Марина Суржевская - Lastfata

— Не понимаю, зачем я тебе, — вздохнула я. — Слушай, может, тебе пора уже меня триумфально бросить? Я буду демонстративно страдать, честное слово! И всем рассказывать, как ты невероятно хорош! Ты ведь получил, что хотел, после Отбора ВСА тебя боготворит. Даже новый клуб организовали — почитателей невероятного Клиффорда! Ты только посмотри на этих второкурсниц! Да они тебя съесть готовы!

— Ты ревнуешь? — живо откликнулся Ривз. В сторону девушек он не посмотрел.

Я недоуменно пожала плечами, и парень нахмурился.

Но, поймав любопытные взгляды студентов, Ривз снова надел привычную маску весельчака и щелкнул меня по носу:

— Улыбнись, злюка. У меня хорошие новости.

— Я тебе надоела, и ты нашел себе новую жертву? — понадеялась я, и неприкосновенный рассмеялся.

— Нет, я по-прежнему весь твой. И хочу сегодня немного развлечься, устрою вечеринку и позову друзей. Ты главное украшение!

— Что? Не пойду я никуда, — возмутилась я, но Ривз лишь снисходительно хмыкнул.

— Конечно пойдешь. И надень что-нибудь привлекательное. Хочу видеть тебя красивой. И не спорь! Аддерли, мы договорились. Я свои обязательства выполнил, а ты пытаешься от своих отказаться.

Я покаянно вздохнула. Его правда. Ривз мне очень помог, что тут скажешь. Но болтаться снова среди неприкосновенных отчаянно не хотелось. И потому я применила последний довод:

— Но мне надо заниматься! Экзамены совсем скоро, а я не готова…

— Не будь занудой, я никогда не любил девушек, помешанных на знаниях. Не забивай свою голову глупостями, злюка! — Неприкосновенный хлопнул меня пониже спины и, рассмеявшись моему возмущению, ушел.

Я проводила его хмурым взглядом. У Ривза на уме веселье, а вот меня угроза отчисления или проваленных экзаменов пугает до темноты в глазах. И мне бы отправиться в библиотеку, но горло болело нещадно, пожалуй, после уроков все же загляну к врачевательнице.

Аодхэн на свой предмет не явился, его снова заменял старый профессор Милеоурс. Так что студенты со спокойной душой приготовились или вздремнуть, или подтянуть знания по другим предметам.

И именно в это время вернулся Эш.

Он просто вошел в дверь и осмотрелся, не обращая внимания на начавшуюся вокруг суматоху и хаос. Студенты, завидев Вандерфилда, толкали друг друга локтями, открывали рты, таращили глаза и шептались. Кто-то бросался вперед, чтобы поприветствовать, кто-то мялся и бледнел, вспоминая разговоры о проклятии, болезни, отбирающей чары, и прочие слухи, от которых академия бурлила, как котел с дурнопахнущим снадобьем. Вот-вот через край польется!

— Он проиграл… Его чуть не убил аспид… Он не справился…

— Первый Вандерфилд, не сумевший одолеть черную тварь… Вы видели? Жуть такая… Он проиграл, проиграл, проиграл!

Настырные голоса обволакивали, проникали в уши, словно мерзкие насекомые, и от них хотелось закрыться, спрятаться! Или вскочить и заорать, чтобы все замолчали. Или даже снова что-нибудь поджечь!

Эша, казалось, это совсем не трогало.

Он внимательно осмотрел аудиторию, и под этим высокомерно-насмешливым взглядом шепот смолкал, а сплетники отводили глаза. Я тихонько перевела дыхание.

Вандерфилд вежливо поздоровался с профессором и двинулся по проходу. Он шел, как всегда, безупречно одетый и лишь немного бледнее обычного. Ну и еще под белоснежной рубашкой и пиджаком со знаком ВСА угадывалась повязка, туго обвязавшая грудь. Черная перчатка привычно закрывала правую ладонь, в манжетах благородно поблескивали запонки. Вандерфилд окинул безразличным взглядом аудиторию и сел за стол. Только почему-то не на свое привычное место в кругу черного сектора, а в стороне ото всех. И это породило новую волну перешептываний, косых взглядов и вопросов. А когда урок закончился, Эш так же молча ушел.

А я вместо геральдики поплелась в лазарет, и врачевательница ахнула, увидев меня:

— Милая, да ты совсем плоха! Тебе нужны лекарства и покой!

— Я не могу, скоро экзамены, — закашляла я.

— Да что ты говоришь! Если срочно не начать лечение, болезнь переползет сюда! — Она приложила ладонь к моей груди. — Никаких уроков! Ты поняла? Я не позволю!

Я покосилась на дверь, размышляя, не сбежать ли, пока не поздно. Не объяснять ведь доброй целительнице, что у меня нет времени и возможности валяться на койке в лазарете! Надо писать доклады, надо учить чароит, надо практиковаться в материализации! До первого экзамена осталось всего ничего! И зачем я вообще пришла?! Думала, мне дадут какой-нибудь волшебный эликсир — и все дела!

Но стоило открыть рот, и меня сложило пополам от раздирающего горло кашля!

— Мигом в кровать! — скомандовала врачевательница. — Мигом! Не хватало еще других студентов заразить!

Не успела я опомниться или возразить, как мне выдали длинную холщовую рубашку, переодели и засунули под одеяло. Горло намазали зеленой дрянью и замотали колючим шерстяным шарфом. На столике рядом с кроватью выстроился ряд пузырьков и настоек, горьких и противных до ужаса.

Госпожа Хилл велела принимать их каждые полчаса, строго погрозила мне пальцем и удалилась. Я осталась в пустой комнатке, где стояло еще три кровати, но сейчас, к счастью, пустых.

И приуныла. Как же не вовремя эта болезнь! У меня дел выше головы, а я тут бока отлеживаю! Может, сбежать? Ну не будет ведь дородная госпожа Хилл ловить меня в коридорах ВСА? Хотя может нажаловаться Аодхэну, а с ним шутки плохи. Вернет обратно, еще и к кровати прикует!

Я совсем скисла.

И встрепенулась, услышав за стенкой мужской голос. Сердце екнуло, и внутри возникло тянущее, но сладкое чувство. А значит, это…

Эш вошел, одним взглядом окинул и меня, бледную, растрепанную, замотанную в шарф, и плед, и ряд пузырьков. Хмыкнул, придвинул к моей кровати стул и уселся, вольготно закинув ногу на ногу. Выглядел Вандерфилд безупречно до неприличия. Разве он не вернулся только что из лазарета? И разве не должен выглядеть помятым и несчастным? Какой там! Пиджак подчеркивает широкие плечи, о стрелки на брюках можно порезаться, а крупный камень в шейной булавке издевательски посверкивает острыми гранями…

Гад. Безупречный гад! Вот зря я о нем беспокоилась! Да такого никакой аспид не сожрет, потому что раздутым эгоизмом подавится!

Я чихнула в подтверждение своих мыслей.

Эш еще с минуту полюбовался на мой неприглядный вид и прищурился:

— Ты приходила.

Потянулась за огромным платком, который мне любезно предоставили для прочистки носа. Спряталась за ним и прогудела:

— Понятия не имею, о чем ты.

Эш рывком встал, отобрал мою ситцевую баррикаду и уставился в лицо:

— Ты была в королевском лазарете. И под моими окнами — каждый день! Встать я не мог, но тебя чувствовал. Зачем?