Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

Увязая в мелком песке, он поднялся по какому-то невидимому в темноте склону. Запах хвои усилился. Пётр услышал шум ветра в кронах и стрекотание каких-то ночных насекомых, нащупал вытянутой рукой шершавый сосновый ствол и сел, устало привалившись к нему спиной.

Его разбудил солнечный луч, пробившийся сквозь крону старой разлапистой сосны и окрасивший тьму под сомкнутыми веками в алый цвет. Пётр открыл глаза, щурясь от яркого света, и осмотрелся.

Он лежал под старой корявой сосной, которую десятилетиями гнули и ломали штормы. Прямо перед ним был пологий песчаный склон, поросший редкими пучками жёсткой травы, спускавшийся к утыканному острыми рифами морю. Волны бились в берег, на воде плавало рваное грязно-белое кружево пены, вал мёртвых коричневых водорослей отмечал верхнюю точку прилива. Волны играли голубыми щепками, и Пётр понял, что эти щепки — всё, что осталось от его шлюпки. Он сидел на гребне невысокой, схваченной корнями десятка сосен песчаной дюны и смотрел на море. В сотне метров от берега по-прежнему стояла плотная, неподвижная стена густого тумана, такая ровная, словно туман обрезали огромным ножом. Этот туман ставил Петра в тупик: он просто не мог иметь естественное происхождение, а магия вблизи Материка теряла силу, превращаясь в пустой звук, в надувательство, каким считал её ссыльный Яйцеголовый по имени Кривошип.

Не вставая, Пётр похлопал себя по карманам. Свистка в карманах не оказалось. Не было его и поблизости. Маргариты тоже нигде не было видно, хотя Пётр и сомневался в том, что чайка могла утонуть. Тем не менее ему стало ужасно одиноко и тоскливо. С тяжёлым вздохом Пётр поднялся на ноги, обернулся и бросил первый взгляд в глубь Мёртвого Материка.

То, что он увидел, заставило его упасть на четвереньки, а потом и вовсе лечь на живот и отползти под прикрытие соснового ствола, как будто он был солдатом, угодившим под обстрел. Сердце у Петра бешено колотилось, едва не выскакивая из груди, щёки онемели, а по рукам и груди волнами пробегали мурашки.

Берег, на который его выбросил ночной шторм, не был побережьем Мёртвого Материка. Это был крошечный, не более полукилометра в длину и сотни метров в ширину, окружённый острыми рифами островок — просто песчаная дюна посреди залива, утыканная старыми скрюченными соснами и заваленная вдоль берега сухим серебристо-серым плавником. За островком расстилалась широкая спокойная бухта, на берегу которой Пётр разглядел какие-то строения — серые, местами грязно-белые, с рядами чёрных окон. Кое-где в оконных проёмах блестело, отражая солнечный свет, пыльное стекло. Город имел нежилой, заброшенный вид, хотя подробностей Пётр не мог различить — слишком велико было расстояние.

Но в данный момент Петра интересовал не город.

Посреди бухты стоял, повернувшись к открытому морю широкой кормой, гигантский корабль, по сравнению с которым даже знаменитый «Титаник» выглядел бы просто индейской пирогой. Это было настоящее чудо кораблестроения — вернее, не чудо, а чудище, ржавый железный монстр, размерами намного превосходивший остров, на котором притаился Пётр. Единственная мачта этой плавучей громадины вонзалась в синее небо ржавым штыком, а на её верхушке тяжело колыхалось, ослепительно сверкая на солнце, огромное золотое полотнище. Ни души не было на широких палубах и наклонных железных трапах; окружая гигантский лайнер неплотным кольцом, на волнах качалось не менее двух десятков катеров морской гвардии, похожих рядом со стальным чудовищем на высыпанную в море горсть подсолнечной шелухи. А в небе над бухтой кружили, купаясь в ярком солнечном свете, похожие на странных птиц драконы-охотники.

Но не катера и даже не драконы заставили Петра ползать на животе и прятаться за деревом. В каком-нибудь десятке метров от него, на свободном от деревьев пятачке, возвышался ржавый стальной шест, а на верхушке шеста красовался до отвращения знакомый предмет — круглый мешок из морщинистой коричневой кожи, внутри которого помещалось Всевидящее Око Королевы. В данный момент Око было обращено в сторону бухты, и Пётр облился холодным потом, представив, что было бы, повернись эта штука к нему.

Пётр встал, укрываясь за деревом, и ещё раз огляделся по сторонам. Он увидел, что северная оконечность островка почти соприкасается с длинным, далеко выдающимся в море лесистым мысом. Между островом и мысом был пролив — не слишком узкий, но всё же вполне преодолимый. Издалека мыс выглядел необитаемым, и Пётр решил, что высадится на землю Мёртвого Материка именно там. Но об этом не могло быть и речи, пока за островом наблюдало Всевидящее Око. Проклятая штуковина торчала на самом гребне дюны и могла просматривать остров во всех направлениях. Даже если бы Пётр спустился обратно к линии прибоя и стал передвигаться ползком, Око всё равно заметило бы его, и через десять минут здесь было бы полно железноголовых с их катерами и пружинными ружьями.

Неожиданно для себя Пётр разозлился. В честь какого праздника он должен ползать на животе, прячась от какого-то дурацкого искусственного глаза?! Его ладони сами собой зарылись в песок, но не нащупали ничего, кроме нескольких колючих сосновых шишек да горсти сухих прошлогодних иголок. Тогда он снова лёг на живот и, пятясь задом, следя за тем, чтобы между ним и Всевидящим Оком всё время оставался ствол сосны, сполз к самой воде.

Здесь ему удалось набрать пригоршню камней. Камни были как раз такие, какие требовались — увесистые, округлые, хорошо ложившиеся в ладонь. Набив ими карманы, Пётр, пригибаясь и по-прежнему прячась за сосной, вернулся на гребень дюны. Прислонившись плечом к шершавому стволу, он набрал в левую руку столько камней, сколько мог удержать, взял один камень в правую и осторожно выглянул из-за дерева.

Всевидящее Око уже насмотрелось на бухту и начало не спеша, со скрипом поворачиваться в сторону моря. Пётр хорошенько прицелился и один за другим быстро и очень сильно метнул четыре камня подряд прямо в вытаращенный глаз Королевы. Зазвенело разбитое стекло, брызнули осколки, что-то затрещало, щёлкнуло, из пустой глазницы брызнули голубые искры, повалил ленивый дымок. Пётр нисколько не удивился, увидев в чёрной дыре разбитого глаза слепо таращившуюся на него видеокамеру с расколотым объективом.

— Мальчик, прекрати швыряться камнями! — раздался откуда-то сверху грозный бас. — Что это за хулиганство?!

Пётр резко обернулся на голос и замахнулся камнем.

— Сдаюсь, сдаюсь! — завопил с верхушки дерева Свисток. — Не стреляйте, я всё скажу!

Он съехал по стволу, скребя по шершавой коре острыми медными лапками, затормозил перед носом у Петра и, дурачась, поднял кверху все лапки, которые мог поднять, не рискуя свалиться.