Дмитрий Манасыпов - 13 участок. Чужак [AT]

Когда на тебя глядит ствол самого настоящего пистолета-пулемета калибра 9 миллиметров, легко становится не по себе. Особенно, если знаешь, сколько пуль и за какое время он выплевывает. А именно этот, МП-40, с его 400 выстрелами в минуту… Заставляет вспомнить многое.

Моросило. Да, в окне все также серело милое осеннее утро. Хотелось снега, но его тут порой днем с огнем не сыскать. Хотя, конечно, зима близко. Единственным ярким пятном был желтый «бьюик», стоявший прямо у входа. Думаете, там сидел Ворон? Вы не ошиблись, именно он там и находился. Откуда знаю?

От брауни, разбудившего меня ударами по двери и недовольными воплями. Мол, слышь, человечина, там за тобой приехали. Вставай и вали нахрен отсюда, больно уж людским духом смердит.

Куда сильнее оказался запах кофе. Как бы меня домовой меня не ненавидел, но не выполнить приказа пани Ковальски явно не мог. И ясна панна, живи она долго, отправила брауни с подносом, где красовалась большущая кружка кофе. Уж кто-кто, а домовладелица Ядвига прекрасно знала — какой именно я люблю.

Первая «лаки» всегда кажется куда крепче следующих и курить ее стоит осторожно, чтобы не закашляться. Заставлять Абака ждать было некрасиво, тем более, что Ворон явно понял мою в нем потребность. Можно бы и добраться до участка за собственным буцефалом, но это трата времени, а его… а его не так много.

Кофе почти залпом, вторую прикурить от первой, проверить наличность, отложенную на наступивший черный день и вперед. Да, мне не рекомендуется шастать по городу, у меня нет ни жетона, ни моих стволов, но прокатиться в «Тихий лес» мне же никто не запрещал, верно?

— А, вот и он, — прокомментировал Абак, наблюдая за мной, садящимся на пассажирское. — Подавил на массу, братишка? Девочки не приснились?

— Я тоже рад тебя видеть.

— Я разве говорил о чем таком? — удивился Ворон. — Ну, как скажешь. Что-то подсказало мне прямо с самого раннего утра, Кроу, что я тебе необходим. Так ли это?

Старые такие Старые…

— Да. Мне нужно к Межинскому.

— О, мы снова едем к шляхтичу. Остановимся из-за блинчиков?

— Я бы хотел пораньше попасть к нему.

— Как скажешь, фраерок. — Ворон кракнул клювом и мы поехали.

Ночной Город живет не только ночью. Днем, понятное дело, многие предпочитают находиться дома, ну, либо там, что им заменяет этот самый дом. Но следы Старых и Других, если знаешь куда смотреть, не скроешь.

Два газетчика, разносящих почту и свежую прессу, с виду обычные парнишки. На самом деле — типичные полукровки, явно со следами то ли кобольдов, то ли гоблинов. Эта мелкая пакостная дрянь, в смысле, гоблины, весьма любили пошуршать вечерами по обычным простуткам. Почему те не делали аборты? Да кто ж их знает.

Кондитерская на самом углу, перед перекрестком, под красивым тентованным козырьком. Зеленая наяда, черные волны, дымящиеся чашки. Кондитерская принадлежала сильфиде, красавице с голубыми глазищами, русо-золотистой косой до самой… до самой и обожавшей сладкое. Вместе с ней сладкое обожала вся приличная часть квартала, доказывая свою любовь столиками, полностью занятыми.

Мы чуть постояли на перекрестке, пропуская автобус, развозящий всяких офисных бурундуков к рабочим закуткам и возвращавший из порта работяг. Водитель, длинный тощий африт, ничем не выделялся среди обычных людей. Если не считать форменной фуражки, выпиравшей в двух местах рожками и ростом, явно не находищимся в рамках нормы.

Да, это Ночной город, спокойно соседствующий с дневным Нью-Йорком.

Открытая лавка старьевщика… О, да, в нее я заперся сразу, поселившись в районе. Магазин — не магазин, склад — не склад, всего понемножку, одним словом — лавка, пусть такое тут не в ходу. Хозяин, старый дед, сухой и длинный как жердь, оказался… эмигрантом. Эмигрантов тут пруд пруди, особенно с окраин моей то ли бывшей, то ли никогда ей не ставшей, родины. Желчный чернокнижник Кислинский понаехал в Ночной Город с самого Киева. Ко мне относился странновато, но принимал за своего. Особенно после моего нежелания изымать у него довольно страшноватую коллекцию, хранившуюся в подвальчике дома, что он выкупил под магазин и собственное жилье.

Я, видно, ухмыльнулся воспоминаниям. Ворон, вроде бы смотревший только вперед, но, на самом деле, видевший все, осклабился. Думаете — невозможно осклабиться, имея клюв? Я вам завидую, вы не видели Ворона, довольно скалящегося очередному доказательству человеческой дурости в моем лице:

— Кроу, ты вместе с жетоном отдал те опилки, что заменяют тебе мозги? Чего улыбаешься, дурачок-простофиля?

Сказки, надо полагать, Абак тоже читал. Все чудесатее и чудесатее.

— Вспомнилось кое-что…

— Ты про дерьмовую коллекцию дерьмовых предметов культа в чулане того поца?

Абак мотнул клювом на лавку Кислинского, давно оставшуюся позади.

— Ты-то откуда в курсе?

Ворон предпочел не ответить.

Да, коллекция у Кислинского была так себе. Инкунабулы, рассыпающиеся от времени. Заспиртованные младенцы с явными признаками то ли вырождения, то ли стороннего вмешательства в процесс внутриутробного развития. Засушенные чучела совершенно мерзопакостных уродцев, больше всего напоминающих явные неудачи таксодермистов.

И во все это желчный старик цеплялся как в неотъемлимые части самого себя. Тряс древними бумажками за подписью святейшего Синода, каким-то образом разрешившего ему пользование всем этим хламом взамен оказанных услуг и документами таможни, пропустившей груз после осмотра специального отдела Портового управления.

— За ночь, кстати, ничего не случилось, Кроу, — каркнул Ворон, — можно сказать — все тип-топ.

Мне, в его обществе, порой сильно хотелось перейти на совершенно обсценную лексику, чтобы оценить всю глубину познаний Ворона о моем настоящем происхождении. Но что-то удерживало, вероятнее всего — уважение к древнему и благородному роду Старых. Не иначе.

— Все настолько спокойно, что ты сам успел подремать?

— О, — удивился Абак, — у меня перья сзади кудрявятся?

— Салон пахнет дымом не так сильно, как обычно.

— Ты просто настоящий Нат Пинкертон, — заключил Абак, — начинаешь приятно удивлять, Кроу.

Ба, меня похвалили, ну, надо же.

— Мой тебе совет, Кроу, — каркнул Ворон, — старайся не высовываться сегодня из моей машины больше, чем оно того станет требовать. И, да, из-за тебя мы точно не поедим блинчиков.

— Кто растрепал?

Что именно растрепали? Лишение меня жетона со стволами. Нам, честным простым парням из 13, не особо положено держать дома левое оружие. Во всяком случае моя хозяйка такого не позволяет. С одной стороны это жуткий минус… с другой — никто не вопрется в дом панны Ковальска с незаконными стволами, такова её воля и инструкции, вложенные в стены дома. Кто рискнет связаться с ведьмой, помнящей Шпренгера с Инститорисом? Ну, явно немногие.