Мара Вульф - Возвращение ангелов [litres]

– Откуда вы оба знаете, что охотники вернулись? Еще слишком рано.

А еще это путает мне все карты. Я думала, у меня еще есть время в запасе.

– Рафаэль зовет меня к себе, когда кто-то из ангелов ранен, – начинает Пьетро.

Интересненько. Может, спросить у него, как пенициллин действует на ангелов? Если никак, то мне не стоит и стараться врываться в его кабинет позже.

– И он решил поговорить об этом именно с тобой?

– Я просто случайно подслушал разговор между ним и Люцифером. Они ссорились, – отвечает он.

– Из-за ключей?

Он кивает и снова закрывает свой шкаф.

– Они нашли уже шестнадцать из них и не могут прийти к консенсусу насчет того, где искать оставшихся трех девушек. Люцифер считает, что в нашем городе живет как минимум одна. Рафаэль же хочет избавиться от него и предлагает ему искать в другом месте. Эти двое все еще ненавидят друг друга.

Я бы тоже ненавидела человека, который приговорил меня к нахождению в абсолютной темноте на десять тысяч лет. Уже шестнадцать? И он так легко говорит об этом? Будто это число не означает приближение человечества к пропасти, на краю которой оно уже стоит.

– И где тогда все эти шестнадцать девушек сейчас? – Мои ладони потеют от волнения. Мы должны освободить их и спрятать где-то, где ангелы никогда не смогут их найти. Значит, всего три девушки отделяют нас от конца света. Ангелы убьют всех нас, чтобы мы не последовали за ними в рай. Это совершенное царство, в котором нет ни боли, ни страданий, ни нужды, ни зависти, они хотят оставить его себе.

– Этого они не сказали. Когда они поняли, что я могу подслушать их разговор, то ушли прочь.

Почему Люцифер помогает именно Рафаэлю? Он хочет смыть с себя свои грехи и поэтому жертвует нами, людьми? Может, он хочет примириться с Рафаэлем и получить свой кусочек земли в Эдеме?

– Мне уже пора идти, – говорю я поспешно. – Следующее новолуние будет через три недели. Тогда Стар и Тициан покинут город.

– Так будет лучше для них. Даже если тебе это так тяжело дается. Ты можешь жить со мной и Альбертой, когда они уедут. Мне не по себе от мысли о том, что ты останешься в библиотеке совсем одна.

– У меня же есть Алессио, – говорю я.

Лицо Пьетро вдруг становится виноватым:

– Я предложил ему то же самое. Я бы так хотел, чтобы он остался здесь.

Я царапаю свои ладони ногтями. С одной стороны, я понимаю Пьетро. Он нуждается в Алессио больше, чем я. Все эти пострадавшие, да и Алессио уже не самый младший доктор. Но в библиотеке я чувствую себя так, будто отец и наша прежняя жизнь совсем рядом. Я не могу просто так оставить ее.

Альберта заходит в комнату, не постучавшись.

– Ты должен идти. Они принесли троих раненых. С несколькими гондолами произошел несчастный случай.

Пьетро покидает комнату, а из коридора снизу раздаются крики.

– Ты получила то, что хотела? – спрашивает Альберта. Ее взгляд падает на бутылочку в моей руке.

– Мне нужен был пенициллин, но Пьетро дал мне только кору ивы.

Не проронив ни слова, женщина достает из кармана платья ключ и снова открывает шкаф с медикаментами.

– Вот, возьми. – Она протягивает мне другую бутылочку.

– Большое спасибо.

– Не за что. Я попрошу кого-нибудь проводить тебя до дома. Тебе нельзя идти в одиночку.

Она быстро покидает комнату, а я не могу поверить собственному счастью. Но солнце садится, и времени у меня не остается. Если мне не повезет, Альберта заставит меня остаться здесь на ночь, и тогда Кассиэль точно не выживет. Я приоткрываю дверь. Коридор кажется пустым. Я быстро бегу к лестнице, ведущей на первый этаж. Пострадавших переносят на носилках. Стоны и крики сотрясают воздух. Я бегу обратно и спускаюсь по запасной лестнице. Она не освещена, и я аккуратно сбегаю вниз по ступенькам. На выходе стоит несколько курящих санитаров. Они не обращают на меня внимания, когда я покидаю больницу. Несмотря на то что на улице тепло, я натягиваю капюшон своего пальто на голову и захожу в пустой переулок, пока меня никто не остановил.

