Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

Но Тэлифо была настроена не так мирно.

— А ты лучше скажи мне, что это , — она немилосердно протянула Смотрителю, едва успевшему сделать первый глоток, утреннюю газету.

На первой полосе, конечно, размещалась, как и положено, самая важная новость. «Король отрёкся от престола в связи с тяжёлой болезнью. Королевский Совет утвердил в качестве преемницы Оланзо Озо жительницу Тар-Кахола тари Тэлифо Хирунди».

— Кхм, — Форин сделал вид, что поперхнулся кофе, — мои поздравления, Мэйлири?

Если бы это был не великий и прекрасный Форин, Тэлли, конечно, не удержалась бы и высказала всё, что думает о таком способе престолонаследия.

— Ты не подумал, что я не хочу этого? — спросила она, и вокруг её добрых и одновременно пронзительных зелёных глаз легли морщинки, которых ещё вчера не было.

Вопрос был, конечно, серьёзным, и Смотритель, почувствовав в себе некоторые силы, решил ненадолго вернуться в реальнейшее, хоть это было теперь и крайне неприятно:

— Разумеется, я так и подумал. А ты не подумала, Тэлифо, что я не стал бы тратить силы ради того, чтобы правителем стал кто-то, кто этого хочет ?

Вопрос прозвучал привычно-язвительно, и Хирунди только вздохнула.

— Конечно, но эта твоя привычка распоряжаться другими, — пробормотала она, — точнее, даже не распоряжаться, а…

Тэлифо скомканно замолчала. «Расставлять, как фигуры на шахматной доске», — нет, этого она не могла произнести. Потому что нельзя просто так говорить то, что, как ты точно знаешь, ранит человека. Потому что Форин был болезненно убеждён, что он не хочет играть.

— А что? — нетерпеливо заглянул ей в глаза Смотритель. И сообразив наконец, что ответа он не дождётся, добавил: — В любом случае ты всегда можешь отказаться — завтра ты уже официально королева и можешь поступать, как тебе будет угодно. Но я надеюсь — мы с Унимо надеемся, — что ты этого не сделаешь.

Унимо, который всё это время молча смотрел, как в его кружке рождаются и умирают целые кофейно-молочные вселенные, вскинул взгляд, услышав, что Форин прикрывается им от справедливого гнева Тэлли.

— И вот это — вот это твоё «можешь отказаться» — самое невыносимое! — резюмировала Тэлифо, сердито постукивая ложечкой по блюдцу.

Конечно, Форин знал, как тяжело ей будет. Но он верил в неё, надеялся, что именно она сможет продержаться хотя бы дольше других.

— Горожане привыкли к королям, вряд ли им понравится, что Шестисторонним станет управлять королева. Да ещё и булочница, — пробормотала Тэлли, в свою очередь уставившись в чашку.

— Мне кажется, что ты недооцениваешь своих подданных, — улыбнулся Форин. — Всё будет хорошо, слышишь?

Это море катило на берег свои солёные волны, смягчая острые камни и колючие кусочки стекла. «Всё будет хорошшшо», — шептало оно, и как было ему не верить…

— Что там с Верлином? — помрачнев, спросил Форин.

И узнал, что бывшего Мастера Слов унесли в Дом Радости, где Грави обещал, что сделает всё, что сможет, но «вернуть то, что утащило реальнейшее, так же безнадёжно, как выкинуть в открытом море бутылку с посланием и сесть на берегу ждать, что она приплывёт обратно».

— Понятно, — кивнул Смотритель, — а где Трикс?

Тут Тэлли улыбнулась, и Унимо тоже — он был рад, что так получилось, что бесправный и безголосый Трикс смог нарушить приказ самого Форина.

— Он ушёл, — просто ответил Унимо.

И Смотритель, к удивлению своего ученика, кивнул совершенно радостно:

— Ну и отлично. Надеюсь, он найдёт себя, я верю в него.

Впереди ещё был целый день — настоящее сокровище. Форин кратко ответил на вопросы о своём сражении с Флейтистом, умолчав о главном, и заставил и Тэлли, и Унимо пообещать, что в течение дня они не будут говорить о реальнейшем. Те только пожали плечами, но спорить не стали. В конце концов, не каждый день — следующий после того, в котором человек спас целое королевство, а то и мир.

Поэтому они просто бродили по улочкам Тар-Кахола: любовались на разноцветные крыши улицы Горной Стороны, толкались в толпе радостных оживлённых студентов Университета, забрели в Тёмный город, который в этот весенний день казался принарядившимся на свадьбу лучшего друга разбойником.

Камни мостовых послушно ложились под ноги, а солнечные зайчики наперегонки бегали по переулкам, бросаясь врассыпную от звука шагов и ныряя во все фонтаны по пути. Форин чувствовал, что каждый кусочек этой огромной мозаики на своём месте, а даже если какой-то отвалится, то это не так страшно — мир всё равно останется тем же самым. Впервые эта уязвимость и прочность жизни предстали перед ним в своём изысканном переплетении.

Зашли они и в Дом Радости. Грави поздравил Тэлифо и сообщил, что это лучшее из того, что сделал Форин для Шестистороннего. Долора, Морео, Сола, Кора и Сорел сидели вокруг Верлина и читали по ролям «Солнечную трагедию» Котрила Лийора. Невозможно было определить, понимает ли Верлин что-нибудь, но почему-то его потухший, мёртвый взгляд теперь не вызвал у Тэлли такого тягостного впечатления, как раньше.

В саду Дома Радости Форин, Унимо и Тэлифо встретили бывшего короля, который сидел на скамейке и чертил что-то на песке, не замечая никого вокруг. Разве что бывшего принца Таэлира, который внимательно следил за тем, что пишет отец, и изредка принимался горячо с ним спорить, выводя Оланзо из дремотного оцепенения.

Исходив почти полгорода, путешественники-однодневки решили зайти отдохнуть в «Кофейную соню». Несмотря на будний день, в этом гостеприимном заведении было немало посетителей — и почти все они улыбались, пересказывая друг другу последние новости. То и дело слышалось: «Удалось не начать войну», «Их выпустили из тюрьмы», «Теперь уже не видно ни одного птичника». А хозяйки, наливая кофе своим гостям, одобрительно подмигнули Тэлли, узнав её по портрету в газете.

Проходя мимо Стены Правды, они заметили, что на ней почему-то нет ни одной надписи. «Пока вся правда ещё витает в воздухе», — задумчиво прокомментировал Форин.

Днём стало так тепло, что казалось, будто уже наступило лето. Стрижи чертили в воздухе свои немыслимые узоры, разгадать которые было не под силу мудрейшим из людей.

Когда они проходили неподалёку от приюта имени Астиана Ум-Тенебри, Унимо опустил взгляд в пыль мостовой, а потом спросил у Форина, пользуясь тем, что они не в реальнейшем:

— Он ведь погиб, да?

Смотритель промолчал. Только осторожно провёл рукой по плечу Унимо — что было для него невероятным проявлением нежности, — и, спустя молчание, означавшее «да», ответил:

— Ты ведь и сам знаешь, правда?

На площади Рыцарей Защитника, где они остановились утолить жажду из сверкающего на солнце фонтана, Унимо поперхнулся ледяной водой: у стены, рядом с лениво показывающими фокусы уличными артистами, сидел Флейтист. Впрочем, Флейтистом его теперь можно было называть только по старой памяти: его мёртвая флейта лежала рядом, как и старая выгоревшая на солнце шляпа, в которую добрые прохожие всё равно кидали бронзовые, а то и серебряные монеты.