Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

— Тсс. Любое слово может использоваться против нас. Хотя… все настолько плохо, что куда же хуже?

— Нас отпустят?

— Обещают. Но можно ли верить?

— Когда обещают?

— Стая должна отработать вред, который причинила.

— Это сколько?

— Спрошу. — Глаза сами собой закрылись. Первая человеческая постель за полгода.

— У нас несколько самок не вернулись, — сообщила Тома.

Я встрепенулся:

— А девочки? Лет восьми-одиннадцати?

— Вроде на месте. Я не приглядывалась.

И без того неяркий свет потускнел еще больше.

— Чапа, отверстие.

Я уже понял. Невидимый Фрист смотрел на нас сверху, перегородив один из источников света. Мы с Томой как-то одновременно подняли вверх средние пальцы. Народная мудрость утверждает: если смотреть на окружающие минусы сквозь этот жест, получишь плюс. Не знаю, что там с плюсом, а маленькое мстительное удовлетворение мы получили.

Через минуту появись охранители, между них собственной персоной вклинился полубожок. Недовольство не просто сочилось из него, а вылетало со свистом, словно краска из пульверизатора.

— Вы точно пара? — Оскорбленный в лучших чувствах взгляд забрызгал нас невысказанной обидой.

— А вы точно вечный?

— А почему — вечный? — Томе надоело стесняться, и она села на перине, вопросительно глядя на Фриста.

— Я сменил много обличий, неся через поколения мудрость последнего завета.

— Какого завета? — мгновенно втиснул я.

Может это даст что-то новое и нужное для ума?

Язвительная улыбочка расцвела на поле старческой физиономии, делая ее моложе и противнее:

— Последнего.

— Я не глухой. — Хорошо, что он не повстречался нам более молодым. Тварь, видно, была еще та. Собственно, доброта до власти никогда не доводила, нет у нее такой привычки. Добрым правителем можно стать только уже сидя на троне.

— А я не слепой. Вы не пара.

— Из-за того, что не стали вязаться у вас на глазах?

— Разлученные влюбленные слились бы в объятиях, невзирая ни на какие помехи.

— А гостеприимный хозяин получил бы бессовестное визуальное вознаграждение.

— Пусть так. — Фрист развернулся, выходя в коридор. Охранители нагло подняли и вытолкали нас вслед. — Что здесь плохого?

— Мы не зверушки в клетке.

— Разве?

От бессильной ярости у меня не нашлось, что ответить.

Обратная дорога показалась недолгой. В тронном зале повелитель долины распорядился:

— Говоруна увести.

Что?!

— А Тома?!

— С ней договора нет.

Чувствуя, как мощные тиски сходятся на предплечьях и запястьях, как меня берут под руки и быстро выволакивают из зала, в последний момент я вывернулся, выкрикнув:

— Значит, и со мной больше нет!

— Неважно. — Фрист пошел к отступавшей в испуге девушке. — Здесь имеется, кому развлечь Вечного.

— Если с ней что-то случится — не прощу! Убьете — вернусь из ада и отомщу! Я сказал — вы слышали!

Почувствовалось, как от выплеснутого мной отчаяния дрогнули руки стражников. Дернуться не получилось — держали крепко. Еще и приподняли, чтоб не упирался. Получившие свободу ноги лягнули охранителей в самые нежные места. В голове взорвался салют, с его окончанием все погасло.

Затылок ныл. Мышцы болели. С трудом открытые глаза обнаружили себя в яме с самцами. На меня с состраданием глядел Смотрик.

— Давно я тут? — Вынутая из-под тела затекшая рука попыталась добраться до затылка и, укушенная миллионом невидимых пираний, рухнула обратно.

Нервно кивнув, будто понял, Смотрик отполз на свое место. Вонь сводила с ума. Один день среди людей — и стая вновь смотрится звериным сборищем. А ведь те люди хуже этих зверей. Здесь все по-честному. У людей не так.

Темно. Вокруг спали. Я закрыл глаза и провалился в бездонное никуда.

Смотрик тряс за плечо. Светло. Странно, ощущение, что только начал падать куда-то. Из дыры в потолке прилетели объедки. Я продолжал лежать. Смотрик протянул мне покрытое плесенью коричневое яблоко, сгнившее с трех сторон. Меня вывернуло лишь от одного вида «угощения».

Упала лестница. Самцы один за другим полезли на работу. Я лежал. Удивленный Смотрик снова потряс меня за плечо.

— Ррр! — указал он вверх.

Я лежал.

Поднялись все. Сегодня забыл посчитать, все ли на месте. Какая разница. Я не уберег Тому. Сам заманил ее в ловушку.

— Эгегей, Говорун! — донеслось сверху.

Я лежал. Пусть делают, что хотят. Жизнь мужчины ценна, когда он что-то может. В противном случае либо жить незачем, либо не мужчина.

Я ждал стрелы. Или камня, если не захотят тратить стрелу — ее же потом доставать. Впрочем, камень тоже придется доставать, отсюда его могут метнуть обратно в стража. Здесь не наша пещера, сплошь наполненная каменюками всех размеров, здесь все вычищено, а выломать можно только раскрошив и камень, и свою руку.

— Говорун, Вечный приглашает тебя во дворец!

Опаньки. Приглашает.

— Пусть засунет свое приглашение…

— Твоя самка в опасности.

Я вскочил:

— Что с ней?

— Вылазь, увидишь.

Это был Дрыкан. Теперь хранитель со мной разговаривал. Произошло что-то такое, что я понадобился. По всем правилам торга нужно было заартачиться, выбить условия получше…

А конечности уже перебирали веревочные поперечины.

Конвоиры были другие, судя по рисункам на лицах. В остальном тот же сценарий. Меня повели во дворец. В центральном окне над забором маячила тонкая обнаженная фигурка.

— Как при твоем уходе вскочила, так и сидит. — Дрыкан торопился. Я едва успевал за ним, хотя тоже не медлил. — Если приблизимся, готова прыгнуть. Говорить не хочет. Вечный сказал не трогать и с утра послал за тобой.

Проходя вдоль озера, я отметил массовое движение с другой стороны. Сплошь мужчины. Все той заозерной неправильной раскраски, то есть с черными лицами в белых узорах. Многие десятки, если не сотни, людей двигались к запертым воротам моста.

Отсюда приблизился часовой. Часовой другой стороны тоже встал у засова, не спеша открывать, чернолицые скопились вокруг него угрожающей массой.

Не было произнесено ни слова. Напряженная толпа молча дождалась появления дрыканоподобного монетоносца, и тогда перекладина полетела на траву. Хранитель стал пропускать мужчин по одному, при этом сверялся с некими письменами на свитке, сделанном из мешкоподобного полотна. Ну да, из чего же еще. Кожи нет, бумагу тоже никак не придумают. Помочь, что ли?

С нашей стороны тоже открыли и теперь придирчиво оглядывали выходящих. Чернолицый поток двинулся в сторону каменных жилищ.

— Куда они? — Учитывая ситуацию, я рассчитывал на ответ.

Не зря.

— По домам.

— Откуда?

— Оттуда.

Вынужденная доброжелательность Дрыкана иссякла. На входе во дворец меня приняли под присмотр красноюбочные краснорожики, в сопровождении хранителя доведя до главного зала.