного молчания он, замявшись, спросил. — Господин, неужели существует язык, на котором можно общаться с собакой? Видишь ли, э-э, у меня сложилось впечатление, что вы с Булатом отлично понимаете друг друга. Понимаете так, будто постоянно разговариваете между собой. Я, наверное, несу вздор? Да?

— Нет, Рифли, ты угодил в точку, — не стал скрывать истину я, — мы действительно часто болтаем с Булатом. Только вместо слов мы используем мысли. Почему так происходит? Вот этого я не знаю. Просто однажды в моей черепной коробке раздалась его мыслеречь, а прошло время, я ему ответил и был услышан.

— А я смогу научиться мыслеречи? — заинтересовался гоблин.

— Понятия не имею, — честно признался я, — хотя конечно жизнь бок о бок дает на это шанс.

Мы поговорили еще чуток на данную тему, допили остатки вина и завалились спать. Вставать надо было рано, на заре и спешить наверстывать упущенные дни.

Последняя осознанная мысль промелькнула о лошадях: «Как жаль, что их у нас нет…»

Поутру, после легкого завтрака, мы покинули приютившую нас пещеру. Настроение у всех было превосходное. Булату, а Рифли особенно надоело сидение на одном месте. Им хотелось новых дорог, свежих впечатлений и острого вкуса опасности. Мне же грезилась, маня, встреча с любимой женщиной и никогда еще невиданной малышкой Фианэль. Кроме всего прочего, оптимизма мен прибавляли два обстоятельства: восстановление в полном объеме Магической Силы и появление Рифли, несомненно, усилившего наш крохотный отряд.

«Все будет хорошо — я шел и в душе твердил себе сам. — Договориться с эльфами удастся, пусть может и не сразу. Ведь не звери же они! Или… Нет, нет, все будет хорошо!»

К исходу первого часа пути впереди нас привольно расстелилась величественная, бескрайняя равнина, покрытая колышущимся травяным морем. Кое-где этому неограниченному раздолью противостояли бастионы дубов, елей, сосен, кленов и других деревьев. Мы с Булатом за последние две недели побывали здесь не менее трех раз, охотясь на ланей и дроф, а вот гоблин оказался тут впервые. От погони орков он уходил ручьями, сначала на север от гор Колючего Ремня, а потом резко повернул на запад, в сторону далекого морского побережья. Про эти места гоблин слыхал раньше от старших воинов рода. По их словам, равнина простиралась широкой, постепенно сужающейся клином к югу полосой шесть-семь дней пути. Потом ей на смену опять возвращались холмы, но уже поросшие не кустарником, а невысокими пушистыми елями. И тянулись они до берегов могучей реки Белесых Плавников, буквально кишащей пресноводными акулами, кровожадными тварями нападающими на все живое. На другом берегу Нуртхи-Хорхе, так звучало название реки на гоблинском языке и начинались, собственно, горы Колючего Ремня. Вернее их предгорья: острые скалы, покрытые пятнами мхов синего, зеленого и алого цвета.

Приняв к сведению сообщение гоблина, мы двое суток путешествовали без приключений. А утром третьего уже осеннего дня встретили ее… ту самую незнакомку, с которой я выбирался из страшного замка Хозяина. Пути наши пересеклись у большого озера с пологими, песчаными берегами. Девушка спокойно сидела у костерка, наблюдая за котелком, собирающимся вот-вот закипеть. Рядом с ней вытянулась рослая, рыжая волчица, настороженная и готовая к броску по одному-единственному нашему подозрительному движению.