Темнота так быстро распространяется по небу, что я успеваю пройти только пару улиц. Именно сегодня ночью небо затянуто тучами, и видимость ограниченная: два или три метра. Все окна закрыты крепкими ставнями, сквозь которые не просочится и маленький луч света. Я иду вдоль стены, нащупывая путь. Вокруг меня призрачно тихо, сама я тоже пытаюсь не шуметь. Надеюсь, я найду дорогу домой. Ночью все переулки выглядят одинаково, и при этом совсем не так, как днем. Теплый дневной ветер все еще согревает воздух. Справа от меня протекает узкий канал, и вода пахнет затхлостью. Как бы мне хотелось, чтобы люди прекратили сливать отходы в канал. Когда на улице так жарко, это еще неприятнее. Остается надеяться, что Кассиэль еще будет жив, когда я вернусь домой.

Надеюсь, Феникс не выкинул его из библиотеки. Я подхожу к концу улицы и выглядываю за угол. Кто-то перебегает с одной стороны на другую. Это может быть кто-то, кто так же глуп, как и я, и все еще шатается по улице ночью. Однако это может быть и злоумышленник. Я слышу, как гремит дверь, и на мгновение луч света падает на брусчатку. Толстая крыса проносится мимо. Где-то позади меня раздается крик. Я шагаю вперед и уже перехожу на бег. Если я не остановлюсь, они меня не поймают. Ночной воздух снова сотрясает женский крик. Его заглушает мужской смех, а по моей спине бегут мурашки. Я знаю, что там происходит. Мужчины устроили охоту. Я ни в коем случае не должна оказаться у них в руках, иначе стану их новой игрушкой. Как же это мерзко. Консилио должен был давно заняться этой проблемой вместо того, чтобы подлизываться к ангелам. Ночью на улицах города творится беззаконие. Я прижимаюсь к теплой стене, а мои ноги становятся мягкими, как пудинг. Дыхание прерывистое. Если мужчины найдут меня, они будут безжалостны. Они сделают со мной все, что пожелают. Это люди, которым нечего терять, потому что у них ничего не осталось. По ночам они вылезают из своих нор. Почему я позволяю себе остановиться? Почему я хожу по городу так поздно? Я ведь знаю правила. Быстрые шаги все ближе ко мне. У меня нет выбора. Мне надо идти дальше и попытаться добраться до другого переулка. К сожалению, я не вижу развилки в темноте. Ночью Венеция превращается в лабиринт из слепых коридоров, разрушенных стен, мостов и ворот. Где же патруль, избранный Консилио? Возможно, патрульные сейчас прохлаждаются в барах и пропивают свою зарплату. Я снова слышу крик, который внезапно обрывается. Они схватили ее. Пытаюсь нащупать свой нож. И опять слышу мужской смех. Их точно много, они бросаются ругательствами, и мне хочется заткнуть уши. Все мое тело покрывается потом. Я должна помочь женщине, ведь я тренированный боец. Но в темноте против кучи мужчин у меня нет никаких шансов. Было бы не смело, а просто неразумно ввязываться в эту драку. Шум мужских голосов доносится из соседнего переулка. Я такая счастливица, что вполне могу нарваться прямо на них. Моя челюсть дергается, когда я стискиваю зубы от беспомощности и злости. Я продолжаю красться на цыпочках. Пытаюсь игнорировать мольбы и крики женщины, стараюсь не представлять себе, что там происходит. Я просто иду дальше, сворачиваю на другую улицу, перехожу мост, а затем еще один. Я дважды оказываюсь в тупике и почти падаю в канал, когда хочу перейти по мосту, который несколько недель назад еще не был разрушен. На самом деле я знаю каждый уголок Венеции, но в панике я совершаю одну ошибку за другой. Я наступаю на свернувшуюся на земле фигуру, чуть не задыхаюсь от неожиданности и только в последний момент отдергиваю ногу от лужи крови у головы лежащего. Мертвые глаза смотрят в небо, на котором сияет луна. Мужчина, вероятно, был убит совсем недавно. Где-то по улице бродят его убийцы – наверняка неподалеку отсюда. Но здесь тихо. Только вода бьется о стены канала. Дует ветер. Я внимательно делаю один шаг за другим, стараясь держаться в тени стены. Пригнувшись к земле, я бегу дальше.