Элизабет Корр - Лебединый трон [litres]

– А сейчас, – бормочет он, – вы понесете это. Летия пойдет прямо за вами. Если вы хотите, чтобы она жила, не пытайтесь сбежать.

Он протягивает мне факел, я беру его и шагаю в темноту.

Я оказываюсь на вершине лестницы. Вдоль стены где-то мне по пояс тянется веревка; ступеньки узкие, неровные и скользкие. В воздухе пахнет сыростью и пылью, в горле горечь. Когда картина закрывается, запечатывая нас внутри, пламя факела становится синим.

– Пошевеливайтесь.

Мы спускаемся. Факел освещает только пару шагов передо мной. Так как каждая ступенька выглядит почти идентично, и в окружающем не происходит изменений, я скоро теряю всякое чувство времени и места. Кажется, я снова и снова иду по одним и тем же ступеням, медленно, нескончаемо погружаясь неизвестно куда. Мышцы ног начинают болеть. Летия плачет.

Наконец, когда я чувствую, что мои икры вот-вот сведет судорогой и я упаду в темноту, воздух, кажется, меняется. Он свежее, с привкусом морской воды. Еще несколько шагов, и передо мной ровный пол. Я вздыхаю с облегчением и спешу вперед, стремясь выбраться из туннеля, что бы ни ждало меня на другом конце. Позади меня Тюрик ругается на Летию, приказывая ей идти быстрее, с резкой ноткой истерики в голосе.

Туннель расширяется, поворачивает, и без предупреждения мы оказываемся на открытом месте, а под ногами – каменистая земля. Прохладный ночной воздух и пространство вокруг меня заставляют меня чувствовать себя так, словно я сбежала. Но Зигфрид выхватывает факел из моей руки, бросает его в воду – мы на берегу фьорда – и берет меня за руку, прижимая нож к моему боку.

– В лодку.

На гальке стоит гребная лодка, рядом с ней ждет человек с парой весел. Летию и меня заталкивают в нее и заставляют встать на дно корпуса в лужу грязной воды. Летия на корме, Тюрик рядом с ней на скамейке, а я на носу. Гребец занимает свое место посередине. Мы ждем, пока Зигфрид снимет с себя одежду и наденет длинную мантию. Он забирается внутрь и садится на деревянный выступ рядом со мной.

– У нас впереди приятная ночь, дождь прошел. – Он показывает на безоблачное небо над Цитаделью, медленно удаляющееся с каждым взмахом весла. – Полагаю, суд над Руквудом вот-вот начнется. Жаль, что меня там нет, но моя сестра обеспечит правильный исход дела.

– Не понимаю, как вы вообще мне нравились.

– Я нравился вам, потому что я обаятелен и умен, и мне казалось, что я предлагал способ получить то, чего вы хотели. Это была месть тем, кто убил вашу мать, разумеется. И для вас, и для вашего отца.

– Вы использовали его.

– Мы использовали друг друга. Он ненавидел своего брата, а я хотел корону. Медленная, мучительная смерть короля устраивала нас обоих.

– Это ложь. – Я хватаюсь за живот, впиваясь ногтями в кожу, чтобы отогнать переполняющую меня тошноту. – Мой отец просто хотел напугать его…

– Это то, в чем вы себя убеждаете? – Зигфрид ухмыляется. – Боюсь, что нет, Адерин. Это он разыскал меня. Он попросил меня использовать мой доступ в Цитадель, чтобы отравить короля. Взамен он предложил мне вашу руку и весь Атратис. Наверное, он думал, что я буду защищать вас. И, в конце концов, я бы на вас женился. Вы бы правили Соланумом на моей стороне. Но как бы то ни было, вы решили отбросить все ради одной ночи, насыщенной похотью, в объятиях…

Мой кулак резко приближается к его лицу, но останавливается на полпути прежде чем он блокирует меня.

