Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

Люся проигнорировала непонятное.

— Понравлюсь ли я Великому Фристу.

В таком виде она свои мысли еще не формулировала, но я ответил:

— Однозначно да.

— А что сделать, чтобы понравиться очень?

— Это второй вопрос, а сейчас моя очередь. Расскажи о прошлом вашего племени. Знаешь слово Апокалипсис?

Вопрос вызвал скуку.

— Слышала от хранителей. Всегда говорят очень заумно и непонятно. Кажется, это то, что происходит в большом мире.

— А что происходило у вас?

— Не только у нас. У всей земли общая история. Однажды что-то случилось, и в наш мир пришло много ровзов. Или приходили постепенно, а отсылать обратно их не умели. Или не желали. Были ровзы-воины и высшие ровзы. Высшие придумали много невиданного оружия, подчиняли племена, воевали все против всех на полное истребление. Участь порабощенных местных, кто сумел выжить, была незавидна. Женщины стали вещами, мужчины становились женщинами. Заповедь Святого Фриста «возлюбите друг друга» исковеркали. Воцарился в мире враг рода человеческого. Людей стали уничтожать, отдавая землю бесам. Оставшиеся превратились в бесправных рабов. К выжившим явились лжепророки, призывая смириться и признать безбожную власть. Тогда хранители истинного завета ушли в непроходимые горы и создали этот каменный город. Святой Фрист заповедовал соблюдать законы и поклялся, что никогда не оставит нас. И вот поколение за поколением мы живем под его божественной защитой.

Люся откровенно скучала. Мощный зевок завершил рассказ.

Чувствуя сонливость, она еще раз взглянула на окошки, затем я услышал молитву:

— Будь тверда и мужественна, исполняй закон, не уклоняйся от него ни направо, ни налево. Будь благоразумна и имей усердную любовь к ближнему, ибо любовь покрывает множество грехов…

— Еще припомни «В нуждах ближнего своего принимай участие».

— Что?

— Спокойной ночи, говорю.

Вышло довольно грубо. Она отодвинулась, не понимая причины моей внезапной агрессивности.

Вот и ладушки. Меня бесил местный мир, его безумные порядки. Вечно люди чего-то выдумывают. Сейчас мне больше нравились трудно складывавшиеся стабильные пары человолков. Нравится кто-то — добейся, докажи, завоюй. Сделал выбор — живи и соответствуй. До последнего дыхания, посвященного тому, кого выбрал. Все просто и ясно. А здесь?! Каждые пять дней — новый муж. Новая жена. Новые отношения. Свою любовь — в чужие руки. В свою кровать — чужую любовь. Для не имеющих души созданий типа ровзов, как их нарисовали себе местные, — самое то. А если душа имеется? Если болит? Вот я бы за Зарину порвал. Никому бы не отдал. Ни за что.

Как поздно приходит понимание смысла жизни. Потому что ищем не там. Ищем смысл, оправдывающий дальнейшую жизнь, вот и не находим. Он появляется, лишь когда есть, за что жизнь отдать.

Светлая улыбка Зарины встала перед глазами. Прости, милая, что опоздал понять эту простую истину.

Громкие приближавшиеся шаги всполошили обоих. Люся тревожно оглянулась на меня. Я сам тер глаза и старался понять, что, где, когда. Только-только мысли и кровь успокоились.

Кажется, Люся дождалась.

Последнее употребленное слово несет в себе альтернативный негативный оттенок, что в данном случае еще больше соответствовало ситуации.

— Сегодня жаждавших равности не было, — сообщил я недавней искательнице взрослости информацию, что эта ночь у Фриста свободна.

Страх и счастье перемешались в ней, толкая вперед, заставляя выступить навстречу… и удерживая.

— Пришло мое время? — Тоска исказила красивое личико.

— Ты же этого хотела.

— Не этого.

Она стала подниматься, когда в проеме коридора обрисовалось зловредное привидение в халате.

— Ты спи, — рукой остановило оно беззаветно шагнувшую вперед девушку. — Говорун, со мной.

Выходя за энергичным старцем, я оглянулся на Люсю. Чего только не было написано на ее лице.

На каком-то этапе охранители отстали, а вскоре вовсе исчезли из поля зрения. Даже шагов сзади не слышалось. Новые краснорожики тоже не попадались. Не знаю почему, но старик рискнул остаться со мной наедине.

Мы шли сумрачными коридорами, навевавшими мысли о настоящих привидениях. Воздух призрачно колыхался, словно я еще сплю или в глазах сместился фокус. Дошло: это предутренний туман над озером через проемы окон заполонил дворец. Что же творится снаружи?

В окне вообще ни зги. Темнота, тишина, мутная белесая дымка. Чудесное сочетание для ночной прогулки.

Тронный зал мы миновали, не останавливаясь. Коридор повел на семейную половину долины. Началось неизведанное.

Каменные стены и проемы в них были похожи, как близнецы. Если идти одному, немудрено заблудиться. Лабиринт. Лишь его владелец четко ориентировался, зная все входы и выходы.

Слишком все загадочно и небывало. А главное — мы здесь одни. Ни служанок, ни хранителей, ни, что совсем странно и невероятно, охранителей.

— Куда идем? — поинтересовался я, едва поспевая за бодрым стариканом.

— По делу.

— Понимаю, что не погулять вышли. Что-то стряслось?

— Кое-что услышал. Нужно проверить. Ты поможешь.

На очередной развилке поворот увел внутрь горы. Тоннель со множественными боковыми ответвлениями шел не вниз, к выходу, а на прежнем уровне окон, которых здесь не было. Затем уровень стал еще повышаться. Где-то внутри лабиринта мы свернули влево, возвращаясь опять к долине. Впереди разрасталось светлое пятно: окно в матовый мир подсвеченного луной тумана. Дойдя до проема наружу, который находился на неизвестной высоте, Фрист остановился.

Обычный тупичок с окошком. Даже не комната. Внутри под окном — две плетеных корзины с крышками, несколько мелких горшочков с чем-то непонятным и один большой горшок, скорее — котел. Котел под край заполняла поблескивающая прозрачная вода.

Остроконечные тапки Фриста поочередно полетели в угол, затем старик отстегнул золотистый ремень.

— Э-э… что вы собираетесь? — Я отступил на шаг.

— Доставай.

Последовал кивок на правую корзину.

Осторожно обходя раздевавшегося Фриста, я приблизился к корзине и приподнял крышку. Внутри — смотанная веревочная лестница.

— Крепи и кидай наружу.

Внутри проема оказались специальные выступы. Я привязал за них концы лестницы и сбросил ее вниз. Метров пять, не меньше.

Впервые я увидел правителя без халата — с отвисшим животом и дряблыми мышцами. Настоящей жизнью жили только глаза. Окунавшиеся в горшочки руки старца быстро наносили правую, то есть меловую с угольными узорами, раскраску. Лысину покрыл вынутый из другой корзины куцый страшный парик, подвязанный костяным украшением. Халат и ремень отправились на их место. Веревочный поясок с двумя лоскутами завершили превращение живого божка в обычного человека местной правой ориентации