Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

Однажды глянул наверх – сам пожаловал: стоит, смотрит. Потом взял и кинул вниз пару длинных гадюк, тем самым предлагая смерть принять. А я так оголодал, что было мне не до величавых жестов. Похватал тех змей, бошки поотрывал и так их сырыми и сожрал, хвосты же обратно ему забросил. Видимо, развеселил Тугарина этой выходкой. Меня из ямы вытащили, умыли, отдали броню с оружием, посадили на коня и отправили на все четыре стороны, наказав в Диком поле не появляться. Как впоследствии мне объяснили, запрещено у них в Ставке на царевичей оружие обнажать, даже если те сами прикажут. Смертью жуткой это карается. Так что, считай, мне повезло. А степняк в тот же год дошел до самой Висулы, попутно разбив войско лехов и разрушив пограничный Огран хол. И лишь высокие гребни Вислянского холма и сотни пленников, медленно бредущих в обозе, заставили его повернуть обратно. Хорошо ли я знаю Тугарина? Да как не знать, как не знать…

Рыцарь что-то еще говорил. Наверное, его рассказ был бы интересен кому-то и где-то, но не здесь и не сейчас. В любой момент на караван мог напасть хмырь, а люди словно обезумели, не выстраивали стену щитов, не накладывали чары и волшбу, лишь фанатично пялились на Любаву, снимали перед ней шапки и бросались выполнять ее самые незначительные указания. Такая резкая перемена не укладывалась у Митяя в голове. Что она с ними сделала?

Если раньше пастух ощущал, как девушка бессловесно обращается к нему по поводу и без, то теперь их связь оборвалась. Ее внимание распределилось по всему каравану и предназначалось всем, кто в нем был: каждого старалась поддержать, каждому подарить хотя бы улыбку. Но не ему, его она избегала. А ведь как жар папоротника опалял, топил лед в ее сердце, так и ее холод позволял ему держать реальность под контролем. Он не хотел видеть скрытое в людях, бегающие тени и пульсирующие краски. Они нуждались друг в друге, были разные, как лёд и пламя, но в то же время дополняли друг друга, как свет и вода для живого. Была и иная причина, почему он страдал от ее отстраненности.

В отличие от людей домовята, коих набилось по саням немало, наоборот, дочери купца всячески сторонились. Настолько, что сменили в отношении пастуха гнев на милость. Вот и сейчас одно мохнатое чудо свернулось у него в ногах и мирно посапывало. Нет, не рыжий с белым. Тот только кидался в спину. Этот был в коричневом, в лаптях и варежках. Лежал себе преспокойненько, изредка подглядывал из-под закрытых век, шевелил ушками…

Под вечер показались башенные шатры Кистеней.

Когда караван приблизился к посадам, стало понятно, что землетряс дошел и досюда. Выстроенная на пригорке деревянная крепость обвалилась во многих местах, открывая нутро подворий. Часть башенок лишилась знаменитых шатров, скрипучий флюгер Петушок отсутствовал, мостовая зияла провалами. Но все же не сравнить с тем, что пришлось на оставленный Камнеград.

Любава ехала на Белянке первой. Ее профиль приобрел гордый вид, насытился значимостью и некой торжественностью. За ней выстроились конные ветераны Семушки вместе с самим воеводой. Знамя хлопнуло своим полотнищем и змеей затрепетало в руках одного из воинов.

Город встретил морем огней. Любичи высыпали на улицы посадов, держа факелы, огнища, разного рода лампы и фонарики. Словно тысячи светлячков в фиолетовой ночи. Весть о победе над Тугарином опередила караван. Однако и здесь наблюдалась та же странность: люди прознали про чудеса на реке и теперь девушке если только не преклонялись. Сотни рук стремились дотронуться до ее ног, сотни глаз – поймать ее взгляд, сотни ушей – услышать ее голос, сотни ртов – прокричать приветствие! Толпа перед ней бурлила и волновалась. В какой-то момент пастух испугался, что ее стащат с лошади. Слава Роду, до этого не дошло!

Караван расползся по улицам и проулочкам. Многих ждали женки, остальных расселяли, как было заранее оговорено. Косма оказался предусмотрительным хозяином.

Пока пробирались к крепости, кудесник шепнул Митяю:

– Держись сегодня от рыцаря подальше. Рядом с ним опасно, помни, о чем мы говорили. Соберем всех волхвов. Устроим тризну, да такую, что Многоликие проймутся, помогут очистить Калинов мост от дряни. Ты, главное, при купце помалкивай, за тебя все решат.

Паренек посмотрел на Дементия. Тот раскачивался вперед-назад, вперед-назад, пока Велемудр не коснулся его посохом. Тогда мужчина ненадолго успокоился. Отрок разволновался: и как лех проведет переговоры? В таком-то состоянии! К тому же они ведь так ничего и не обсудили. То одно, то другое, все время что-то мешало.

Когда сани въехали во двор купеческих палат, Любава вместе с Космой, Вареной и двумя воеводами уже входила по крыльцу в дом. Толпа громко ворчала за воротами. Ветераны Семушки пытались оттеснить любичей, призывая разойтись. Домовенок тут же исчез. После него на дне саней остались три каменных кругляша. Дементию помогли выбраться, рыцарь оперся о Митяя, и они двинулись вслед за всеми.

Горница была украшена, калачи с блинами выставлены перед Чуром, стол ломился от яств. Особо выделялся большой горшок со свежими щами, издававшими характерный запах. Желудок у пастуха отозвался громким урчанием. Показалось, Чур понимающе ухмыльнулся лицом лесовика.

Сбоку у стены расположились три рослых витязя в полной броне и при мечах. Кроме Любавы с ее матерью женщин в зале не наблюдалось. Семушка на фоне Влада и витязей выглядел сухопарым старикашкой. Но центральной фигурой в горнице был Косма Селикатович, рядом с ним все как-то мельчали, хотя он не имел ни выдающегося роста, ни богатырского сложения.

Люди не садились, ждали кивка хозяина дома, а тот не спешил. Внимательно оглядел каждого и произнес:

– То, что добрались живыми и здоровыми, конечно, хорошо. Но на этом, собственно, все хорошее и заканчивается.

Присутствующие напряглись. Митяй сглотнул: ну, ничего себе начало! Чем же тогда удивит конец? С трудом удержал рыцаря, тот не вовремя покачнулся. И в то же время отметил, как сошла улыбка с лица Любавы, как сжались ее губы и похолодел взор. Варена сделала шаг вперед и успокаивающе дотронулась до ее локтя.

Купец продолжил:

– Значит, говорите, Тугарин положил чуть ли не четверть всех камнеградцев, земная тряска порушила город, а ты, девица, сама с железками на перекатов бросалась? Я ничего не упустил? И да, – он поднял палец вверх, – тебя пытались похитить?

– Шахты пусты, нам там делать нечего, – тихо, но твердо ответила ему дочь.

– Делать там чего или не делать, решать мне! Но вы об этом забыли, при первой же возможности бросили все и бежали…

– У нас были раненые и дети… – опять вставила слово Любава.

– Не перебивай меня, девочка, – прорычал Косма. – Здесь я говорю! К тебе же вопрос будет следующий: чего ты на Ра-реке устроила? Мало того, что оставила крепость, так еще по пути из себя живого идола сотворила?! Велемудр, как ты допустил, чтобы вместо тебя волшбу творили? Семушка, а ты че отмалчиваешься? Разве не ты должен был стены защищать, заперев баб в горницах? Правильные вы мои, бла-го-разумные.