Мелисса Бродер - Рыбы [litres]

– Я не очень-то люблю людей. У меня нет друзей. Мне не с кем разговаривать.

Это, конечно, было не так. Рано или поздно я обязательно рассказала бы – со всеми сочными подробностями – о своем приключении Клэр и, скорее всего, описала бы каждый дюйм его тела. Рассказала бы, как только она будет готова выслушать. Может, ее это даже ободрит.

– Ладно, – сказал Тео. – Но если тебе не понравится, я уже ничего не смогу с этим сделать. Если испугаешься, мне останется только повернуться и уплыть. И тогда мы больше не увидимся.

– Ну хватит. Прекрати, ладно? Не люблю такое. И ты ничем меня не напугаешь.

Это тоже было не вполне правда, но я сама себе верила. Верить собственной лжи – искусство. Говорят, чтобы поверить в свою ложь, нужно активно себя убеждать, но в тот момент я знала только одну реальность: что бы он ни показал мне, все будет хорошо. Я знала только, что он хочет подняться ко мне на камень. Я не думала, что меня можно чем-то напугать.

– Хорошо.

Тео положил на камень обе свои красивые белые руки, подтянулся и, сделав сальто, оказался рядом со мной. Его бедра перепоясывало что-то вроде толстого бежевого кушака, напоминающего промасленную ткань. Ниже, под ним, начинался гидрокостюм – чешуйчатый, угольно-черный, покрытый рачками-барнаклами. Внизу виднелась, как мне показалось, пара ластов одного с гидрокостюмом цвета. В этом облачении Тео больше напоминал аквалангиста, дайвера, чем пловца. С рачками и прилепившимися кусочками водорослей костюм выглядел старым, будто годами отмачивался в океане, и нисколько не походил на гладкие, блестящие наряды серферов. Скорее он был чем-то сродни камням, на которых мы сидели, и казался частью океанского ландшафта. Ласты тоже выглядели словно рыбьи плавники – толстые в том месте, где угадывались лодыжки, и совершенно черные. Глядя на них, я вспомнила черную рыбку «водяные глазки», которая была у меня в тринадцать лет и умерла, пока мы с отцом навещали Аннику в колледже. Когда мы вернулись домой, рыбка лежала на боку на поверхности воды, а от аквариума несло вонью. Помню, мне стало не по себе. Я не хотела говорить отцу, что она умерла. Не потому, что боялась его упреков или обвинений, но что-то в ее скривившемся, покачивавшемся на воде тельце вызвало во мне странное, неприятное чувство. Будто это я лежала там, в аквариуме, голая и протухшая, и делиться этим переживанием, слишком интимным, слишком откровенным, с отцом мне не хотелось. Еще я помнила, что ее хвост уже начал разлагаться и его оторвавшийся кусочек плавал рядом с ней. Вот так же выглядели и перепончатые плавники Тео.

А потом в глазах у меня как будто что-то повернулось. Так бывает, когда смотришь на психоделический постер, выглядящий по-разному, если смотреть под разными углами. Сначала видишь одно, а потом вдруг картина меняется, и, увидев второй образ, ты уже не можешь вернуться к первому. То, что я увидела, было не гидрокостюмом, но большим, склизким, тяжелым хвостом, естественным образом соединенным с телом Тео. Может быть, продолжением тела? И тогда под тканью, тем кушаком, препоясывавшим его чресла, должны были скрываться гениталии. Если они у него были… А еще ниже то место, где хвост соединялся с туловищем. Место это не было прямой линией, как пояс брюк, но являло постепенное слияние, переход обычной человеческой кожи в рыбью. Сначала на коже проскакивали отдельные черные чешуйки, похожие на родимые пятнышки, потом их становилось больше, и они вырастали, как бородавки или сыпь. Еще ниже они сливались в густую массу, как резина или толстая рыбья кожа. Это напоминало постепенно накатывающую на песок волну. Судя по всему, процесс этот занял какое-то время и напоминал распространение инфекции, захватывавшей все тело.

Только это не инфекция. Похоже, Тео – частично рыба.

– Отвратительно, да? – спросил он.

– Нет.

Что за чертовщина? Тео – сирена?

– Испугалась?

– Нет. Просто шокирована и спрашиваю себя, не свихнулась ли. Как это случилось?

– Таким я уродился. И да, я то, что ты думаешь. Типа того.

– А что, по-твоему, я думаю?

– Что я сирена.

– Ну да. – Я потерла глаза. – Так и подумала.

– Я себя так не называю. И не только я, но и остальные тоже. Но для людей мы все – сирены.

– Ну и ну. С ума сойти. Так значит, морской народ действительно существует? И русалки, и сирены тоже?

– Вроде того. Но мы не такие, какими вы нас изображаете. То есть не совсем такие. В смысле… Я ведь определенно очень сексуальный.

Он рассмеялся.

– Определенно! – подтвердила я.

– Ха! Вообще-то нет. Но я о другом. Мы не такие, какими показаны в мифах о сиренах и тому подобном. Мы не пытаемся ни убивать людей, ни заманивать и держать их в плену. Мы не такие, как показано в «Одиссее». Это Гомер нас опорочил. Но мы на самом деле живем очень, очень долго. Сотни лет. Внешне остаемся такими же, какими были примерно в двадцать с небольшим. Наверно, все дело в соленой воде. В каких-то отношениях она нас сохраняет.

– Получается, ты – мифическое создание? Это что, шутка такая? Мы разыгрываем друг друга? Или у меня галлюцинации?

По выражению его лица было видно, что это не шутка. Растущий из тела рыбий хвост подделкой быть не мог. Переход был слишком грубым, слишком заметным. Никакой макияж, никакой костюм не скрыл бы обман. Тео на самом деле наполовину человек и наполовину рыба. Или что-то вроде этого. Или со мной что-то не так? Может, мое состояние хуже, чем я думаю?

– У тебя нет галлюцинаций. Я про такие галлюцинации, когда смещается точка зрения. Но в каком-то смысле ты действительно заблуждалась до встречи со мной, поскольку видела только одну сторону жизни. Ты верила только в то, что находилось прямо перед тобой. Как и большинство людей. Многие верят в то, что нельзя увидеть и познать и что, возможно, не существует. Люди очень самоуверенны. Тебя я самоуверенной не считаю, но думаю, что ты по своей натуре веришь только тому, что видишь.

– Не знаю, что и сказать. У меня к тебе так много вопросов.

– Давай начнем потихоньку.

– Ты настоящий?

Тео рассмеялся.

– Страдаю я по-настоящему. И желания у меня настоящие. Я боюсь, что никому не нравлюсь, что меня никто не любит. И, может быть, все, мужчины и женщины, хотят того же самого.

– Мужчины хотят секса, – сказала я.

– А ты? – спросил он.

– И я хочу. Может быть. Но мне кажется, я по ошибке принимаю желание секса за любовь или что-то еще.

– А как ты узнаёшь, что ошибаешься?

– Наверно, когда ловлю от этого кайф.

– Почему бы и нет? Может быть, это и есть любовь. Разве нельзя ловить кайф от любви? Не думаю, что мне нужна любовь, которая не вызывает разных восхитительных ощущений.

– Не знаю, любовь это или что-то еще. Но я не думаю, что это любовь, если человек пропадает.