Элизабет Корр - Лебединый трон [litres]

– Я подумала…

– Давно пора, – бормочет Люсьен.

– …есть две вещи, которые мы должны сделать. Во-первых, найти какие-то осязаемые доказательства планов Зигфрида. Я могла бы пойти прямо к Собранию, но тогда это будет просто словесная перепалка. И я не думаю, что меня послушают. Тем более когда все убеждены, что мы с Зигфридом любовники, – это слово кажется мне горьким на вкус.

Люсьен сжимает губы, как будто только героическим усилием удерживает себя от едкого замечания.

– Довольно. Вы можете найти комнату, в которую он привел вас вчера вечером?

– Я могла бы попытаться, но… – Я качаю головой. – Скорее всего, нет. Я не знала, что он задумал, когда мы направлялись туда, и потом… – Я снова слышу тошнотворный стук плоти о камень, когда олорские стражники бросили тело Флейфезера в подвал. Стражники, которых там вообще не должно было быть. По моему позвоночнику пробегает рябь ужаса. – Вместо этого я обыщу комнату Зигфрида. Он сказал мне, что послезавтра возвращается в Олорис. Я найду удобный момент и проскользну внутрь.

Люсьен качает головой:

– Это слишком опасно. Если вас поймают…

– Если меня поймают, я скажу, что забыла про его отъезд, что хотела его видеть и решила оставить записку. Как-то так.

Он смотрит на меня с сомнением.

– Но что, по-вашему, вы найдете? Он не оставит компрометирующие улики разбросанными по спальне. Зигфрид умен.

– Так и есть, – я качаю головой. – Я не понимаю, как король мог обмануться, как мог счесть его глупцом.

– Он хотел в это верить, – отвечает Люсьен. – Это уже полдела.

– Думаю, да. Но я полагаюсь на то, что Зигфрид тоже высокомерен. Он думает, что все знает, все контролирует… возможно, он достаточно беспечен, чтобы оставить следы своих преступлений. Например, лист, которым он убил ястреба.

– Лист?

– Какое-то сухое растение. Я не… – Я крепко зажмуриваюсь, когда отчаянный стон Флейфезера эхом отдается в моей голове. – Не помню, как он его назвал.

Выражение лица Люсьена торжественно; теперь в нем нет ни следа сочувствия, которое он выказал после того, как Патрус напал на меня.

Я встаю и подхожу к окну, чтобы не смотреть на него.

– Опишите мне его, – говорит он. – Я пойду и обыщу комнату Зигфрида.

– Нет. У меня больше причин быть там. Я хочу, чтобы вы вернулись в Мерл. Расскажите лорду Ланселину, что происходит, возьмите ключ от лаборатории и поройтесь в книгах моего отца. Поищите рецепт чего-нибудь вроде противоядия и принесите его сюда. Я надеюсь, что это защитит Одетту от действия зелья, если нам не удастся остановить Зигфрида до того, как он зайдет так далеко.

Тишина. На мгновение я задумываюсь, не предложит ли Люсьен дать лекарство и моему дяде…

– Хорошо. Я улечу сегодня после банкета.

Никакого упоминания о короле, что радует. Мое желание отомстить ему по-прежнему достаточно сильно.

Люсьен подходит и встает рядом со мной у окна.

– Ваша Светлость… – Он замолкает, проводя ногтем большого пальца по мягкому дереву подоконника. – Миледи, если мы выживем…

– Я знаю. Я не жду прощения. Или снисхождения.

Он хмурится, выражение его глаз невозможно прочесть.

– Тогда… до вечера.

Он кланяется и уходит. У меня остается немного времени, прежде чем настанет момент переодеваться, поэтому я снова смотрю в окно. Но то, что я вижу, – это не пейзаж, а моя мать, поглаживающая мне спину и с тревогой наблюдающая, как меня тошнит ядовитыми ягодами, которые я съела в саду в редкий момент без присмотра, и мой отец с записной книжкой в руках, склонившийся рядом и успокаивающий ее: «Не волнуйся, любовь моя, я работаю над лекарством, которое мы можем дать ей, если она сделает это снова…»

Они так заботились обо мне. Я складываю руки вместе.

