Чайна Мьевилль - Кракен [litres]

– Я слышал, что ты придешь . – Его голос звучал издалека. Он пытался рассказать Билли о своих схватках. Отсылки были нечеловеческими. Он пытался поведать истории, но они не имели смысла и угасали в ничто, так что Билли оставалось только вежливо кивать после каждого пустого анекдота. С кашлем – тактичным, как на чаепитии, – Билли вернулся к насущному вопросу.

– Мне сказали, ты можешь объяснить, что происходит, – сказал он. – Один из вас следовал за мной. Приглядывал за мной. Из Музея естествознания. Можешь ответить почему?

– Могу , – сказал ангел. Он отвечал с охотой. – Ты то, что он ждал.

– Банка? Ангел Музея естествознания? Откуда ты знаешь?

– Они рассказывали. Остальные. Мы говорили . – Может, он и мертв, но он поддерживал связь со все еще активными родственниками. – Он потерпел поражение , – сказало существо. Сзади обдавало воздухом, когда открывались и закрывались распашные двери, помогая ангелу говорить. Его голос строился из звуков. – Кракен пропал. Он сплоховал. Его переполняет вина.

– Он ушел из музея, – сказал Билли.

– Все они ушли. Все мы. На битву с концом. Нет смысла оставаться. Они бьются с конечностью. Но он. Вышел на улицы первым. Хочет исправиться. Всегда пытается найти тебя. Присмотреть.

– Зачем?

Билли попятился и уперся в открывающуюся-закрывающуюся дверь. Отошел от нее, чтобы филакс мог ответить скрипом петель:

– Помнит тебя. Ты избран.

– Что? Я не… Как? Почему он избрал меня?

– Ангелы ждут своих христосов.

«Ангелы ждут своих христосов?»

– И ты пришел, рожденный не женщиной, но стеклом.

– Я не понимаю.

– Дает тебе силу – ты христос его памяти.

– Вот это управление временем? Это он мне дал? А Дейн сказал, это из-за кракена… А, погоди-погоди. Ты?..

Билли засмеялся. Сперва медленно, потом сильнее. Сел на пол. Заставил себя смеяться про себя. Он знал, что впал в истерику. Смех не был облегчением. Корова приблизилась. В один момент она была в конце зала, в другой – в метре-двух, глядела на него искоса стеклянным глазом.

– Я в порядке, в порядке, – сказал Билли угасающей памяти. – Знаешь, почему все это происходит, по мнению Дейна? – спросил он. Улыбнулся, как собутыльнику. – Он думает, это из-за кракена. Он думает, я какой-то Иоанн Креститель или еще кто. Но получается, вот в какую неправильную сторону мы смотрели. Спрут тут ни при чем. Все это не имеет никакого отношения к спруту. Только к долбаному аквариуму . Ну брось, – сказал Билли. – Признай, это смешно. Знаешь, что еще смешнее? Самое лучшее? Что я прикалывался.

Билли сохранял непробиваемое выражение во время всех своих заявлений, что он-де первый человек, родившийся благодаря экстракорпоральному оплодотворению. Эту нелепую, незначительную шутку, которой он придерживался только из-за юмористической дисциплины, в том месте подслушал гений места, дух музея. Может, он настроен улавливать любые разговоры о банках, бутылках и их силе. Может, он не понимал концепцию шутки или лжи.

– Это неправда, – сказал Билли. Коровий ангел памяти ничего не ответил. Щелк-щелк-щелк-щелк, говорили четыре его желудка, зажигаясь по очереди.

Билли придвинулся.

– Я не пророк кракена, я не мессия склянок. – Он снова рассмеялся. – Ну просто – нет. Нет.

Ангел-бутылка уменьшался и ежедневно терял силы из-за блужданий за пределами владений, из-за поражения, из-за усилий, из-за той разбитой итерации стекла, фиксатора и костей. Впрочем, он снова будет искать Билли, соберет еще одно «я» из мелочовки в своих чертогах, вынюхивая ту долю себя, которую вложил в Билли. Вот что давало Билли незаслуженные силы. Пока ангел не исчезнет совсем, он будет стремиться найти Билли, а с его помощью – утраченного архитевтиса.

– Вот бы он вернулся, – сказал Билли.

– Вернется .

– Да, но я про сейчас. Мой напарник пропал. Мне не помешает любая помощь.

– Ты христос памяти.

– Да, вот только нет. – Он медленно поднял глаза. Медленно встал и улыбнулся: – Но знаешь что? И на этом спасибо. Я за все благодарен. – Он внутренне сжался, и ему показалось, что, может, время снова запнулось. Может. – Ты выйдешь? Наружу? – Корова промолчала. У мертвого ангела не было сил биться в войне, объявленной его живой родней. – Ладно, – сказал Билли. – Ладно, неважно. Оставайся здесь, присматривай за этим местом. Ты ему нужен. – Он чувствовал себя утешителем.

Из какой-то другой части здания раздался звук, который не был голосом коровы. Билли уже был у двери, с оружием наготове, слушал, весь подобрался, сам не зная, как туда попал. Ангел-корова попыталась заговорить, но Билли придержал дверь, и ей нечем было подать голос. «Цыц», – прошептал он. Помыкает ангелом. Но ангел уже пропал – в серии этих своих потусторонних шагов. Билли на миг подумал, что он побежал за охранником, который скоро примчится в ужасе от увиденного. (Билли не знал, что они все догадывались, что в здании бродит что-то старое и меланхоличное, и старались его не тревожить.)

– Черт возьми, – сказал он и пошел за мертвым ангелом, не убирая фазер. Следовал за скрежетом петель и падающими с верхних полок вещами. Вдруг вышел в зал без окон, где пластмассовая корова закричала голосом здания на высокого человека.

Билли пригнулся и выстрелил, но тот двигался быстрее, и луч фазера перескочил через бесполезную корову и рассеялся вдоль стены.

– Билли Хэрроу! – кричал человек. Он сам был вооружен, но не стрелял. – Билли! – Имя раздалось и из-за спины, как показалось Билли, но тут он понял, что второй, крошечный голос находился в его кармане. Это был Вати.

– Я пришел не сражаться! – прокричал человек.

– Стой, Билли, – сказал Вати. Ангел чихнул окнами. – Он пришел помочь, – добавил Вати.

– Билли Хэрроу, – сказал человек. – Я из Братства Благословленного Потопа. Я пришел не сражаться. К нам обращалась Мардж.

– Что? Что? Мардж? О господи, что она делает, чего она хочет? Ей же нельзя в это лезть…

– Дело не в ней. Я пришел помочь. У меня послание от моря. Оно хочет с тобой встретиться.

Море – нейтрально. Море не вмешивается в интриги, не занимает стороны в делах Лондона. Ему не интересно. Кто вообще разберет мотивы моря? И кому взбредет в голову бросать ему вызов? Его не победить. Никто не объявляет войну горам, свету, морю. Оно себе на уме, и просители иногда могут посетить его посольство, но только ради своего блага, не его. Море ничто не заботит: это отправная точка.

То же самое с посольством огня (вечно жарком кафе в Крауч-Энде), посольством земли (заваленный склеп в Гринвиче), посольством стекла, проволоки и других, более вычурных стихий. Те же отчужденность и добродушно-равнодушная мощь. Но в этот раз… в этот раз у моря было мнение. И ему пригодилось Братство Благословленного Потопа.