Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

Фрист выхватил у меня инструмент. Он хотел озлиться, но уголки глаз разгладились от подавленной вспышки гнева и вновь собрались веерами хитрых морщин:

— Видел? Что скажешь?

— Похоже на…

Фрист необычайно возбудился:

— На что?!

— На обычные буквы. Только раскоряченные в разные стороны.

— Сам понимаю. Как с «негром». Словно ребенок писал. Хочешь сказать, это не шифр? Прочесть сможешь?

Я протянул руку:

— Дайте.

Старик помедлил. Рука указала за окно:

— Если узнаешь что-то важное и утаишь, мне придется отказаться от своих обещаний.

— Не надо так часто напоминать, что вы — настоящий хозяин своего слова, поскольку захотели — дали, захотели — забрали.

Под краткий смешок подзорная труба перекочевала ко мне. Открыв, я повертел надпись так и сяк.

Прекрасно различались четыре знака.

— Слово зеркало вам что-то говорит?

— Там так написано?

Не говорит. Вот и хорошо.

— Да. Зе-р-ка-ло. — Стук в висках не смолкал. Правду сообщать не хотелось. — Не знаю, что значит. Это шифр великого Леонардо да Винчи, придумавшего многое из того, что до сих пор не придумано.

Фрист отобрал инструмент.

— Внешне похоже на «н79а», но я знал, что здесь что-то не так, несколько завитков неправильны. Ты очень много знаешь. Пожалуй, покажу тебе больше, чем планировал. Пойдем.

Очень много знаешь — сомнительный комплимент. В моем мире таких ликвидируют.

Взглянув в окошко, где привязанную Тому, наконец, оставили в покое, я последовал за энергичным стариканом. Поодаль нас сопровождали охранители. Утрешнее «доверие» благополучно отправили на свалку истории.

Перед глазами мерцали кем-то процарапанные четыре буквы в зеркальном исполнении. БЕГИ. Шифр нехитрый, но для места, где не знают зеркал…

К кому обращался писавший? Дикое самомнение решило бы, что ко мне, не будь царапины столь древними, почти затертыми. Очередная загадка. Кто-то давно умерший предупреждал об опасности кого-то другого, тоже наверняка умершего. Жаль, не узнать, дошло ли послание до адресата.

Коридор вел вглубь горы. Все время вниз. Несколько раз встречались охранители, дежурившие на развилках. Вертевший в руках трубу старик, чьи мысли витали далеко, по ходу отдал ее одному из краснорожих стражей, взамен приняв факел. Мне огня не доверили.

Спуск окончился разветвлением на несколько ходов. Мы отправились вправо. Долго плутали, сворачивая то туда, то обратно. Через некоторое время выйдя на такой же перекресток, пошли влево. Через некоторое время…

Старец водит кругами. Не оставить ли метку? Нет, за метку голову снимут. Пусть остается уверенным в собственном хитромудрии. Объяснить бы ему, как рисуется компьютерная графика, многократно повторяя один рисунок… или рассказать, в скольких фильмах героя водят за нос, выдавая простое за сложное. Как хорошо быть информационно подкованным.

Последний из коридоров привел в тупик. Из тьмы медленно выплыли очертания четырех стражей, направивших на нас оружие. Сидевшие в темноте, они прикончат любого чужака прежде, чем их заметят.

— Открывайте, — не столько произнес, сколько показал Фрист.

По повелительному жесту четверо прятавшихся и двое следовавших за нами вместе навалились на каменную стену. Многотонная махина сдвинулась, начав разворачиваться вокруг оси. За щелью в стене обнаружились выемки. Двое отошли назад, остальные вставили в выемки деревянные рычаги и мощно образовали достаточный для прохода проем.

— Охранителям дальше нельзя, — сказал Фрист.

— Вы поэтому боитесь водить сюда посторонних?

— Это сакральное место, если понимаешь, о чем я говорю. Пещера падшего хранителя.

Поскольку продолжения не последовало, я пошутил:

— Он здесь упал?

Фрист уже вошел. Я протиснулся следом. Один краснорожик, в отблеске факела казавшийся окровавленным зомби, встал в проходе, держа меня на прицеле. Ему нельзя входить, но не смотреть и целиться. Думаю, при угрозе правителю охрана наплюет на озвученное ограничение.

Факел осветил пространство. Каменная комната-многогранник оказалась перекрестком, откуда лучами расходились узкие темные ходы. Помещение-осьминог. По центру на каменной возвышенности лежал скелет. Вернее, возлежал — величественно, торжественно, всем на поучение.

— Могила падшего хранителя. — Склонив голову, Фрист встал сбоку, чтоб я лучше видел. — Дело давнее, но поучительное.

— Понятно, чтоб чужие боялись и не совались.

— Глупец. Давным-давно подающий надежды молодой хранитель обезумел и попытался проникнуть к святым письменам.

— Хотел излечиться?

Мое предположение удивило Фриста:

— Допускаю… но вряд ли. Он заколол тогдашнее обличье Вечного Фриста и пробирался к письменам, чтоб уничтожить или исправить по своему разумению. Но не знал, что любой, кроме Вечного, погибнет при достижении этой пещеры.

Еще бы, если четверо во тьме подстерегают. Я огляделся. Мрачно, промозгло. Воздух сырой, застоявшийся. Стены и пол тесанные, как во всех помещениях каменного города. А свод…

Я встрепенулся. На куполообразном потолке прочиталась глубоко процарапанная надпись из двух слов: «Онисим» и «Несмеяна». А ниже — пронзенное стрелой сердце.

— Хранителя звали Онисим?

— Да, это он оставил послание. Так узнали, что безумие дано ему за грех убийства.

— Кого убил?

— Он же написал.

Мне указали на вторую часть надписи.

— Онисим убил Несмеяна?!

Захотелось ржать во все горло.

— Застрелил из лука. Прямо в сердце. Все же написано. Образное письмо. Или не слышал о таком шифре?

Думаю, если бы имена соединялись плюсиком, Онисиму приписали бы и погребение. Впрочем, креста здесь не знают. Наверное.

— Этот шифр у нас называют иероглифическим. А самые древние иероглифы, высеченные на камнях — петроглифами.

— Петроглифы? Предания говорят только о Петропавле.

Буря поднялась в черепной коробке, срывая крышу:

— Что говорят?!

— Заинтересовался? Сначала удовлетворишь мое любопытство. Стой здесь. Любое движение — стрела в сердце.

— Как Несмеяну, понятно.

Фрист удалился в правый коридор. Я успел заскучать, когда осветился далеким светом один из средних тоннелей. Послышались тяжелые шаги. Тяжелее, чем у старика. Каждый шаг сопровождался визжащим скрипом. Камень так не звучит. Чем ближе шаги, тем страшнее скрежет. Словно когтями по стенам.

Я напрягся, лицо оглянулось на красную морду. Ни единой эмоции.

На всякий случай мышцы напружинились, готовясь броситься на неизвестного. Или от неизвестного. По ситуации.

Спустя долгую минуту из коридора, чертыхаясь, появился Фрист. Одна рука держала над головой факел, другая с трудом тащила деревянный ящик.