Марина Суржевская - Lastfata

— Вряд ли, — рассмеялась я. — Так что не стоит с таким интересом присматриваться к кроватям. Никто меня не освободит, так что я и здесь учу.

Ткнула пальцем в гору книг, и Эрик заметно поскучнел:

— Ты снова разбила мои надежды, принцесса!

Приятели рассмеялись. Девушки притащили сладости и кувшин с горячим медовым напитком, так что посиделки удались. Правда, уже через полчаса явилась врачевательница и всех разогнала.

Вторым сюрпризом за утро оказался огромный букет роз, самостоятельно вплывший в дверь вместе с вазой и по-хозяйски устроившийся на столике. Вокруг сочных ярких бутонов кружили крошечные сияющие бабочки и вспыхивали радужные искорки. Очнувшись от созерцания невиданного зрелища, я осмелилась приблизиться к подарку и прочитать вложенное послание: «Надеюсь, это не саботаж, злюка? Я тебя жду, выздоравливай. Ривз».

Я фыркнула и показала букету язык. Ну что такое, Эрик решил, что я прячусь в лазарете от экзаменов, Ривз — что от него. Как будто нельзя просто заболеть!

Сунула свиток обратно и пошла учить геральдику, в которой и правда путалась.

Эш вошел, когда я пыталась разобраться в хитросплетениях фамильных связей королевской семьи. Глянул в угол на букет, прищурился. И сел спиной к цветам, рассматривая меня:

— Надеюсь, ты подготовилась, Аддерли.

Интересно, почему госпожа Хилл не заставляет Эша есть дисфилотус заражентус? Вот я бы повеселилась! Но, увы, неприкосновенный выглядел как всегда, безупречно.

Мне хотелось снова обсудить тайны Аодхэна, но Вандерфилд велел думать о предстоящих экзаменах. Я пыхтела и ворчала, что из неприкосновенного вышел бы отличный каратель, ведь никакого сострадания к больной, даже почти умирающей студентке! Ну ни капли!

Ну а то, что меня восхищает умение Эша сосредоточиваться на главном и его невероятная самодисциплина, я, пожалуй, оставлю при себе.

Через пару часов я вышла в уборную, а когда вернулась…

— Эш! Ты что наделал?!

На столике вместо букета слабо дымились его обугленные останки. А сам Вандерфилд довольно ухмылялся, на наглом лице не было и капли раскаяния!

— Ты сжег мой букет! Как ты посмел!

— Он тебя отвлекал, — заявил гад, даже не поморщившись. — Ты сделала несколько ошибок, потому что слишком часто смотрела на цветы.

— Не смотрела я на них!

— А я говорю, смотрела. Ты должна готовиться к экзаменам, а не витать в облаках. Работай, Аддерли.

— Знаешь что… — поперхнулась я от возмущения. — Ты… ты…

— Знаю. — Эш вольготно расположился на моей кровати. — А теперь продолжим. Тебя ждет чароит, ты путаешься в заклинаниях.

— Гад!

— Кстати, веник был жутко безвкусный. Он горел и радовался своей кончине, потому что нельзя быть настолько убогим!

Вместо ответа я швырнула в мерзавца учебник. Хотел чароит — получай! Увесистый такой томик с железными уголками! И попала! Как раз в бок гада и попала! Вот только порадоваться не смогла, Эш неожиданно согнулся, болезненно скривился и прижал руку к ребрам.

— Ой, прости! — Я бросилась к нему, провела по телу ладонью. — Ты же ранен! Я не хотела! Я позову госпожу Хилл! Тебе больно? Ну скажи же что-нибудь!

Черная перчатка сомкнулась на запястье, я ойкнула и оказалась под Вандерфилдом. Прижатая к колючему синему покрывалу.

— Наивная пустышка, — промурлыкал Эш, — поверила!

— Я за тебя испугалась, придурок! Отпусти меня!

Он не отпустил, сжал мне руки, нависая сверху. И я увидела, как дернулось его горло, как расширились зрачки и прервалось дыхание.

Я вспыхнула моментально, загорелась не хуже того букета. Даже, кажется, дым пошел.

— Тина…

Он опустил голову, коснулся губами. Почти коснулся… Почти.

В коридоре прошаркали шаги, и раздался голос врачевательницы:

— Ах, это все зима, мой дорогой профессор Милеоурс! Такие ветра! Но у меня есть для вас чудесная зачарованная настойка от Билбодия Билбуда, вы же знаете его способности! Наш ученик! Настойка мигом усмирит вашу подагру, вот увидите!

Эш тихо выругался и отпустил меня. Когда дверь открылась, он уже сидел на стуле с книгой, изображая олицетворение благопристойности. Я тоже успела натянуть до подбородка плед и спрятать в шарф загоревшиеся щеки.

Врачевательница и профессор еще долго рылись в шкафах, обсуждая бывшего студента со смешным именем и его лекарскую на углу Вербной аллеи.

А мы с Эшем смотрели друг на друга.

— Чароит, Аддерли, — хрипло напомнил неприкосновенный.

Я кивнула и открыла учебник. Чароит. Заклинания. Экзамены. Надо думать только об этом!

Я открыл холодильный шкаф и удивился его белоснежной пустоте. Закрыл, повернул изящную латунную ручку, запрашивая пополнение съестных запасов.

В ответ тренькнул сообщитель:

«Любезнейший господин Вандерфилд! Просим вас внести сто синов через синоприемник, и мы немедленно заполним полки вашего холодошкафа отменными и наисвежайщими продуктами! Вам останется лишь открыть дверцу и насладиться блюдами лучшей ресторации Тритории! С глубочайшим почтением, управляющий Люф Артеншок».

Проклятие!

Совсем забыл, что денежное и продовольственное довольствие закончилось. Отец решил, что меня стоит наказать за проигрыш. Я подвел родителя, и он в бешенстве. Даже в лазарет явился лишь раз, наградил меня нелестными эпитетами, заявил, что я должен все исправить, и ушел, хлопнув дверью.

Что ж, ожидать от Мариуса Вандерфилда иного — глупо.

Мама заезжала, но от ее несчастных взглядов мне становилось лишь хуже.

Друзей в лазарет не пускали. Впрочем, а разве они у меня есть?

Единственная, кого я ощущал каждый день и кто своим присутствием заставлял меня подниматься, — пустышка. Хотя бы для того, чтобы полюбоваться, как она пляшет под моими окнами!

В сердцах ударил по крышке холодошкафа и сердито постучал ногтем по стеклу бутыли вина. Зачарованная пробка послушно выскочила из узкого горлышка, а хмель призывно булькнул. Но от резкого кислого запаха лишь затошнило. Вылил вино в раковину и вернулся в комнату.

Кажется, мне надо навестить академическую столовую, которую я не слишком жаловал. Питаться предпочитал в ресторациях либо заказывал блюда прямо в свои комнаты ВСА.

Но, похоже, придется привыкать к иному.

К тянущему чувству голода добавилось омерзительное ощущение собственной слабости. Я подвел семью. Сплоховал. Проиграл. А самое отвратительное — испугался. В тот момент, когда понял — мне конец. Перед глазами до сих пор стоит жуткая трехглазая морда аспида, его клыки, истекающие слюной и кровью. Моей кровью. Там, на арене, в какой-то момент я совершенно четко осознал — все. Эта бешеная тварь меня прикончит. От боли я мало что видел и еще меньше понимал. Лишь в каком-то отчаянном, инстинктивном порыве ставил и ставил щиты, надеясь удержать подальше смертоносные клыки и когти!