Андрей Вольмарко - Жемчуг (СИ)

— Это признак болезни?

— Больны все. Почернение ногтей — признак последней стадии, — произнёс Синг, вставая. Странно, но его почти даже не шатало.

Когда он уже почти дошёл до двери, что-то дёрнуло его остановиться. И, уже держа руку на дверной ручке, обернуться и откашляться.

— Чего ещё? — без раздражения спросил Робартон. Даже как-то… Доброжелательно.

— Почему ты не пьёшь? Как ты можешь не пить после такого? — Синг говорил тихо, пытаясь не примешивать никаких эмоций в слова. — Жена, ребёнок… Восстание. Как ты можешь не пить после такого? Я не смог спасти людей — и уже пью, ища спасения. А ты… — он запнулся. — Как?.. — глупо закончил он.

Робартон, вопреки ожиданием, на вспыхнул. Не нахмурился. Да не удивился.

Улыбнулся с такой нежностью, что у Синга защемило сердце.

— Последние её слова, — тихо проговорил Робартон, улыбаясь. — «Если я вернусь, а ты будешь пьян — тебе конец, Ирвин Кроун Робартон!»

Синг кивнул. Молча и серьёзно.

А затем вышел прочь.

Ему нужно было заниматься лекарством.

Мир доносился до Синга так, будто бы кто-то залил ему уши водой.

Это и понятно — он не спал уже вторую ночь. Закрывая глаза, он пытался погрузиться в успокоительный сон — но вместо этого под опущенными веками набухали тревожные мысли и идеи.

Он абсолютно вымотан, выжат и пуст. А ведь прошло всего семь дней с того момента, как он крепко взялся за лекарство.

— Семь дней, — хрипло пробормотал он, вяло скользя взглядом по страницам «Лекарского искусства». Буквы уже не складывались в слова, а потому он оттолкнул от себя толстый трактат с пораженческим вздохом.

Он сидел в своей комнате уже семь дней. Семь грёбаных дней, которые смазались и слились в один. Отвратительно долгий и унылый. Будто проживаешь один и тот же день — снова и снова.

Синг помнил великолепную книгу — «День Хорька». О том, как клерк из Лепорты переживает один и тот же день раз за разом.

Только вот теперь, когда он будто бы взглянул на эту книгу изнутри, великолепной она не казалась.

С самого утра — завтрак, который приносила Мэй. Немного бекона, яичница и чай с бутербродами. Короткий и пустой разговор о чём угодно, пока Синг ест. А затем — книги.

Книги, книги, книги. Синг бросил быстрый взгляд на раскрытую книгу на столе — и с отвращением передёрнул плечами.

Он любил читать, да. Но… Слишком много информации, слишком мало важного. Шорох бумаги и буквы теперь вызывали у него тошноту. Но ему приходилось читать дальше.

К обеду он уже не чувствовал себя живым. Всего, чего ему хотелось к полудню — покоя и сна.

Но Мэй исправно приносила обед и назойливо требовала, чтобы он ел. Пока он молча ел, она беззаботно болтала о всяких глупостях. Например, что видела кошку со смешным пятном на боку, что на третьем этаже кто-то разбил вазу, что лекари во время вечернего дежурства проиграли в карты больному целую гору денег.

После еды она обычно зачитывала то, что выучила за день. Странно, но Сингу нравилось слушать, как она декламирует.

Он никогда не любил стихи. Даже ненавидел. Но когда она серьёзно и чётко выговаривала каждое слово из «Спящего солнца», он не мог сдержать улыбку.

Затем она уходила. А ему оставалась самая неприятная часть дня — алхимия.

До поздней ночи он гнул спину над ретортами и перегонными кубами, сверялся с записями и носился из одного края комнаты в другой.

Иногда его охватывало радостное возбуждение и ему начинало казаться, что вот-вот — и всё получится.

А затем был самый ненавистный момент. Тестирование лекарства на поражённых тканях.

— Тестирование, заканчивающееся провалом раз за разом, — вздохнул Синг, массируя веки. — Провал, провал, провал…

Откуда-то издалека доносились разговоры, болезненные стоны и кашель. Но это не касалось Синга. Это касалось тех лекарей, кто дежурит там, внизу.

А его дело — лекарство.

Тяжело вздохнув, он встал с кресла. Время заниматься не только планированием.

Когда Мэй пришла с обедом, он уже вовсю работал.

— Ты чего тут надымил? — осторожно спросила она, ставя поднос с едой на стол.

— Так уж получилось, — вяло ответил Синг, не отрываясь от сверки с записями. Слова плыли перед глазами.

— Ты опять не засыпал, да? — вздохнула она, гневно глядя на него. — Ты себя угробишь.

— Если я не угроблю себя сейчас — потом продолжат гибнуть люди, — пробормотал Синг, осторожно помешивая содержимое колбы. — Я здесь, работаю, знаешь ли. Дым, отсутствия сна — это малая плата за… Что? — он перехватил её озабоченный взгляд на него.

— Синг… У тебя пустая колба. Пустая, — она робко указала пальцем.

Коллегист хмуро взглянул на действительно пустую колбу. Блеск. Просто прекрасно.

— Но я… — хмуро попытался возразить он. — Я же… — он растерянно махнул колбой и едва не выпустил её из пальцев. — Я… Нет, погоди, — Синголо начал судорожно оглядывать стол.

И обнаружил реагенты микстуры в тарелке для еды. Серый порошок и блестящие кристаллы щедро осыпали бутерброд, который лежал посреди выписок из «Истории алхимии».

Плечи Синга беспомощно опустились.

Проклятье.

— Садись, — Мэй пододвинула стул ровно в тот момент, когда его колени предали его. — Тебе нужно поесть и выспаться.

— Меня тошнит от еды, — вздохнул Синг, с чистым отвращением глядя на ветчину. — От одного вида хочется выблевать свои внутренности. И спать я не хочу.

— Хочешь или нет — надо, — Мэй положила руку ему на плечо и наклонилась, заглядывая ему прямо в глаза. — Ты нужен этим людям. Я говорила, что у тебя получится всё, помнишь?

— Такое не забудешь, — пробормотал Синг, виновато отводя взгляд. Проклятье. Зачем все напоминают ему об обязательствах? Он и сам помнит, но…

— Эй! — пощёчина обожгла его щёку, и он ошарашенно моргнул. — Не смей снова это проворачивать!

— Что проворачивать? — оторопело спросил Синг, потирая щёку.

— Я вижу, что у тебя творится в голове! — Мэй говорила твёрдо, но как-то… Успокаивающе? — Прекрати думать о всяких глупостях и соберись. Ты нужен нам всем. Здесь. Понятно?

— Какая разница… — Синг отмахнулся и вяло перевалился на стуле так, чтобы не смотреть в глаза Мэй. У неё такие красивые глаза, надо отметить… — Ко мне никто, кроме тебя, не заходит. Они там справляются и без меня.

— Ты дурак, — она сказала это с таким упоением, что Синг хмыкнул.

Пожалуй, в ней есть что-то от Пёрышко. Манера держаться, может? Или ещё что-то. Мысль назойливо вертелась, но, когда он пытался ухватить её за хвост, вновь скрывалась в потоке сознания.

— Ты знаешь, почему только я ношу тебе еду? Почему только я захожу сюда?

— Потому что только тебе есть дело до…

— Ох, милый Синголо, ты бываешь таким дурнем, — она умиленно вздохнула и, к изумлению Синга, потрепала его по волосам. Засаленным и не расчёсанным волосам, с неловкостью подумалось коллегисту. — Ты два дня не спишь. И почти ничего не ешь. Ты видел себя в зеркало?