Иван Першин - Еглеоп

Нет. А ощущения есть. Сам объяснял, что тут все реально. Устроили с утра первое сентября.

Удержаться получилось с восьмой попытки. Стоило осознать, что все вокруг иллюзия. Да иллюзия, еще и зельем усиленная. Вот и все, фокусник, только запутывал, сказал бы сразу, виртуальная реальность. Ноги только зря мочила. И не ноги даже, ее ноги в тепле на деревянном полу.

— Это все? Не сложно, на самом деле.

— Почти. Прочность под ногами нужна для преодоления страхов. Чем тверже стоишь, тем увереннее себя чувствуешь. Теперь моя очередь не смотреть.

Тайга пропала. Болото, бескрайнее унылое болото со всех сторон, шевелится, словно живое. Кочка твердая. И Грегор никуда не проваливается. Хотя ему-то что, живет так.

Странно себя ведет эта топь. Вокруг них спокойная, а там где был лес, вспучивается, как из проводов сотканная. Из проводов или… Змеи. Тысячи, миллионы, плотной массой перекатываются под поверхностью.

— Грегор. Это совсем не смешно. Они мерзкие даже на расстоянии.

— Твое подсознание выдает что-то неприятное? Может, ты просто не правильно это воспринимаешь?

Нашел время философствовать. Они же могут ближе подползти, твари скользкие.

Точно. Кольцо постепенно сжимается, чертов нерахри опять в свои игры вздумал играть?

— Я терпеть не могу змей. Хватит на сегодня, я устала.

— Люди редко их любят. Это твой главный страх, Яна Мохова?

— Да, Грегор, они страшные, неприятные, и я не хочу на них кричать, или чего ты там от меня ждешь.

— И не надо. Просто перестань их порождать.

Я их что ли создала? Может быть, дважды после Праги снились. Как о них думать-то перестать?

Глаза закрыть. Не вижу, значит — нет.

Но слышу. Они же копошатся, друг о друга трутся, даже вибрации по воде доходят.

Нет. Вас нет, проклятые рептилии, вы всего лишь мои страхи.

Шорох приблизился. Яна открыла глаза, кольцо змей сжалось плотнее.

К нему, к нему ползите, не ко мне.

Одна из змей действительно отделилась от общей массы и устремилась к нерахри. Буроватая, с четырьмя продольными полосками вдоль тела, даже в этой серости переливается, как на солнце.

Полоз узорчатый. Не ядовитый, в детстве дедушка показывал, она тогда и не боялась их. Только этот огромный, метра три в длину. Кружить вокруг нерахри принялся, на остальных шипит.

Змеи замерли. Уставились на полоза, хором издали дружный звук. И перевели взгляды на нее.

Холодные пустые глаза. И каждая пара говорит — ты наша.

Они двинулись. Вместе, разом, к ней, стараясь держаться подальше от нерахри. Или от продолжающего шипеть полоза. Она не успела понять, кочка под ногами пропала.

Черт, твердость, где она? Под ногами ничего, кроме хлипкой жижи.

Яна ушла по грудь. Неловкие шлепки руками по поверхности не замедлили погружения, сколько ни барахтайся, только быстрее тонешь.

Грегор запел. Сначала негромко и, вроде, монотонно, разразился эмоциями, когда плечи девушки оказались под водой.

Так не поют. Хрипы, крики, взрывы чувств перемежаются спокойными кусками по одному ему ведомой логике. И при этом ни разу не сфальшивил, не он попадает в ноты, ноты следуют за его голосом.

Островок под ногами так и не вернулась, но он и не нужен. Ничего не нужно. Яна вдруг поняла, что может погружаться и подниматься сама, как захочет. Быстро, медленно, как придет в голову, только она управляет своим телом. Стоять можно и на воде, ей решать, что можно, а что нельзя. Только вот… Змеи. Они никуда не исчезли, продолжают сжимать свой хоровод вокруг нее.

Странная песня на непонятном языке опередила ее крик. Чужие слова отдаются ясной мыслью. Помоги себе сама.

Да чтоб тебя, как? Полоз, миленький, иди сюда, отгони хоть ты их.

Услышал. Развернулся и к ней ползет. Остальные гады застыли. Что ж сразу не догадалась?

Бурый змей зашел на первый виток вокруг девушки. Плотная масса качнулась в ее сторону. Полоз шикнул. По болоту пробежала рябь, кольцо извивающихся тел потеряло стройность, задрожало. Бурый приближается по спирали, все ближе и ближе. Остальные раздумали ей интересоваться, расползаться начали, но этот нарезает круги уже в паре шагов.

Хватит, остановись.

Голову поднял. В лицо взглянул, качнулся и прямо к ногам двинулся.

Эй, эй, стой. Да остановись ты, не надо…

Голени коснулся. Не противный. И не холодный. От полоза тепло идет, что-то родное, свое. Почему-то вспомнился странный тип в Праге. Фуго, кажется. От него веяло чем-то похожим, другим, но тоже теплым, общим.

Змей в три витка опутал тело девушки и поднял морду над ее головой. Пасть раскрыл, зашипел на нерахри. Грегор прекратил петь.

— Нам пора назад.

Нерахри, кажется, чуть встревожен. Мог бы и приятное что-нибудь сказать. Лицо недовольное состроил, не по твоему плану пошло все? И что значит пора, с каждым вдохом от полоза сил прибывает.

— Я бы еще здесь…

Как обычно. Даже не дослушал.

Ноги успели занеметь, и девушка стала заваливаться назад, вернувшись в свое тело. Чьи-то объятья не дали упасть.

Момо. Почему он сжимает ее? И почему такой серый?

— Грегор, что бы ты там ни делал, не повторяй это больше. Я еле удержал.

— Больше и не придется.

— Что там было?

— Змеи. Как и ожидалось.

— Она их больше не боится?

— Она нашла своего.

Занудный сентябрьский дождь потоками катится с характерно изогнутой крыши, расположенной сразу в двух странах. Хотя и в одном городе. Непритязательная снаружи, железобетонная коробка без изысков совершенно не вписывается в общий архитектурный ансамбль. Но задумка строителей становится ясна, стоит попасть вовнутрь. Два витража на боковых стенах конференц зала, занимающего практически всю площадь здания, смотрят миндалевидными глазами рептилии. Плавные обводы потолка сходятся в прямоугольный рот с двумя клыками за сценой. Почти шесть тысяч человек собрались послушать праздничное обращение, и каждый понимает, что смотрит в змеиную пасть. Но все делают вид, что перед ними лишь сцена. Кроме парочки в центре безлюдной проплешины у входа.

— Ну, и зачем ты меня сюда притащил, Фуго? — Рыжая девица в коротком платьице притягивает внимание окружающих. Пока они не встречаются с ее глазами.

— Отличное место, чтобы поболтать. Ее милая мордочка. Успокаивает.

Яврана фыркнула.

— Меня всегда удивляло, как ты мог привязаться к существам, которые почти ничего не слышат?

— Они умеют слышать низкие ноты, как никто. Виолончель на змеиной свадьбе… Сотни тел сливаются под пение смычка. Как это можно не любить?

— По мне — безликая каша.

Фуго усмехнулся.

— Безликая. Сама суть хаоса. Стремление к слиянию, к чему-то большему, чем сумма частей. Попробую встать у них на пути в этот день, потревожить единство. Они будут преследовать, забыв инстинкт самосохранения.