Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

— Вы тоже видите эти буквы? — спросила она, прикрыв глаза.

— Нет, я ничего не вижу, — сказал Сорел.

— И я, — отозвалась Кора. — Хотя нет. Я вижу стихи. Чужие стихи, стихи мертвецов.

Сорел и Тэлли удивлённо посмотрели на поэтессу, но Тэлифо не стала дальше тешить своё любопытство: силы требовались совсем для другого.

— Врачеватель Грави, хозяин этого места, не так прост, как кажется, — сказала Тэлли.

— Что ты имеешь в виду? Он нас прогонит? — удивлённо спросил Сорел.

— Нет, — грустно покачала головой Тэлли, — скорее даже наоборот — обрадуется. Но у него там свои правила. В любом случае у нас нет выбора.

Сказав это, Тэлифо всё равно осталась стоять на месте, думая о том, что Грави, несомненно, выставит ей счёт за спасение поэтов. Именно это она имела в виду, но говорить такое испуганному Сорелу и храбрящейся Коре не стала. Потому что им незачем об этом знать — поскольку доброе дело, если оно жаждет быть услышанным, в реальнейшем перестаёт быть таковым.

— Пойдёмте, — решительно сказала она и направилась к хорошо знакомой ограде Дома Радости.

Не требовалось беспокоить охранника: Тэлифо знала, где можно было легко перелезть через стену, забравшись, как по лестнице, по выступам причудливых изразцов. Она надеялась, что и в реальнейшем это не составит труда. Сорел вызвался перебраться первым — и, едва на светлой ограде стали проступать чёрные буквы, Тэлли, а следом за ней и Кора, уже оказались в саду Дома Радости.

Было самое начало ночи, когда всё вокруг ещё полно блаженства от наступившей после долгого дня тишины и прохлады. Когда мир кажется загадочным и юным.

Спрыгнув с ограды, Тэлли почувствовала, как ночная роса мятным холодом обвила её лодыжки. И только потом, попытавшись сделать шаг, поняла, что одну ногу она подвернула. Скривившись от боли, Тэлли сказала Сорелу и Коре, которые с беспокойством смотрели на неё:

— У меня всегда так… проблемы со стенами, — и улыбнулась — настоящей, живой улыбкой.

Взгляды Сорела и Коры стали ещё более обеспокоенными, но тут все трое замерли, услышав в темноте сада мягкий мелодичный голос:

— Я ждал вас. Особенно приятно, что вы в реальнейшем: я и не думал когда-нибудь ещё увидеть величайших поэтов Тар-Кахола. Тэлли, как мило с твоей стороны, что ты снова зашла, да ещё и не одна. И я хочу, чтобы твоя нога перестала болеть. Теперь ведь лучше?

— Айл-врачеватель… — Тэлли всмотрелась в темноту, из которой слышался голос, но не увидела никого. На мгновение ей показалось, что темнота вокруг улыбнулась. А поскольку нога действительно тут же перестала болеть, ничего не оставалось, кроме как сказать (изо всех сил скрывая раздражение от того, что тебя лишают чего-то помимо твоей воли — пусть это даже твоя боль): — Спасибо.

Теперь это, несомненно, было реальнейшее Великого Врачевателя.

— Следуйте за мной, я угощу вас чаем, — сказал Грави.

Все трое безошибочно направились на звук голоса и вскоре вышли на тропинку, мягко освещённую сияющими одуванчиками газовых фонарей. Стволы деревьев окутывал туман, а их наполненные весенней силой узорные ветви призрачно серебрились в неярком свете: картина была прекрасная, сказочная и умиротворяющая. У летней веранды на деревьях висели на неразличимых в темноте нитях лампы из тонкого разноцветного стекла со свечами. Что было, пожалуй, слишком.

— Красиво, правда? — поинтересовался Грави, высокая, скрытая тёмным плащом фигура которого была уже вполне обрисована светом фонарей.

Тэлли только кивнула, не в силах побороть страх, пленявший её каждый раз в стенах Дома Радости. Но теперь у неё были подопечные — Тэлифо искоса взглянула на поэтов, которые зачарованно шли рядом, и судорожно вздохнула.

— Проходите, — любезно пригласил Грави, когда они поднялись на веранду деревянной летней кухни.

На первом этаже, заставленном большими столами, на каждом из которых красовалась ваза с весенними цветами, было тепло, светло и уютно от ярко горевшей печи. На одном из столов стояли чайник, четыре изящные белые чашки и тарелки с сыром, орехами, хлебом и печеньем. Вокруг стола дремали плетёные кресла.

Грави Эгрото, с видом заботливого хозяина, разливал чай, предлагал угощаться, но сам внимательно рассматривал своих гостей. Наконец, Кора не выдержала этого изучающего взгляда:

— Айл-врачеватель, я хотела бы объяснить…

Грави взмахнул рукой, как будто собирался её остановить. Впрочем, если бы действительно хотел — ему бы это удалось. Здесь, в Доме Радости, он мог заставить замолчать даже поэтов. Но врачеватель только махнул рукой в неопределённом жесте и приготовился слушать.

— Мы, то есть я, в розыске у птичников, поэтому я и мои друзья — мы просим у вас спрятать нас здесь на время.

Кора испытывала напряжение, сравнимое с написанием нового стихотворения. Так же мучительно сложно было находить нужные слова, хотя никто не требовал от неё рифм или ритма.

— Знаю, знаю, тари Кора. Я наслышан о вас и всегда знал, что нам доведётся встретиться, — сказал Грави тоном мудрого, но доброго дядюшки. — Разумеется, вы можете оставаться здесь столько, сколько нужно. И обещаю вам, что вы будете здесь в безопасности.

Кора удивлённо смотрела на Великого Врачевателя, не ожидав, что он так легко согласится. Всё-таки скрывать беглых поэтов от птичников было опасным занятием. Но Грави вдруг повернулся к Тэлли и с улыбкой сказал:

— Надеюсь, что и ты, Тэлифо, не откажешься пожить со своими друзьями.

Тэлли знала, что так и будет, но тем не менее нахмурилась и уточнила:

— То есть за то, что вы спасёте моих друзей, я должна буду поселиться в сумасшедшем доме? Конечно, вы знаете, что я согласна. Я ведь хочу помочь. Вы знаете.

Грави вздохнул и скривился. Его лицо стало печальным.

— Зачем же всё портить, дорогая Тэлли? Мудрость состоит не в том, чтобы говорить правду, а в том, чтобы знать, когда со своей правдой промолчать. А если ты так любишь называть вещи своими именами, то здесь у нас тебе найдётся немало полезных дел. Сумасшедшие любят всё перепутать — вот и займёшься, вернёшь словам их значения, а твои друзья-поэты тебе помогут.

Грави поднялся, заслонив собой лампу. Его благодушие мгновенно превратилось в прохладный гнев, и Тэлли запоздало пожалела о том, что не удержала язык за зубами.

— Пойдёмте, я познакомлю вас с нашими полуночниками, а потом найдём вам комнаты.

Они молча покинули веранду и направились через сад, в котором заметно похолодало, к другому зданию — небольшому и двухэтажному, с высокими окнами. В одном из окон на втором этаже горел свет и виднелись силуэты людей.

Дверь была открыта, деревянная лестница скрипела на все ноты малой октавы, поэтому, когда ночные посетители поднялись на второй этаж, те, кто был там, наверняка точно знали, сколько человек поднимаются к ним.