Андрей Вольмарко - Жемчуг (СИ)

— Да, как обычно… — он вздохнул ещё раз и вытянул ноги. Сапоги раздвинули завалы книг, пару бесценных изданий упали на пол — но сейчас Сингу было плевать, сколько дают на книжном рынке Мёнхена за «Историю лекарственной алхимии».

Он просто хотел вытянуть ноги. Странно, но в его нынешней комнате это вызывало массу затруднений.

За последнюю неделю его обиталище с каждым днём становилась всё более и более похожим на алхимическую лабораторию. И библиотеку. И пещеру отшельника. Вечная темнота, пара горящих свечей, книги и алхимические инструменты — Сингу уже было негде повернуться.

А хуже всего было то, что он не помнил, когда в последний раз выходил отсюда.

Ему не хотелось. Если быть совершенно честным — хотя бы самому с собой, — ему совершенно ничего не хотелось.

— Я не могу понять одного, — задумчиво проговорил Броунсворт, заставив Синга в надежде поднять голову. — Смотрите, — он взял один из листков, покрытых записями, и подал его Сингу.

Синг с волнением вперился взглядом в лист.

И разочарованно выдохнул, узнавая собственный почерк. Записи-наблюдения о разных формах Гнили, да. Прелестная зарисовка, общая информация.

— И? — Синг пожал плечами. — Не вижу ничего нового и интересного.

— Тогда посмотрите ещё раз. Разные формы Гнили поражают разные органы — но одним и тем же образом. При этом, каждая форма — это определённо Гниль, просто разной степени интенсивности, — Броунсворт оперся на краешек стола и принял задумчивый вид, становясь до невыносимости аристократичным. — И при том, что это всё лишь вариации одной болезни, лекарство к одной форме катализируют другую. Возможно ли такое?

— Мы наблюдаем это. Очевидно, возможно, — раздражённо процедил Синг, припечатывая листок к столу рядом. От удара стеклянные ряды инструментов вздрогнули. — Я не понимаю, к чему вы клоните.

— Вам не приходило в голову, что болезнь… — Броунсворт осёкся, а затем осторожно продолжил. — Страшно подумать, но — рукотворная?

— Рукотворная болезнь? Как вы себе это представляете? — фыркнул Синг, хотя по его спине пробежал неприятный холодок.

— Посудите сами, — Броунсворт начал загибать пальцы. — Разные формы, от которых зависит интенсивность болезни. Невозможность подобрать универсальное лекарство. Конфликт между лекарствами. Не просто конфликт — лекарства одной версии усиливают…

— Да-да, вы это уже трижды говорили, — однако за раздражением страх получалось скрывать так себе.

— Ну так скажите мне, господин Дегнаре, — лорд развёл руками, будто предлагая окинуть взглядом что-то. — Разве это не очевидно? Что настолько совершенная и несовершенная болезнь не могла появиться сама?

— Может, и очевидно, — проворчал Синголо.

Да, когда все эти слова говорит Броунсворт, звучат они гораздо более убедительно. И это его совершенно не радовало.

— Вы думали об этом?

— Даже если и думал — имеет ли это значение? Мы должны вылечить её. Её происхождение меня не интересуют.

— И, тем не менее, вы думали, — Броунсворт поднял невидящий взгляд к потолку, и Синг устало вздохнул. — Кто может создать болезнь? Болезнь такой силы?

— Почему вы так ухватились за эту идею? — недовольно дёрнул щекой Синг. — Создана Гниль кем-то или появилась сама — какая разница?

— Знай мы, что её создали, мы могли бы использовать это. Попытаться пойти от противного — понять, что лежит в основе, и…

— Нам не хватит умений или знаний, чтобы использовать это, — Синг угрюмо взял одну из колб и потерянно заглянул в неё. На донышке валялась мёртвая муха. — Вы же понимаете это, лорд. Это всё — ложные следы. Нам нужно иметь дело с фактами, — Синг чуть стукнул колбой о край стола, заставляя муху выскользнуть на пол. — Вы хотите сместить приоритеты и добиться успеха хоть в побочных стараниях. Но это не приблизит нас к лекарству. Поверьте.

— Да, вы правы, мастер Дегнаре. Но… — Броунсворт вздохнул. — Я не понимаю. На вашем месте я давно опустил бы руки, — он зло поджал губы, и Синга резануло неприятным предчувствием. — Ландстар. Мы прошли с ним всю кампанию тысяча двухсотого. И каждый день он шутил. Резал, зашивал, ампутировал — и шутил, улыбался. А вчера он спросил у меня — вижу ли я смысл в этом всём.

Синголо скривился. Да, он ожидал таких вопросов и настроений с самого начала. Но от этого ситуация не становилась более приятной.

— Многие сомневаются, — продолжал лорд. — Многие бы уже сдались. И, честно говоря, не сдаются только из-за вас. Вы… Вдохновляете, — последнее слово далось Броунсворту с трудом.

— Ага, — Синг горько усмехнулся. — Вдохновляю. Мы же относительно взрослые люди, лорд. Всем просто стыдно сдаться раньше, чем это сделаю я. Если я, безмозглый выскочка, не сдаюсь — разве могут они?

Броунсворт не отвечал — но Сингу ответа и не надо было. Он всё ещё неплохо разбирался в людях, и очевидные выводы мог сделать сам.

Если бы все эти выводы были бы хотя бы раз приятными, было бы вообще замечательно.

— Я пытаюсь помочь вам, — холодно, с аристократичной выдержкой произнёс Броунсворт. — Честно пытаюсь.

— И я благодарен вам, — искренне кивнул ему Синг.

— Нет ничего, за что стоит благодарить. Самое ценное, что я понял — это то, что весь мой стаж, всё моё обучение ничего не значит. У меня на руках умирали роженицы, я хоронил пациентов после оперативного хирургического вмешательства. Но это… — он дёрнул щекой. Синг понимающе усмехнулся.

— А, это чувство, да? Когда осознаёшь, что все возможные решения исчерпаны, а ответа так и нет. А оно, — он абстрактно потряс рукой в воздухе, — всё ближе и ближе, и забирает всё больше и больше людей?

— Да, — Броунсворт широко раскрыл глаза, потерянно глядя в пустоту. — Чёрт возьми, да. Оно. Как вы с ним боретесь?

— Никак, — безразлично бросил Синголо, прикрывая глаза и откидывая голову назад. — Борьба отнимала бы время. Я трачу его на то, чтобы анализировать и искать решения.

Какое-то время он наслаждался тишиной и шелестом дождя за открытым окном. А затем Броунсворт произнёс:

— Тогда я понимаю, почему Робартон поставил вас над нами. Вы за месяц прочли больше, чем каждый из нас прочёл за всю жизнь.

— Само по себе чтение не делает человека умным. Если бы я понял всё, что написано в этих книгах…

— То не были бы человеком.

— Если бы это помогло — я бы с радостью не был бы, — буркнул Синг.

— И тогда, полагаю, вас здесь не было бы. Полагаю, вы помните Вортлера. «И глупость людская, переплетясь в объятьях с пылкой страстью, меняла мир в моём веку не раз».

— О, только не приплетайте сюда поэзию, — скривился Синг. Ему никогда не нравились стихи Вортлера. Слишком напыщенные. Хороши для цитирования, плохи для прочтения.

— Я веду к тому, что глупость и опрометчивость, знаете ли… — лорд криво улыбнулся. — Они полезны. Вы здесь из-за них.