Ника Ракитина - Завтрашний Ветер. Луна-и-Звезда [СИ]

Охотники сложили из плавника и запалили выскоий костер, чтобы греться после ледяной воды. Босмер ходил вокруг и приговаривал:

— Столько мяса пропало, столько мясо пропало! Вместо свежей, хорошо прожаренной вырезки — что я ем?

Сул-Матуул высвободился из кирасы — железной чешуи, нашитой на толстую кожу нетча.

— Многие уже пострадали от своей жадности. Болеют звери, болеют охотники. Мелкие племена мор выкосил подчистую. Я не стану рисковать своими людьми. Кстати, спасибо за помощь. Без вас нам было бы… труднее.

Он стянул через голову потную рубаху. Поиграл мускулами под серой кожей. Прицепил нож к поясу и спросил у Аррайды:

— Ты умеешь плавать?

Она кивнула.

— Тогда пойдем.

Наемница сбросила доспех и босиком пошла за ашханом по плотному слежавшемуся песку туда, где заканчивалась ограда купальни. На ходу Сул-Матуул нагнулся и сгреб песчаную горсть:

— Это перемолотые кости тех, кто полег на здешних берегах. Северяне когда-то дорого заплатили за попытку взять Морроувинд. Мы — тоже.

Вождь шагнул в воду цвета его кожи, соленую и ледяную настолько, что обжигала. И поплыл, раздвигая волны могучими взмахами рук. Аррайда без усилий держалась рядом. Быть может, это море и не было похоже на море Хаммерфелла, ее родины, но море всегда море.

Сул-Матуул лег на бок и улыбнулся:

— Я хранитель своего племени, и я должен назвать свое испытание. Завтра на рассвете ты отправишься в Когорун.

— Это…

— Бывшая столица Шестого дома, к полудню и восходу от нас. Проклятые развалины, населенные корпрусными тварями.

Он сплюнул соленую воду.

— Я был там с двумя охотниками. Должен был проверить…

Аррайда отгребла мокрые волосы с лица:

— И?

Сул-Матуул повел плечом:

— Мы живы.

И продолжил, улегшись на спину, с руками под головой, мягко покачиваясь на волнах:

— От тебя потребуются сила, отвага и смекалка. Чудовища вооружены клыками, когтями, у них тостая шкура и даже чешуя. Они ловчее охотника, превосходят его нюхом, скоростью, слухом и зрением.

Он встал в воде стоймя, подгребая ногами; притянул наемницу за плечи, пытливо вглядываясь в лицо, и продолжил:

— И все же мы: такие мягкие, такие слабые, способны их побеждать. То же относится в большей мере к корпрусным тварям, населяющим Когорун. Только эти еще опаснее, потому что многие из них произошли от людей. И от тебя зависит, сумеешь ли ты их победить. Ты принесешь мне доказательства, что была там: Щит теней в туннелях под Когоруном, где находится гробница Дагота Морина, чашу с клеймом Дома Дагот и «слезы корпруса». И тогда… я скажу тебе остальное.

И, отпустив Аррайду, поплыл к берегу.

— И как, по-твоему, мы заставим корпрусную тварь расплакаться?

Лин с Эдвиной переглянулись и расхохотались.

— Это плесень… — сообщила магичка, вытирая набежавшую от смеха слезу. — Редкий алхимический ингредиент.

— И ценный, — тряхнул хвостом волос Тьермэйлин. — Не знаю уж, почему она растет там, где водятся корпрусники. Придем вот и спросим.

— Вечно шуточки ваши! — натопырил губы Зайчик. Пикстар сочувственно похлопала его по пухлому предплечью. Актриса вообще вела себя на удивление мирно: внимательно слушала и больше не вещала о своем нереваринстве, что Аррайду непременно насторожило бы, если бы так не клонило в сон.

Они рано разошлись по шатрам. Внутри пахло дымом и сухими травами. И сквозь дремоту позванивали за стенкой костяные колокольчики, отгоняющие зло.

Ночь к утру сделалась вовсе знобкой, огонь погас, и Аррайда до носа зарылась в шкуры, спала глубоко и безмятежно, пока ее грубо и резко не потрясли за плечо.

— Вставай! Вставай!

— Что-о еще… — сонно пробормотала она.

— Звездочка сбежала.

— На краденом гуаре.

— В Когорун. И Зайчик с нею.

— Боги! Вы это серьезно?

— Да куда уж серьезнее, — прижал уши к голове Черрим.

Аррайда сбросила одеяла и стала одеваться, влезая в опостылевший, хотя и удобный доспех. Вроде в нем наемница должна была согреться, но ее продолжало трясти.

По ходу дела ей поведали подробности случившегося. Эдвина раздала каждому по сухой лепешке и кубку горячего травяного взвара.

— Мы успеем нагнать этих двоих, если поторопимся, — утешал подругу Тьермэйлин, — и двинемся по прямой. Вождь обещал нам проводника.

— Он…

— Бесится, — Черрим хмыкнул. — Но держит лицо. А вот от старой карги… пророчицы мы наслушались. Самое малое — как опасно связываться с дураками.

— Придержи язык, — буркнула Эдвина.

Снаружи едва рассвело. Небо в дымке, серое и розовое, и земля в тумане, ознобном холоде, прихваченная инеем. Аррайда поправила шлем, радуясь, что он держит холод снаружи. Страшновато было за кончик носа — а ну как отмерзнет?

— Мы втроем ночевали, — на ходу жаловался Лин. — Когда меня Черрим растолкал, его уже не было. Сумки и лука тоже.

— А вот записка была. Что он не может иначе. И чтобы не винили и не искали, потому что его сердце и его душа принадлежат ей одной, — яростно фыркнул хаджит. — Ушастый дурень! Я же слышал сквозь сон, как он возится. Но решил, он по малой нужде пошел!

У восточных ворот были привязаны к перекладине четыре оседланных гуара, полностью готовых к дороге. На пятом возвышался ашхан племени Сул-Матуул в своем пероподобном доспехе, на шлем с личиной был наброшен капюшон дорожного плаща. Рядом яростно била пяткой в землю Нибани Меса. Тряслась бахрома на одежде. Звенели серьги и цепочки. Щеки темнели сердитым румянцем. Похоже, вождь с шаманкой к приходу гостей успели обменяться всеми гадостями и колкостями, какими только возможно, и ничуть друг друга не убедили.

— Я еду с вами, — бросил данмер с седла. Меса обожгла всех алым взглядом и развернулась спиной. Хаджит, приладив сумки, подсадил магичку на гуара. Лин придержал для Аррайды второго. Вот и мужчины в седле.

— Тронулись!

Глухо загудел кожаный барабанчик, задавая шаг.

Собственно, дороги, как таковой, не было. Тянулась во все стороны холмистая голая степь. Гуарьи лапы туго ударялись в замезшую землю, прыжки становились жесткими, и Эдвина в седле то испуганно вскрикивала, то сжимала зубы, опасаясь за них. Но солнце поднималось, растапливая иней; пепел курился над степью, и все чаще встречались похожие на свищи грязевые колодцы, окруженные коркой запекшейся лавы. К их теплу льнули, цветя жарким цветом, огненные папоротники, и тянула колючие коричневые стебли трама. Густые заросли объезжали, где пожиже — перескакивали. Огибать еще приходилось торчащие там и сям крученые каменные столбы. Матуул назвал их Зубами пророчиц. Черрим похмыкал, решая, то ли пророчицы Уршилаку сильно зубасты, то ли зубы им проредили, но вслух делиться с вождем рассуждениями не стал.