Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

— Не глупи, Унимо, дай мне руку, — на этот раз Форин протягивал ему руку с самым сочувственным выражением лица.

И это казалось таким правильным и единственно возможным — схватить протянутую руку. Вернуться в мир, в котором для него отведена не самая скучная роль. В котором ему будут открываться самые сокровенные тайны. В котором он сам когда-то так хотел оказаться.

Нимо осторожно покачал головой.

Форин начинал злиться.

— Я могу сделать так, что ты будешь бесконечно падать — всю свою жизнь и ещё много дольше, — устало сказал он.

Унимо кивнул. В его голове возникла напыщенная фраза: «Бесконечное падение — это ведь полёт», но он хорошо понимал, что для него бесконечное падение — это страх и страдания, растянутые в пространстве. И он понимал, что Форин, великий, сильный и умный Форин, может так сделать. Потому что в реальнейшем не было добра и зла. Только то, что важно, и то, что неважно. Отказавшись поддерживать мир Сморителя, Нимо оказался на стороне неважного.

Нимо собирался разжать пальцы, и в это мгновение оказался снова на берегу у Мор-Кахола. Форин сидел неподалёку, качал головой, вычерчивая на песке какие-то непонятные фигуры, похожие на графическое воплощение жестов Трикса.

— Ну что с тобой делать, — не поднимая головы, вздохнул Смотритель, — ладно, можешь заниматься чем хочешь. Иди.

И вот тут Унимо по-настоящему захотелось остаться. Остаться навсегда с мудрым Форином, научиться управлять миром — то есть поддерживать его хрупкое равновесие. И радоваться тому, что это получается. Ведь он действительно любил каждую улочку Тар-Кахола, все стороны Шестистроннего, Синт и других соседей.

Это было куда сложнее, чем не схватить протянутую руку на скале. Форин, конечно, знал, что делает. Знал, что теперь его ученик не сможет уйти.

И правда, Унимо не смог уйти — кто-то другой с тяжёлым сердцем развернулся и медленно побрёл прочь от Смотрителя, от моря, от себя.

И целый океан горькой, как пережжённый порошок тирены, тоски с оглушающим шумом затопил новый, только что созданный мир.

Тео, озираясь, вышел к воротам Ледяного Замка — он почти сбежал, чтобы Мариона не вышла его провожать: никому от этого лучше не стало бы, — так что проводили его только вороны, деловито сидящие на галерее, да привратник, отсалютовавший с грустной улыбкой. Это улыбку Тео возвратил, но, едва только очертания серых ворот Ледяного Замка скрылись за первым перевалом, боль от потери целого мира со всей силы сдавила сердце. Стало тяжело дышать. Мир вокруг потемнел. И Тео не сразу заметил, что вокруг действительно всё окрасилось в чёрный цвет. Он растерянно оглянулся: поздней весной не должно так рано темнеть. Или он потерял счёт времени, утратив связь с реальностью?

Темнота была почти непроглядная. Подходила, как хищный, но осторожный зверь на расстояние вытянутой руки — так, что можно было разглядеть только себя самого. Тем не менее Тео не стал стоять на месте, а осторожно, нащупывая невидимую землю для каждого шага, продвигался вперёд. Это было мучительно, так идти, но, к счастью, скоро (слишком скоро даже для весенней ночи) рассвело, и Тео увидел знакомую дорогу в Ледяных горах, к югу от Школы.

Ободрившись, Тео умыл лицо в холодном горном ручье, в котором ещё плавали прозрачные колючие льдинки, и сел отдохнуть под маленькой изогнутой ветром лиственницей, которая сиротливо повисла на горном склоне.

Голова страшно болела — Тео даже подумал, не мог ли он упасть и удариться, когда бродил в темноте. Память и сознание были мутными, как пыльное витражное стекло. Радовало одно: с этого места, куда он пришёл за ночь, недалеко было до ближайшего городка — пять или шесть часов пути. И дорога лежала вполне проходимая: хотя подтаявший снег мешался с землёй, но внизу по склону, где снег оставался только в оврагах, было почти сухо.

Тео вздохнул, затем сделал несколько простых дыхательных упражнений, медленно вдыхая и ещё медленнее выдыхая воздух, и решил, что он может отправиться в путь. Тёплый дорожный плащ исправно защищал от холода, ботинки были удобные и почти новые — так что путешествие могло стать весьма лёгким делом. Если бы не тяжесть, которую Тео нёс в своём сердце.

Но многолетняя привычка к самодисциплине взяла своё, и он бысто и решительно зашагал по дороге. Окрестности в этих местах были довольно однообразные: горные склоны с двух сторон, редкие чахлые лиственницы и сосны, каменистые пригорки, мокрые от растаявшего снега верхушки которых блестели на солнце. Ни одного человека, животного или повозки не было видно, но Тео это не удивляло: он знал, что дорога вела только к Ледяному Замку и к паре заброшенных в горах деревень, так что тут по несколько дней можно было никого не встретить. Только по-весеннему голодные и растрёпанные горные в о роны с неизменным снисходительным высокомерием насмешливо приветствовали одинокого путника: «Крр-акх, кр-акх!»

Тео шёл довольно быстро, чтобы скорее добраться до города, но так, чтобы не устать раньше времени. Потом он думал, что, может быть, именно это малодушное желание поскорее прибиться к миру людей его подвело — но, так или иначе, через час ходьбы он увидел в стороне ту же лиственницу у ручья, под которой оказался на рассвете. Не поверив, Тео обошёл дерево вокруг — и готов был поклясться, что именно с этого места он начал свой путь. Но так не могло быть, потому что дорога всё время вела прямо, и бывший слушатель точно знал, что она вела в город.

Он прислонился к дереву и прикрыл глаза. Солнце нежно гладило веки, от коры пахло пробудившимися от зимнего сна соками жизни. Тео зажмурился и подумал, что мог — мог ведь? — что-то перепутать. Тем более если ночью упал и ударился головой — ещё и не такое могло быть. Поэтому он вдохнул полной грудью лиственничной силы, улыбнулся и снова зашагал по дороге.

Когда лиственница показалась на склоне справа в третий раз, сил улыбаться у Тео уже не осталось. Нахмурившись, он положил под дерево свой тёмно-зелёный шарф, подаренный Марионой, и снова отправился в уже знакомое недалёкое путешествие — движимый уже только упрямством учёного.

Верификация удалась — и через полтора часа он уже стоял под лиственницей, задумчиво рассматривая свой шарф, влажный от горной земли.

— Что, никак не выбраться? Это то, что Защитник уготовил отступникам. Тем, кто вечно хочет свернуть с дороги, чтобы быть засыпанным лавиной.

От этого добродушного голоса Тео вздрогнул и едва картинно не выронил шарф. Обернувшись, он увидел, что прямо между ним и дорогой стоит неизвестно откуда взявшийся человек, немного похожий на Плиния. На вид ему было лет двадцать, одежда выдавала скромного сельского поселенца, хотя никаких деревень поблизости не было видно.