Анна Удьярова - Остров Укенор

— Да-да, и могут сделать с вами всё, что захотят. Вот, например, меня они сделали бессмертным.

Тьер прищурил глаза, и свечи стали гореть ярче. Ровно настолько, чтобы увидеть все до одной снисходительные усмешки. Они принимали его за постояльца Дома Радости. Впрочем, нет, женщина, которая собиралась продать себя, чтобы спасти то ли брата, то ли сына — Тьер так и не понял, — только побледнела.

— Не верите? Что ж, это ожидаемо. И даже обязательно для умного человека — не верить. Но мы проверим, что нам стоит? Как учёные. Будем применять самый простой и наглядный метод — проведём эксперимент. Там, под столом с вином, дуэльные пистолеты. Вам, лори Кримс, вероятно, не составит труда их зарядить? И выстрелить в меня — с двух шагов, полагаю, не промахнётесь?

Все шестеро тревожно переглянулись. «Если бы у меня было чуть больше времени, я бы сколотил из них отличную команду», — усмехнулся про себя Тьер.

— Если я военный, это вовсе не значит… — пробормотал лори Кримс и запнулся.

— Вы о том, что не можете стрелять в безоружного? Значит, вы плохо читали ваш устав. Точнее, то, что написано между строк. Забавно: рассказывают, что один тар-кахолец пришёл на дуэль голым. И его противник отказался стрелять. Может быть, кто-нибудь, кроме лори военного? Может быть, вы, тари?

Женщина испуганно отступила. Все молчали. Свечи чуть подрагивали на сквозняке

— Ладно, не хотите, не нужно. Вы все пришли сюда из-за денег. И деньги у меня есть — это я продемонстрировал всем, кроме лори Им-Онте, который поверил мне на слово. И я могу дать каждому необходимую сумму. Но, разумеется, не просто так. Как я сказал, я бессмертен. Поэтому приходится искать развлечений, приправленных более остро.

Тьер достал из кармана плаща сложенный вчетверо листок бумаги, подошёл к стене справа от окон, развернул листок, полюбовался на него и повесил на ржавый гвоздь, который торчал в стене на уровне глаз человека среднего роста. Поправил листок, отошёл и сел в углу, скрестив ноги.

На листке бумаги был портрет какого-то молодого человека в зелёном плаще.

— Ваша помощь, лори Кримс, всё равно потребуется. Тем, кто не знает, поможете зарядить и покажете, как стрелять. Каждому, кто выстрелит, я дам обещанную сумму.

Шестеро молчали. И это начало раздражать Тьера.

— Куда выстрелит? — уточнил лори Кримс.

— В него, конечно, — Тьер сердито дёрнул плечом в сторону портрета.

Они снова молчали. Неинтересная получалась игра. Кто-то наверняка думал, как бы незаметно унести ноги.

— Это что-то значит, да? — хрипло спросила женщина.

— А как вы думаете? Значит ли это что-то, кроме того, что я сказал? Может быть, между бумагой и стеной спрятан живой человек, которого я предлагаю вам убить? — зло проговорил Тьер. — Хотите всё понимать, да? Тем, кто всё понимает, не платят денег. Не слышали?

Тьер закашлялся, и в это время Ингер решил выбираться. От азарта не осталась и следа. Он шагнул к выходу, но столкнулся с новым гостем и отступил. Опоздавший вышел на свет, откинул капюшон — и оказался тем человеком с портрета. Ингер даже не удивился.

— Ты опоздал, — скривился Тьер. — И зря явился: ничто твоим трусливым согорожанам не угрожает. Даже не испортил игру, потому что и портить-то было нечего. Вон в твой портрет стрелять отказались. Могу я хотя бы рассказать последнюю сказку?

Унимо кивнул, налил себе вина и устроился на одном из ящиков.

