Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

— Пошли.

Вслед за ним я вылез в клубившийся туман. Спускаясь, думал: а если сбежать?

И что? Даже нереально малая обещанная возможность возвращения развеется дымом костра нарушителя.

А если взять старикана заложником и потребовать…

Ерунда, причем полная. Хранители будут рады избавиться от зажившегося соперника.

Старик встретил меня внизу, поддержав перед прыжком на оставшиеся полтора метра. Как он сам-то не развалился? Часто практикуется?

Ночь и плотная облачная пелена поглотили нас. Я ничего не видел. Просто делал шагом за шагом, ведомый Фристом. Камни под ногами сменились травой. Трава вскоре стала вытоптанной, превратившись в пересекавшиеся тропинки. Одна из них опять вывела нас к горе, вознесшейся ввысь громадой, будто выплывшей из молока. Мы сошли с тропинки, некоторое время идя вдоль горы. Наконец, Фрист остановился.

— Теперь запоминай. Впереди вход. Внутри развилка. Тебе второй вход слева. По ступеням вверх. Там направо. По коридору третий проем справа. Войдешь.

— Что я должен сделать?

— Войти, посмотреть, вернуться и рассказать, что увидел.

— Зачем?

— Ты хочешь жить?

— Глупый вопрос.

— Твой предыдущий вопрос тоже глупый. Выполни просьбу и проси, что хочешь.

— А если сразу отпустить нас с Томой?

— Сразу? — Его взгляд скакнул вверх, на не видную, но мощно светившую луну, через пару дней готовившуюся стать полной. — Да. Можно.

— Сразу, как вернемся?

— Сейчас ночь. Завтра.

— Прямо утром?

— Утром не получится, положение обязывает соблюсти распорядок. В течение дня. Но до вечера — обязательно.

— Обещаете?

— Слово правителя.

По-моему, он был честен. Насколько может быть честен правитель.

Я грустно посмеялся над этим умозаключением. Но так хотелось верить.

— Сомневаешься? — понял он. — Зря.

— Поклянитесь жизнью. Если соврете, я вас с того света достану.

— Угрозы на меня не действуют. К тому же они смешны, как и твое наивное желание во всем разобраться. Тем не менее, клянусь жизнью и положением, что в течение следующего дня отправлю вас домой. Теперь иди.

Обнявшие за плечи руки подтолкнули меня вперед.

Метров через десять в горе оказался вход. Внутри сразу четыре других: налево, прямо вверх, прямо вниз и направо. Осторожно ступая, я направился вверх. Ступеней оказалось много, я даже немного запыхался. Глазам предстал очередной каменный перекресток. С разных сторон доносились храп, скрип, сопение и запахи жилья. Я свернул в правый коридор. Пульс стал рваным и пушечным. Что меня ждет? Кого или чего боится сам Вечный Фрист, если не рискует зайти лично?

Правильный вопрос, насчет кого или чего. «Кого» — это одно, «чего» — совсем другое. Готов ли я к обеим вероятностям?

Ни к чему не готов. А ноги упорно делали шаг за шагом, ведомые надеждой на скорое избавление. По обе стороны тянулись ряды проемов. Слева — темные, глухие, справа — имевшие окна. Оттуда рассеянный свет падал кривыми прямоугольниками на длинную полосу пола, превращая его в гигантский гаишный жезл. Я ступил на светлый сектор. и заглянул в комнату справа. Под окном от стены до стены — ряд циновок, уложенных на слой сена с возвышением под голову. Местные кровати. На кроватях спали укрытые простынями из мешковины девочки — одни безмятежно раскинулись, другие скукожились, поджав коленки или мило сложив ладошки под щеку. На каждой головке по две косички. Рядом с циновками — аккуратно сложенная одежонка. Люся говорила, что от мам девочки уходят в общежитие. Видимо, оно и есть.

Через темный промежуток я двинулся к следующему проему. Любопытный нос не утерпел сунуться и туда.

Полный аналог предыдущего помещения. Размер больше, но и кроватей-лежанок больше. Проем окна, отправлявший мягкий свет в коридор, тоже единственный, из-за этого углы оставались в полутьме. Там кто-то заворочался, одно покрывало откинулось, сонная девочка начала подниматься.

Я отпрянул. Спина прильнула к стене. Если не приглядываться, меня не заметить. Но это если не пойти в мою сторону.

С другой стороны, из третьего проема, который интересовал Фриста, тоже кто-то шел. Топ-топ.

Вот так люди седеют.

Легкие шажочки с двух сторон приближались. Очертя голову я метнулся поперек коридора в противолежащее помещение, скрывавшее свое наполнение абсолютным мраком.

Оно сразу выдало себя запахом. Местный туалет. Вот угораздило. Они же пойдут сюда.

Спрятавшись у входа за стенкой, я приставил к глазам сложенные биноклем ладони. В темноте медленно проявился интерьер: несколько «кабинок» в разные стороны, разделенных каменными простеночками. И… ужас: в одной кто-то был. Я застыл, похолодев между лопатками больше камня, к которому прислонился.

— Кто тут? — тревожно раздалось из-за перегородки.

— Это я, Бурана, — входя внутрь, откликнулась девочка из помещения напротив.

— Ты ничего не слышала? Какой-то странный звук.

— Вечно тебе что-то мерещится.

Бурана прошла мимо меня, обратившегося в стекло — как возжажданной прозрачностью, так и нежеланной хрупкостью — и расположилась за перегородками неподалеку от первой.

— Вот! — всполошилась та. — Слышишь?

Шаги из третьей комнаты привели сюда же.

— Назовись, кто пришел! — нервно потребовала первая посетительница заведения.

— Арана.

Она пристроилась напротив двух первых. Я надеялся только на шедший из проема призрачный рассеянный свет. Постепенно привыкавшим глазам он не давал увидеть то, что находится под стеной изнутри, то есть — меня.

— Говорят, в холостянщине новые молчуны, — поделилась знаниями Бурана.

— Чудесно. — Тьма в глубине колыхнулась — это первая из посетительниц заведения поднялась и вышла из своего закутка. — К нашей взрослости будет больше молодых.

— Как думаешь, Утык уже молчун?

— До сих пор вспоминаешь, как вместе купались?

— А ты с Клином в кустах целовалась!

— С Клином?! — не выдержала пришедшая третьей Арана. — Он же малыш!

— Зато высокий и крепкий. И целоваться уже умеет.

— Клин, Утык… Нашли, о ком мечтать. — Арана тоже поднялась и вышла к первой, в ожидании облокотившейся на перегородочку. — Вы когда-нибудь вживую охранителей видели? Вот это мужчины. Ради таких я согласна к Вечному на послужение. А ты в равные не собираешься?

— Боюсь. Как представлю…

— Гляди, добоишься. Глерана тоже боялась, и что?

— Не вспоминай!

Наконец, и Бурана покинула закуток. Три смутных силуэта двинулись к выходу из помещения. Ко мне. Я обратился в камень.

Не знаю как, но меня не заметили. То ли свет из проема мешал, то ли я стал хамелеоном. Уже в проеме Бурана спросила:

— Не знаете, зачем столько дров? Вчера смотрю: тащат и тащат, тащат и тащат. Весь день.