Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

— Разве среди ровзов безопаснее, чем без них? — не спуская пронзительных глаз, продолжил экзаменовать девушку пожилой властитель.

— В стае? — поняла Тома, выглядывая из-за моей раздавшейся за последние месяцы спины. — Нет, конечно. Они же звери.

— Там могли убить?

— Постоянно.

— Могли причинить другой вред?

— Ну… само собой.

— А съесть вас — могли?

— Не исключено.

Фрист довольно расправил плечи.

— Допустим, вы сбросили одежду, чтоб вас не убили. Встали на четвереньки, чтоб не убили. Жили со зверями как звери, ежесекундно боялись за жизнь и не ушли — почему?

— Мы ждали случая! — отчаяние плескалось в глазах Томы, как второго августа десантники в фонтане.

— Долго же вы ждали, — ухмыльнулся Фрист и вдруг осведомился совершенно другим голосом: — Хотите помыться?

— Да! — воскликнули мы на два голоса.

— И в этом как люди. Идите за мной.

Охранители двинулись по пятам. Коридоры вывели нас к банному ходу, откуда утром вели Миледу. Собиравшаяся в капли сырость стекала по стенам. Влажный воздух принял процессию в себя, превратившись в теплый туман. Туман постепенно перешел в пар, поднимавшийся от поверхности выбитого в полу каменного бассейна. Нескольких метров в диаметре, он напоминал озера загорного мира. Только искусственный.

— Прошу, — указал на купальню Фрист.

При этом его ноги остались стоять на месте, посреди большого теплого помещения с единственным выходом, а на выходе мозолили глаза охранители.

Мелкими шажками мы передвинулись к воде, две ступни одновременно попробовали ее на предмет температуры. Интуиция не обманула. Обалденно.

— Чапа, он смотрит. Они все смотрят.

Тома снова закрылась руками. Я обернулся к Фристу:

— Мы так не можем.

— Не можете или не хотите?

— Хотим.

— Вы не могли бы уйти? — попросила Тома.

Фрист пропустил ее слова мимо ушей.

— В стае вам это не мешало. Вы слишком быстро вжились в роль людей.

— Мы и есть люди! — слезно воскликнула Тома.

— Можно попросить вас хотя бы отвернуться? — сказал я, закрывая девушку телом.

— И охранителей убрать? — Фрист довольно хохотнул. — Весельчаки. Не хотите мыться, не настаиваю. Пошли обратно.

— Хотим.

— Мойтесь.

Я кивнул Томе на воду. Все равно одеться не дадут. Хоть чистыми будем.

— Ну их. Забудь. Когда еще теплую ванн…

Всплеск и брызги сделали слова ненужными: меня уже никто не слушал.

Погрузившееся с головой Томино тело распласталось по дну и некоторое время блаженствовало там, а затем, мягко оттолкнувшись, поплыло к дальнему бортику. Чистейшая вода и достаточное освещение не позволяли укрыть от соглядатаев ни единого жеста. И черт с ними. Я погрузился на миг так же, с головой. Волосы намокли, кожа вспомнила далекий недостижимый дом. На кончиках пальцев появились забытые морщинки.

— Почему вода теплая? — спросил я Фриста, который наблюдал за нашим омовением с нескрываемым удовольствием маньяка. — Подземные воды?

— Разве подземные бывают теплыми? — Его брови поднялись.

— Даже кипяток.

— Где? Своими глазами видели или кто-то рассказывал?

— Например, на Камчатке, — бездумно обронила Тома, нежась в обволакивающем счастье.

Едва не сказала, что по телевизору. Осеклась.

— Где-где? — Фрист испуганно сжался, словно произнесли заклинание.

— Далеко за горами. — Я не стал развивать тему. Дно купальни жгло ноги. — На уровне ниже — костер?

— Умница.

Тома мылась в своем углу, повернувшись к нам спиной и стараясь вообще не вылезать из воды. Торчал только затылок, и мелькали руки.

Оттерев многомесячную грязь горячей водой, я снова обернулся к главному зрителю нашего зооцирка:

— Полотенец у вас не дают?

— Вы знаете о полотенцах? — Ладоши хлопнули, вверх унесся громкий приказ: — Полотенце!

Воздух наполнился гудением от далекого топота. Запыхавшаяся Миледа распростерлась перед властелином, ладони протянули сложенное полотно. Пахло от него, будто стирали в меде, а гладили розами.

— Туда, — перенаправил Фрист.

Мой взгляд удава заставил служанку опустить лицо. Только тогда я вышел из воды, зло и гордо, как дядька Черномор, оставшийся не только без богатырей, но и без доспехов, или как какой-нибудь Афрокондитер из пены, или кто там и откуда выходил у гревних дреков… и прочих египтян, египкун и египсан. Юная служанка незаметно подглядывала, а правитель забавлялся ситуацией, наблюдая одновременно за всеми.

Мысли взбурлили классикой: «Чума на оба ваших дома!» Моя рука небрежно, словно сделала одолжение, соизволила принять полотенце и промакнуться краешком. Подоспевшая Тома мгновенно изъяла реквизит для собственных нужд.

— Но-но, — пожурил Фрист жадно запахнувшуюся девушку. — Вопрос решен. Отдай.

Тома скрипнула зубами, но починилась. Поклонившаяся властителю служанка исчезла быстрее звука, колыхнув взметнувшейся бахромой. Занимательный факт: в своей пародии на одежду она казалась более обнаженной, чем нагая Тома, выглядевшая естественно и самодостаточно.

В глазах Фриста плескалась новая идея.

— Хотите спать?

— Тоже под вашим чутким отеческим присмотром?

— Само собой. Мое любопытство ученого нужно удовлетворить.

Нашел удовлетворителей.

— Тогда не хотим. — Тома прижалась к моему плечу.

Алый халат равнодушно вздернулся в районе плеч и вместе с хитро улыбавшимся содержимым двинулся на выход. Нам пришлось отправиться следом. Охранители наступали на пятки и подталкивали.

В главном зале не остановились. Через боковой тоннель, куда утром увели Миледу, минуя множество развилок, мы попали в небольшое тупиковое помещение. Пара узких отверстий под потолком давали свет — тусклый, рассеянный. Скорее всего, из другого помещения. Все пространство занимала накрытая светлым полотном огромная перина, только вместо перьев и пуха, судя по запаху — растительная масса.

— В ваше полное распоряжение. — Фрист развернулся и вышел.

За ним исчезли во мраке тоннеля охранители.

— Чапа, они правда ушли?

— Не верю.

— Это не важно. Кровать! Настоящая! Мягкая!

Перина охнула под запрыгнувшей с разбега девушкой. Раскинувшись в невыразимом блаженстве, Тома почти утонула в ней. Мое присутствие воспринималось как должное, как нечто постоянное, неотъемлемое и неудалимое. И совершенно естественное. Столько совместно пережитого давало ей это право. Но у стен, насколько я знал, бывают не только уши, но и глаза, поэтому сам аккуратненько прилег с краю, сложив ноги и прикрывшись руками.

— Никаких шансов, что нас признают людьми? — Тщетная надежда на Томином лице еще подавала признаки жизни, по чисто женской привычке не желая мириться с фактами.

Мой палец лег на губы: