Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

— Холодно, — призналась одна из девочек.

— Это из-за высоты. Ничего, скоро начнем спускаться. Очень скоро. Но сначала влезем на соседнюю гору, еще пару обойдем сзади, выйдем на северный склон и вот там спустимся.

— Может, пройти еще дальше? — с сомнением выговорила Варвара.

Она боялась погони. Все боялись. Они не понимали, что туда, куда я показывал, добираться не меньше двух суток. Расстояния в горах и на плоскости несоизмеримы.

— Дальше нельзя. — Я развел руками. — Некуда. Там скалы почти отвесные. Только вниз.

Прошли еще энное количество километров. Девочки заслужили небольшой привал. Некоторое время мы выиграли у преследователей за счет маскировки пути. Если раньше мы опережали их на пару часов, то теперь могли вовсе запутать и отправить в другую сторону.

Поравнявшись с обрывом, наш сборный отряд остановился на небольшом пятачке. Здесь сильно продувало, но дальше вновь придется карабкаться. Единственное нормальное место.

— Перекур, — объявил я.

Кто-то упал навзничь, большинство привалились спинами к торчащей по левую руку скале. Варвара заглянула в пропасть.

— Что там? — крикнула Клара.

— Ничего.

— Совсем?!

— Не видно ничего. Туман.

— Облако, — поправил я. — Наше спасительное облако. Без него отсюда открылся бы изумительный вид на зеленые луга, могучие леса и догоняющих нас разбойников. Ну что, готовы идти дальше?

— Еще минутку.

Даже напоминание про погоню не подействовало. Нужно еще как-то воодушевить девочек.

— Изучали в школе молитву возвышения? — спросил я.

Брови Варвары удивленно поднялись.

— Да.

— Начинай.

— Кхм. — Она прокашлялась. — Алле хвала!

— Все вместе, ну? — подбодрил я остальных.

И они поддержали. Втягиваясь, проговаривая, проникаясь.

— …Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне, — неслось над горами.

Мне не было страшно, что услышат. В облаке звук терялся, далеко вниз или назад никак не долетит. А если долетит, значит, враг настолько близко, что уже ничто не спасет.

— …Я не ною и не жалуюсь, я пересиливаю. Я не прошу, я действую. Для меня нет невозможного. Трудно — да, долго — может быть, но не невозможно.

Хорошие слова. Нужные. Особенно в такую минуту.

— …Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь. Меня можно убить, но нельзя сломать. Я так живу и примером учу детей. Алле хвала!

— Алле хвала! — вставая, поддержал я концовку.

Все уже на ногах. Правильное слово в нужный момент творит чудеса. Как говорят солдаты у сурового командира, который умеет находить правильные слова: «Сначала бежим сколько можем, а потом сколько прикажут».

Не успели мы отойти, ко мне пробралась одна ученица.

— Когда будет остановка для… ну…

Она покраснела.

Как же я мог забыть. Стая делала это прямо в пропасть. Кому надо, останавливался и, не обращая внимания на посторонних… Дык, нормальное физиологическое явление. Никому в голову не пришло бы делать специальную остановку.

Отвык я от людей. На Юлиана ругался, а сам иногда зверь почище его.

— Скоро, — пообещал я.

Спрятав пылающее лицо, девчушка отстала. Что-то шепнула остальным. Ого, да она делегат целого объединения. Рыкцари в последние часы вообще не выводили учениц. В результате некоторые еще там обмочили штаны, если судить по разводам и запаху. Когда человек намертво привязан к соседу и на много часов оставлен в подобном положении… Это не стыдно, это логично. Стыдно должно быть тем, кто творит такое с людьми. Ничего, их старшего и большинство других справедливость уже настигла. В том числе моими руками.

По привычке глянув с обрыва вниз, я стукнул себя по лбу. Внизу могут оказаться враги. Наивно-хулиганистое моральное удовлетворение, свойственное лишь малым детям, не стоит демаскировки. И еще кое-что: как заставить девочек присесть на край пропасти? Ерунда полнейшая. Пусть оставим следы, но сделаем это по-человечески.

— Если кому что-то надо — делайте это здесь. — Моя ладонь показала на прикрывавшую от пронизывавшего ветра часть скалы. — Я пройду дальше и подожду там.

За скалой остались все. Может, мне давали минутку одиночества для подобной же надобности. Пусть не собирался, но, быстро оглядевшись, я все же полил камушек. Хорошо уметь делать это впрок. Потом, присев над обрывом, я смотрел в клубящиеся разводы. Дымчатые рваные щупальца пытались дотянуться до свешенных ног. Место снесенных ветром мгновенно занимали другие. Белая пелена пожирала все, до чего добиралась.

Всех теряю. Сначала спутников, с которыми попал в новый мир. Потом лучшую девчонку в мире. Теперь двоюродную сестру. После всего, что вместе пережили, это была больше, чем родственная связь. Из двоюродной Тома превратилась в родную, которой у меня не было. Теперь есть. И я перегрызу глотку любому, кто попробует возразить. Один широко известный в узких кругах полуклассик писал, что любовь, прошедшая испытание клизмой — настоящая. На нашу долю испытаний выпало больше, чем какая-то клизма.

Тома все сделала правильно. Она могла спасти Юлиана. И папринция заодно. Сейчас оба они — балласт, который тянул отряд к уничтожению. Она осталась защищать их. Я должен спасти учениц.

Рядом со мной, поочередно свесив ноги, присела Варвара. Любопытно, сделала бы она так, зная, в скольких сотнях метров находится дно?

— Странно. Если б Василиса Варфоломеина не погибла, я бы решила, что вы с ней сестра и брат, — сказала она.

— Настолько похожи? — буркнул я, стараясь не глядеть в глаза.

Но Варвара смотрела не на меня. Вдаль. В белую пену. В себя.

— Очень. Иногда даже страшно становится. Гляжу на тебя, а вижу ее. Ты точно из этого мира?

Не подловишь.

— Не совсем. Из долины.

— Да, Кристина рассказывала. Мы даже не знали, что за горами кто-то живет.

— Не за горами, — поправил я. — За горой. За горами живет еще кто-то, но туда пешком не добраться.

Тьфу, ляпнул же. Пеший пройдет даже там, где встанет конница, о телегах и не заикаюсь, а других средств передвижения здесь не знают.

Повезло, что собеседница думала о другом.

— Слушай! А если… — Ее лицо исказилось от какой-то догадки: — Нет, это невозможно. Хотя почему?

— А конкретней?

— Что, если нам все врут?! Никакие они не ангелы, а приходят из долины. Тогда Василиса вполне могла быть твоей сестрой.

— У меня нет сестры, — заявил я категорично.

— Тебя как звали по-настоящему? Имею в виду не имя, которое дала Тома.

«Вася» выдало бы с головой или навело на размышления. Выдумать новое не было времени.

— Мухин, — выплеснул я истинную правду.

И не соврал, и не забуду, если придется где-то повторить.

— Твою маму звали Муха?

Я едва не поперхнулся. Ноги при этом чуть не соскользнули в пропасть, кашель встал в горле комом.