София Серебрянская - Ледяной Ирис [СИ]

— Виделось мне и прочим среди духов, — неторопливо продолжал мнимый колдун, предпочитая не глядеть на воинов, а смотреть лишь только в пламя мирно горящего костра, — что должен господин Такео Курокава стать истинным правителем, тем, кто соединит воедино все четыре земли под своим знаменем. Но смерть забрала его ранее, чем следовало бы, и нарушился тот ход вещей, что был предопределён.

Солдаты слушали, и Сибори лишь на мгновение позволил себе перевести дыхание. Нельзя было прерываться, пока внимание этих людей не перешло на что-то иное — и лис снова заговорил, складывая руки на груди своей:

— А знаете ли вы, отчего так вышло? Оттого, что его сын позволил себе позабыть: он не только наследник господина, но и прежде всего — такой же слуга его, как и всякий из нас. Оттого и печально мне видеть: глупый мальчик восстал против того, за что боролся его отец, и, похоже, сам не осознаёт своей ошибки.

— А ведь верно, — подал голос солдат со шрамом, прежде всех прочих вновь обретший дар речи. — Он заключил союз с убийцей, да ещё и полагает, будто бы доброе дело совершил! Как же, доброе…

Тихо потрескивали ветви, пожираемые огнём. Несмотря на всё возмущение своё, воины нынче казались молчаливее и спокойнее, чем прежде. Но знал Сибори: ещё горит в их памяти пожиравшее резиденцию господина Курокавы пламя, ещё не могут забыть они павших товарищей, которые теперь уж, наверное, так и останутся не погребёнными на поле былого боя. Немудрено: не так и много времени минуло с той ночи, и не могли они забыть. Нужно действовать сейчас, сразу, покуда ещё свежи нанесённые раны, покуда не забыли они о гибели тех, кого ранее знали и с кем были дружны.

— Печально мне видеть подобное, — вздохнул Сибори. — Но что может сделать дух вроде меня? Призвание моё — служить тем, в ком есть кровь господина Курокавы. Раньше надеялся я: будут его потомки нести то же знамя. Но нынче вижу: я ошибался, и оттого становится лишь тоскливей, чем прежде.

— Ничего, долго этот союз не продлится! — азартно воскликнул кто-то из солдат. — Прикончить убийцу, да и дело с концом! Да чтоб мучился подольше за то, что посмел без предупреждения напасть, а потом воспользовался сыном господина!

Сибори вздрогнул: нет, смерть господина Кадани сейчас не была ему нужна. Желал он другого — и потому спокойно вымолвил:

— Разве не будет такой мести мало для жестокого убийцы? Думаю я, что нужно поступить по-иному, так, чтобы сильнее всего на этой земле были его страдания. Надобно лишь казнить предателя, что позволил себе осквернить память сестры и отца; убийцу же оставить в живых, и пусть терзается он дольше прежнего. В конце концов, он не давал клятвы служить господину Курокаве, а следовательно, и предательство его не так ужасно, как предательство господина Йошимару. Жаль, что не смогу я этого сделать сам: обязан я служить всем, кто по крови связан с нашим владыкою.

Словно бы вспомнив о чём-то, Сибори поднялся и двинулся прочь. Ему не нужно было сейчас многократно повторять слова свои и убеждать солдат. Достаточно было лишь дождаться нынешней ночи и посмотреть, переживёт ли её сын Такео Курокавы и возлюбленный владыки Востока: он подтолкнул людей к нужным размышлениям, остальное же стоит сделать им самим.

Серебристо-синюю пелену ночной прохлады безжалостно разорвал чей-то крик, и Сибори мгновенно открыл глаза. Он и до того не спал, снедаемый нетерпением: избавиться от Йошимару сейчас было важнее, чем что-либо другое во всём мире по эту сторону Отражённых Небес. Мнимый колдун уже решил: сын Курокавы недостоин жизни, стало быть, ему надлежит умереть в самое ближайшее время, покуда господин Кадани не прислушался ещё к разговорам средь воинов покойного владыки Юга.

Мгновенно поднявшись, Сибори устремился в сторону комнаты, где остановился на ночь Йошимару. Уже ощущал он так легко узнаваемый и будоражащий запах крови, и не мог перестать радоваться: ведь сейчас сын умершего владыки южных земель наверняка повстречался с отцом на той стороне мира, и его кровь обагрила деревянный пол… А значит, ещё немного ближе стал молодой лекарь к претворению в жизнь той цели, ради которой он столь многое позволил себе отдать.

— Они… Они хотели убить меня! — ледяным шипом впился в разгорячённый ум голос Йошимару. Сибори остановился близ комнаты, будто бы его околдовали и обратили в лёд; в глазах промелькнуло раздражение, которое мнимому колдуну не удалось скрыть. В раздумье остановился он близ входа, не зная, стоит ли ему сейчас попадаться на глаза выжившей жертве покушения, или же вернуться, покуда не поздно, в соседнее помещение и притвориться спящим, как те воины, коих не пробудил ото сна даже крик. Но позади уже слышался топот множества ног, и было ясно: момент, когда можно уйти, упущен. Потому Сибори, напустив на себя обеспокоенный вид, отодвинул стенную панель, тотчас же встречаясь взглядом с подозрительно хмурящимся господином Кадани.

— Что здесь произошло? — в меру обеспокоенно, в меру отстранённо поинтересовался лис, хотя уже и сам понял: глупые солдаты даже не подумали о том, чтобы перед нанесением удара разведать обстановку и посетить комнату господина. Неужели эти глупцы и в самом деле не сообразили, что ночевать сын Курокавы, вернее всего, будет не в одиночестве, и следует бить сразу же, так, чтобы он даже и вскрикнуть не успел. Какой же прелестной романтики могла бы быть преисполнена эта картина — пробудившийся господин Кадани, держащий в объятиях уже успевшее остынуть тело Йошимару! Но этого зрелища мнимого колдуна лишили, оставив взамен право созерцать страх на лице несостоявшейся жертвы, холодное недоверие в глазах Сабуро и мёртвые тела убитых заговорщиков. Хорошо, что не стал господин Кадани захватывать живым никого из них; ведь тогда могла бы открыться истина об участии молодого лекаря в их плане.

Не отвечая на вопрос вошедшего, господин Кадани приблизился — и к горлу прильнула, точно дева к любовнику, сталь холодного клинка. Сердце в груди лиса заколотилось, будто обезумев, когда владыка Востока негромко проговорил:

— Ты с ними? Говори!

— С кем? — стараясь сохранить прежнюю невозмутимость, Сибори поднял руку и отвёл лезвие в сторону. Сейчас он глядел на мужчину, будто родитель на мальчишку, который, заигравшись, пытается вовлечь в свою игру и отца. Следовало достойно сыграть роль древнего духа — и юноша играл её, уже не отступая от избранного образа ни на мгновение.

Густые чёрные брови господина Кадани сдвинулись к самой переносице, и на мгновение лис ощутил новый прилив беспокойства: казалось ему, что пронзает его насквозь этот подозрительный взгляд, что желают прожечь его эти глаза, похожие на тлеющий уголь. Огромных сил стоило Сибори не отвести взгляд, не разорвать той странной борьбы, в которой схлестнулись изумруд и уголь. Наконец, Сабуро вымолвил: