Александр Гром - Приключения Алекса

Подбежавшая на зов Ласка понюхала предложенное угощение, но есть не стала. Удивительного в том ничего не было, ведь не так давно она сытно поела.

— Вах-вах-вах, — разобиделся гном, — совсем разбаловалась, чумазая негодница. Нехорошо-о! Думаю, стоит тебя на недельку посадить на одни сухари. Вмиг тогда поумнеешь.

— Рыжик! — для убедительности Фанни сделала многозначительную паузу. — Не третируй мою девочку. Угомонись.

— Отстань от малышки, злыдень, — вступился и я за Ласку, — она тебе что, прожорливый лев?

— А я че? — не стал лезть в бутылку гном. — Хотел просто котейку еще подкормить. Набегалась-то, поди, на свежем воздухе. А вы сразу ругаться. Ну да ладно, я зла не держу. Эге-ей, Ласочка, радость моя, давай-ка лучше поиграем. Не обращай на энтих сердитых бук внимания. Ай-ай-ай, только, чур, сильно не царапаться! Ой, блин, чертенок, но при чем тут мой чудный нос? Ва-ай, а ухо? Ну, держись теперь!

Добрых десять минут Рыжик с увлечением баловался с вошедшей в азарт кошечкой. И без того исцарапанные руки гнома пополнились новыми отметинами. Компания взирала на потеху с добродушным интересом. А потом, уже под занавес, произошло такое, что мы пооткрывали от изумления рты. Невозмутимым остался один лишь Сен. Рыжик, поймав игриво отскакивающую кошечку, подбросил ее в воздухе. Сделав красивое сальто, та ловко приземлилась на четыре лапы и вдруг стала быстро изменяться, трансформируясь в шестилетнюю голенькую девочку с длинными черными, едва не до земли, волосами.

— Ой, мамочка родная, — буквально опешил гном, — я не хотел, я не виноват, и вообще я тут ни при чем. Ой-ей-ей!

— Умолкни, лопух чертов, — с трудом выдавил из себя Джон, — не то в усмерть перепугаешь своими кретинскими воплями дитятко. Хуг!

Наверное, еще целую минуту мы во все глаза рассматривали свалившегося на наши бедные головы ребенка. Первой спохватилась Фанни, накинувшая на задрожавшее от прохладного ветерка тщедушное тельце девочки пятнистый плащ. Потом, усадив ее к себе на колени, она не нашла ничего лучшего, как ошарашено спросить:

— Эй ты кто?

Но девочка, потупясь, промолчала, лишь еще теснее прижавшись к Фанничкиной груди.

— Пожалуй, я могу это сказать, — совершенно спокойно заявил Сен. — Она айбрис — дитя Тьмы, Лунного света и шаровой молнии, иными словами, что-то вроде природного явления или стихийного духа.

— Ну ничего себе, — Рыжик ахнул, испуганно схватившись за голову, — пригрели, в натуре, оборотня. Бр-р-р, жуть-то, братцы, какая! Подумать только — маленькая ведьма спала среди нас все прошедшие ночи. Вот коварная нечисть, прикинулась, понимаешь, ласковой тихоней, а сама, небось, на глотки наши поглядывала да слюнки глотала. У-y, стерва!

Заслышав злые слова гнома, девочка вздрогнула, будто от удара хлыста, затем неудержимо навзрыд заплакала, буквально вжавшись в принявшуюся успокаивать ее Фанни. Я сидел дальше, поэтому Джон отвесил Рыжику заслуженный подзатыльник.

— Блинский кретин, — мое рычание заставило втянувшего голову в плечи гнома вздрогнуть, — неужто днем на солнце перегрелся? Так вроде бы уже давно остыть должен. Идиот безмозглый! У тебя что, совсем крыша поехала? — я красноречиво покрутил пальцем у виска.

— Но… Э-э-э, — неуверенно начал оправдываться гном. — Я че? Я ни при чем. Зто святой отец во всем виноват. Сами ведь слышали, как он сказал: «Дитя Тьмы».