«Если ты меня слышишь, помоги мне все исправить. Пожалуйста».

Э тот вечерний банкет – первый с тех пор, как моему дяде стало плохо, – был устроен по его приказу, чтобы отметить тот факт, что до свадьбы Одетты осталось всего две недели. Это традиция: тринадцатый вечер перед свадьбой предназначен для того, чтобы почтить жениха; седьмой вечер – невесту. Я не хочу идти на него, но обязана: главное – не привлекать внимания к моему растущему ужасу перед Зигфридом. Я должна убедить его, что согласна с его планами. Я вылезаю из ванны, а Летия раскладывает мою одежду, когда раздается стук в дверь. Она уходит и через минуту возвращается с большим свертком, завернутым в льняную ткань.

– В чем дело?

Она кладет сверток на кровать и развязывает ленты.

– О… ты заказала новое платье? – Внутри свертка лежит алое шелковое платье. Красное. Я вспоминаю, как Зигфрид хвалил мое платье в тот вечер в Дофлере, и отворачиваюсь.

– Адерин?

Я не могу подвергать свою подругу риску.

– Да. Я подумала, может быть, подойдет на свадебный банкет…

Она достает платье и помогает мне надеть его. Юбка тяжелая, с рубинами, вышитыми замысловатыми узорами на шелке. К моему разочарованию, оно идеально подходит. И я точно знаю, что Зигфрид был уверен, что оно подойдет, – Гита, должно быть, сняла мерки с платья, которое давала мне. Я стою перед зеркалом, Летия рядом со мной.

– Красивое. Мне нравится золотая нить, проходящая через шелк. Но вот это чересчур… – Она указывает на лиф с глубоким вырезом.

– Я знаю.

– Ты говоришь так, словно тебе все равно, Адерин. У тебя есть время переодеться.

– Нет. Я надену его, – Летия все еще хмурится; я заставляю себя улыбнуться ради нее. – Так я научусь одеваться, не посоветовавшись предварительно с тобой.

Когда Люсьен подходит, чтобы проводить меня, его глаза округляются.

– Не смейте ничего говорить, – бормочу я. – Его прислал Зигфрид.

Если я переживу следующие несколько недель, то никогда больше не надену красное.

Наш спуск по лестнице, кажется, занимает вдвое больше времени, чем обычно. Я пытаюсь кланяться и улыбаться, как обычно, когда мы проходим мимо других придворных, но, видимо, становлюсь параноиком. Я изучаю каждое лицо, гадая, кто невиновен, а кто, возможно, уже куплен Зигфридом. Облегчение наступает, только когда мы оказываемся в большом зале. Из уважения к продолжительной болезни моего дяди в этот вечер нет музыки: галерка над главным входом, где обычно сидят арфисты, пустует. Но сам зал великолепно освещен и расцвечен. Повсюду стоят огромные букеты цветов: алые розы в сочетании с копьями огненно-оранжевого драконьего языка – цвета доминиона Олориса. Я смотрю на подол своего красного платья, чувствуя, что Зигфрид каким-то образом отметил меня. Заявил на меня права. Когда входят мои кузены – Арон в черном, сопровождающий королеву, и Одетта в белом, как обычно, под руку с Зигфридом, – они выглядят почти неуместно среди такого множества ярких оттенков. Даже королева – выражение ее лица более оживленное, чем я когда-либо видела – одета в олорские цвета: платье из слоев огненного тюля. Впервые я задаюсь вопросом, из какой части Соланума она родом. Лакей подходит ко мне и показывает, чтобы я присоединилась к процессии позади Одетты и Зигфрида. Я иду в одиночестве к высокому столу, впереди других защитников и наследников.