– Я бы на вашем месте этого не делал. Бескрылая дрянь. – Он хватает меня за запястье и выкручивает мне руку так сильно, что я вскрикиваю от боли. – Тронете меня еще раз, и я сломаю ее.

– Я не бескрылая. – Я выдавливаю слова сквозь стиснутые зубы.

– Вы можете повторять это сколько угодно, но это не станет правдой. Вы знаете, кто сказал королю, что вы бескрылая? Я. И кто, по-вашему, мне это рассказал? Ваш отец. «Моя бедная бескрылая дочь» – так он называл вас. Он не держал вас взаперти ради вашей защиты. И он стеснялся вас.

Он отпускает меня и толкает вперед; я останавливаю падение прямо за миг до того, как оказалась бы лицом в грязной воде на дне лодки. Мне хочется кричать. Сказать ему, что он лжет. Что мой отец никогда – никогда – не назвал бы меня бескрылой, что он хороший человек, а не убийца. Не тот, кто пожертвует своим единственным ребенком во имя мести.

Но слова застревают у меня в горле.

Потому что, очевидно, я совсем не знала своего отца.

Зигфрид хихикает.

– Забавно было говорить с вами о моем друге-химике, зная, что именно ваш отец изготовил яд, убивший короля. Что именно он сделал зелье, которое позволило вам снова летать, – он наклоняется ближе. – Зелье, которое он дал мне, Адерин. Мне. Не вам.

Ледяная вода пропитала мое платье. В моей ладони застряла большая деревянная щепка. Я вытаскиваю ее и смотрю на струйку крови, стекающую по руке. Мне должно быть холодно или больно, или и то и другое вместе. Хоть что-то. Но запас моих чувств, кажется… иссяк. Как будто кто-то взял нож и отрезал то, что связывает мои эмоции с остальной частью меня. Отрезал мое сердце.

– Почему вы не убили меня?

– Вполне резонный вопрос. Я убью вас. Или… – он махнул рукой, – …посмотрю, как вас казнят. Но сначала вы напишете признание. Вы скажете Собранию, что это вы – и ваш отец, и ваши слуги – планировали убить короля и захватить корону. Королева, в качестве награды за раскрытие этого заговора, предложит присоединить Атратис к Олорису. Ваш семейный щит будет опозорен и вычеркнут из записей. Но вы, конечно же, умрете. Вам, наверное, тогда будет уже все равно.

Я собираюсь сдаться. Сказать ему, что я напишу все, что он захочет, скажу все, что он ни пожелает, если он позволит хотя бы Летии жить.

Но потом он добавляет:

– Я никогда не был на казни за государственную измену. Очевидно, они собираются привязать бедного Люсьена за запястья и лодыжки к одному из столбов на арене и выпороть его. Затем, как только кожа окровавится, они поместят бурых червей в рваные раны.

Я прижимаю руку ко рту. Мой желудок вздымается.

Но Зигфрид продолжает:

– Любопытные существа, бурые черви. Из Северного Фениана. Они живут, питаясь ранеными животными. Запах крови побуждает их вырабатывать кислоту, которая в сочетании с несколькими рядами очень острых зубов позволяет им проедать кожу, мышцы, кости… Но они двигаются медленно. Это долгая, мучительная, унизительная смерть, – он вздыхает. – Я бы с удовольствием заставил тебя смотреть, как умирает Руквуд.

Пламя гнева вспыхивает у меня в животе. Может быть, я больше ничего не чувствую, но я все еще ощущаю жуткое неприятие.

– Горите в аду. И сгнить вам там же. Я ничего не подпишу.

Мой похититель только улыбается. Лодка натыкается на что-то твердое, и, когда гребец выпрыгивает, чтобы привязать ее, я оглядываюсь. Мы находимся в башне, которая стоит во фьорде. Зигфрид поднимает меня на ноги, и мы выбираемся из лодки на скалы, образующие основание башни. Там есть маленькая дверь. Как только Тюрик и Летия присоединяются к нам, Зигфрид открывает ее.