— Тьфу! — Джон раздраженно сплюнул себе под ноги. — А ты — тупорылое дитя Глупости. И что с того? Мы же не делаем от этого круглые глаза.

— Внесу ясность, если вы не в курсе. Айбрисы не относятся к нечисти или слугам Тени, — больше для Рыжика, чем для остальных членов компании, пояснил янит. — Их суть изначально нейтральна, ну как, к примеру, суть ветра либо того же света луны, звезд.

— Гм, вон оно что, — с досадой пробормотал гном, неуверенно покосившись на склонившуюся над девочкой Фанни. — А че, блин, тогда сразу туману напустили, святой отец? Запутали меня вконец своими мудреными словами. Вот я и… Сплоховал.

— Ох, Рыжик, братан, — Карл посмотрел на гнома, будто увидел того первый раз в жизни, — любишь ты на других стрелки переводить, ой любишь.

— Ну вот, опять на меня все наезжают, опять я самый плохой, — сник гном, — а почему, спрашивается? Не знаете, так скажу. О безопасности вашей, блин, думал, о провале всей нашей затеи. А вы, неблагодарные, напали в ответ. Разве ж так друзья поступают?

Не слушая варняканья расстроенного Рыжика, мы тесно обступили Фанничку с замершей у нее на руках девочкой.

— Ласка, — тихонько позвал я, — не бойся, хорошая, никто не причинит тебе зла. Мы друзья и уже доказали это на деле.

Малышка подняла еще мокрое от слез лицо и вдруг несмело улыбнулась мне.

— Хочешь быть моей младшей сестренкой? — серьезно предложил я ей, пытаясь унять внезапно возникшую щемящую боль в сердце. — Ну так как, черненькая, согласна?

Она, кивнув, тепло улыбнулась вторично.

— Мы все отныне малышке родичи, — густым басом прогудел Джон, рассматривающий Ласку с нескрываемой добродушной симпатией. — Гм, тут я, правда, пожалуй, поспешил, расписавшись за «почтенного» гнома Фин-Дари Огненного. У него ведь, как известно, всегда свое мнение, отличное от мнения побратимов.

— Ничего подобного, — обиженно просопел Рыжик, протискиваясь на первый план, — и совсем я не таков. С Ласочкой же я сразу подружился, постоянно игрался с ней, старался посытнее накормить. Так что нечего меня теперь порочить перед обществом, большая стоеросовая дубина. Да я девочке еще, может, роднее, чем ты, грубый пещерный медведь. Она, поди, в душе боится тебя, как огня. И вообще, чему хорошему такой, с позволения сказать, родственничек способен научить невинное создание? Ругаться, будто пьяный боцман с похмелюги? Размахивать кулаками от нечего делать и нарываться на неприятности? Пить вино ведрами, горланя ночь напролет в трактире непристойные песни? Не-етушки, Джонни, не позволю испортить дитятко. Сам ей наставником стану: расскажу об историческом пути мира, раскрою секреты кулинарного мастерства, преподам основы хороших манер и поведения в приличном обществе. Для начала, конечно.

— Ой, уморил! — Джон буквально задохнулся от смеха. — Ну наставничек выискался, просто жуть берет. Да ты же самого хорошего ребенка превратишь в закоренелого потенциального преступника. А я бы не хотел, чтобы Ласочкино будущее было связано с тюрьмой.

— Каланча, не юродствуй, — с непривычной кротостью в голосе попросил гном, — ты ведь находишься не на паперти в воскреный день, где за это швырнут пару серебряных лун. Веди себя достойно или хотя бы приложи к тому все усилия. Ведь ты подаешь Ласочке дурной пример.

— Господин Сен, почему вы до сих пор молчали о довольно необычном происхождении найденыша? — задал я не дающий покоя вопрос. Надеюсь, на это были серьезные причины?