— Так вот, я вам говорил про мастеров. В детстве мы с другом любили по весне разорять птичьи гнёзда. Забираться на тополя и со смехом скидывать вниз перламутровые сокровища или устраивали шутливую перестрелку, пока эти пеночки заполошно хлопали крыльями, летая вокруг нас. Потом, конечно, мы поняли, что это нехорошо, и перестали. Но тогда мы были для этих птичек настоящими мастерами. Понимаете?

Тьер замолчал. Он смотрел в пол, не отрываясь.

Гости стали расходиться. Тари чуть задержалась на пороге, словно не решаясь уйти. Но потом обменялась взглядами с новоприбывшим и всё-таки ушла.

— Дай им, пожалуйста, потом деньги, которые ты обещал, — сказал Унимо.

— Но за что? — возмутился Тьер. — Они так ничего не сделали!

— Как раз за это. А ещё потому что я прошу, — ответил Мастер Реальнейшего.

— Ты просишь! — горько воскликнул Бессмертный. И тут же сник: — Хорошо, конечно, как скажешь.

Птицелов просит птичек летать пониже. Но ох уж эти птички: ничего-то не понимают.

— Пойдём домой? — примирительно улыбнулся Унимо.

Огонь потух, холод мышиными перебежками занимал пространство. Дом опускался на дно зимней ночи. Свечи одна за другой гасли, словно почувствовав, что игра закончена.

Тьер медленно поднялся и пошёл снимать портрет со стены.

— Вообще-то он хотел учиться в Университете. Так и говорил. Кто ему это внушил, не знаю. А там ведь, сколько ни готовься, поступает один из десяти. А заканчивают и того меньше. Так чем время тратить, лучше дело изучить. Он и согласился, — женщина смотрела прямо перед собой и рассказывала монотонно, словно пересказывая «жизнеописание» Защитника.

Тэлли осторожно взяла её за руку. Женщина взглянула удивлённо.

— Ему ведь там нравилось, у плотника. Он сам говорил. И получаться стало.

Тари совсем сникла, как солнечный цвет в ненастную погоду.

Унимо прикрыл глаза и попытался отыскать надежду. Она всегда оставалась, стоило пройти чуть дальше в пещеру, осторожно скользя руками по ледяным камням…

От открыл глаза и едва заметно качнул головой. Тэлли поняла.

— Тари Исли, вы, наверное, слышали про мастеров?

Тари вздрогнула. Конечно, она слышала. Например, говорили, что мастера похищают детей и превращают их в птиц.

— Унимо — самый сильный мастер из тех, кого я знаю. Он может почти всё. Он может найти вашего сына.

Смотрителю хватило — он увидел свет, мелькнувший зарницей. Этого было достаточно.

— Я нашёл, — сказал он и вышел, забыв плащ.

Возвращаться Унимо не стал: вместе с надеждой в том доме жило отчаяние, золотое, блестящее, словно крыши богатых домов в Илайском Королевстве. Оно могло ослепить, сбить с пути.

Пришлось спрятать руки в карманах пальто, надвинуть шляпу и идти быстро — так, как позволяли ранне-вечерние улицы Тар-Кахола. Фонари в тумане одевались в нарядные пышные платья — и словно бы начинали кружиться, подстраиваясь под ритм шагов случайных прохожих (как будто даже в ритме этой старой городской песенки: «Гори, гори, как фонари, не говори, не говори…»). Пройти по улице Горной Стороны — но не подниматься выше, туда, где неподалёку от Ратуши светилась «Кофейная соня». Не было времени даже на кукольную чашку очень крепкого кофе, который называли «маленькой смертью». Нужно было идти без остановки, чёрными переулками, в которые не добирался даже снег, пересечь улицу Весенних Ветров, прикрывая глаза от жадных огней витрин, выбраться к пустынной площади Морской Стороны, пройти по самому краю Тёмного Города, всматриваясь в заброшенные дома, пойманные в рыбачьи сети, как огромные киты, и наконец выйти к Западным воротам. Потому что именно там, за поворотами и подъёмами неприветливой каменистой дороги — так не похожей на оживлённый, стремительный Восточный тракт — в холодной пещере жил страшный великан, ворующий детей Тар-Кахола.