Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

— Принц болен. Он не в себе. Немедленно отправляйтесь к врачевателю Грави Эгрото в Дом Радости — сообщите, что мне очень нужна его помощь. Впрочем, нет, дождитесь — я напишу ему пару строк.

Таэлир удивлённо наблюдал за своим отцом, которого он так и не смог убить, и теперь тот в отместку хочет объявить принца сумасшедшим. «Если вы решите убить своего противника, но не сделаете этого из милосердия, то он рано или поздно убьёт вас за это. Милосердие редко остаётся безнаказанным», — наставлял автор «Книги правителя стороны Штормов», которую Таэлир, впрочем, никогда не читал.

Распорядившись, чтобы принца поместили под домашний арест, не оставляли одного, а при необходимости — применяли силу и даже связывали, король вернулся в свою спальню.

А несколько позже слуги, старательно скрывая удивление, меняли обои из тонкой тиснёной бумаги и ковёр, щедро забрызганные чернилами из закатившейся в угол бронзовой чернильницы с гербом династии Озо.

«Люксия» причалила к Мор-Кахолу поздно вечером, когда рыбаки проверяли сети перед ночным выходом в море, а остальные жители готовились ко сну — как раз то время, когда в окнах загорались первые призрачно-уютные огни, подсвечивая густой морской воздух на горизонте.

Унимо не покидал палубу с того момента, когда вперёдсмотрящий разглядел береговые огни: подбадривал и успокаивал Кинли, которого перспективы первого командования швартовкой в большом порту приводили в ужас, к счастью, успешно спрятанный за излишней собранностью и серьёзностью и заметный только проницательному пассажиру. А потом Нимо вместе с матросами обтягивал прижимные и продольные швартовые, стараясь не отвлекаться на разнообразие мачт рыбацких и торговых кораблей, снующих между ними, как рыбёшки между китами, лодок и гичек, и погрузился даже в общее ощущение праздника и воодушевления, которым моряки обычно встречают землю, даже если их никто на этом берегу не ждёт и на следующий же день им самим наскучит портовая суета.

Только когда фрегат глухо ударился о пристань Мор-Кахола плетёными кранцами, Форин флегматично выбрался на палубу вместе с Триксом и собранными вещами. Унимо, занятый заботой о том, чтобы Кинли не потерял голову от удачи своего первого самостоятельного перехода, увидел Смотрителя, явно намеренного покинуть корабль, и умчался собирать свои вещи, оставив юнге-капитану пару саркастических замечаний напоследок.

Форин тем временем подошёл к тут же побледневшему Кинли и поблагодарил его за отличное путешествие. И пока исполняющий обязанности капитана приходил в себя, обронил, что команде «Люксии» следует подождать три дня, а на исходе четвёртого, если никто из пассажиров не вернётся на борт, идти за капитаном. «А как же Маяк?» — чуть не полюбопытствовал Кинли, но вовремя прикусил язык. Эти трое должны были вернуться. Ну, или по крайней мере один из них.

Унимо, с беспокойством наблюдавший эту сцену, поймал взгляд юнги и махнул ему, а затем, вслед за Форином и его тенью (двумя его тенями), ступил на ещё не принайтованный шаткий трап и, не оборачиваясь, покинул фрегат капитана Кинли.

Смотритель шёл молча, не обращая внимания на окружающих и не объясняя, куда идёт — в своей обычной манере. Не сомневаясь, что его спутники последуют за ним, а если нет — им же будет хуже. Трикс, который не любил перемещения в пространстве, плёлся за Форином с демонстративно страдающим видом. А настроение Унимо, казалось, невозможно было испортить: он вертел головой и заглядывался на витрины, вывески и фонари, как будто был не уроженцем столицы, а рыбаком с островов, впервые ступившим на большую землю.

Пройдя улицу Морской Славы вверх по холму, на котором располагался Мор-Кахол, Форин остановился, задумчиво разглядывая скромно подсвеченную (что выгодно отличало её от крикливых огней других портовых заведений и свидетельствовало о вкусе и репутации владельца) вывеску трактира «Навион».

— Дождёмся здесь ночного дилижанса, к утру уже будем в Тар-Кахоле, — бросил Форин, толкая тяжёлую дубовую дверь.

Унимо тут же помрачнел: точно так же они с отцом заходили в «Навион» после прибытия на берег из какого-нибудь путешествия; отец бодро сообщал, что сейчас они отдохнут, а завтра утром возьмут экипаж и отправятся к маме. Маленький Нимо, глаза которого обычно слипались, только кивал и засыпал иногда на руках отца, так и не добравшись до просторного чистого номера «Навиона». Но просыпался всегда от первых солнечных лучей на сливочно-белых просторах стен с огромными нарисованными парусниками, от запаха сладкой тирены и булочек с корицей, принесённых отцом для него из буфета и тихонько поставленных на стол.

Отгоняя ненужные воспоминания — даже помотал головой для верности, — Унимо шагнул в приветливый приглушённый свет вечернего трактира.

Внутри пахло специями и чаем — что тоже отличало «Навион» от остальных заведений. Несколько поздних посетителей — в основном шейлиров, ожидающих свои корабли, — потягивали тирену и перечитывали дневные новости. Впрочем, некоторое напряжение ощущалось и здесь: по слишком долгим взглядам на вновь вошедших, по приглушённым разговорам, по обилию газет, забытых на столиках. Форин кивнул своим спутникам на свободные кресла в тёмном углу, а сам отправился к стойке — видимо, договариваться о местах в дилижансе.

— Наш экипаж отправляется в середине ночной вахты, — сообщил Смотритель, возвращаясь к столу, за которым сиротливо приютились его спутники.

Трикс даже не поднял головы, а Унимо устало кивнул.

— У нас есть ещё полтора часа, — констатировал Форин, взглянув на массивные напольные часы с бронзовыми стрелками, нарочито похожие на огромный компас.

Когда подошёл сам хозяин, с редко удающейся тем, кто хочет взять с вас денег, и желательно побольше, но не имеет для этого других средств, кроме вашего расположения, искренней учтивостью без заискивания предложив принести что-нибудь для ночных путешественников, Трикс демонстративно отвернулся, Унимо растерялся, а Форин заказал на всех кувшин горячей тирены и зеленичный пирог.

— Вы думаете, что это возможно? — спросил Унимо, подняв на Смотрителя напряжённый взгляд от идеально бархатной пены в кружке из голубой глины.

— Думаю, что тебе нужно научиться задавать более точные вопросы, тренируясь даже на тех, кто и так поймёт, о чём ты хотел спросить, — наставительно заметил Форин. И, оценив поскрипывающее, как хорошо обтянутый такелаж, молчание Унимо, которому явно было что сказать, добавил: — Я не знаю.

Ум-Тенебри благодарно кивнул. Неожиданно ему почудилось, что воздух вокруг тревожно тонко-тонко звенит, и он почувствовал, что те нелепые слухи о войне и о безумии короля, — возможно, правда. Так иногда бывает, когда смотришь на часовую стрелку, но всё равно пропускаешь тот момент, когда она с неслышным скрипом