Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

– Проще травы басурманской обкуриться, – пробурчал кто-то с сомнением, ­– там и тот же Ирий привидится, и гурии грудастые.

– Да вы, лапти, ничего не понимаете. Здесь мы кто? Черви подзаборные, твари дрожащие, ладно-ладно, иногда борзыми прикидываемся, а сей ларь делает тебя князем над князьями! Королем над королями! Его миры такие, что ни пером не описать, ни словом молвить… И делать в них можно такие вещи, которые вспомнить одновременно и страшно, и сладко… Налейте-ка лучше медовухи, в горле пересохло.

Ближе к полуночи компания поднялась из-за стола и под разухабистые песни покинула забегаловку. Вирник незаметно проследовал за ними, благо подвыпившие разбойники ничего вокруг не замечали. Однако пойти темными проулочками им ума хватило. План вызрел сам собой. В какой-то момент Щербатый задержался, махнул рукой на ушедших вперед собутыльников, развернулся и привалился к забору для обычного в таких случаях дела. Мстислав, недолго думая, подкрался и аккуратненько приложил кастетом ему по голове. Упасть мордовороту не дал, подхватил и перекинул его руку через плечо. И быстрей, быстрей, шуршать ножками от этого места. Так и добрался до тюрьмы. Слава Роду, никто из патрульных не остановил и развязанные порты с обмякшего бугая по дороге не слезли.

Еще утром заполненная тюрьма сейчас пустовала. В подвале Мстислав приковал разбойника за руку к стене, зажег над ним светильник и отошел ждать в темноту.

Кривоносый очнулся достаточно быстро. Как открыл глаза, проморгался и тут же прокричал:

– Эй?! Есть кто тут?

Его тюремщик промолчал.

Пленник дернулся, внимательно осмотрел цепь, оскалился и проговорил глухим голосом:

– Не охренел, вирник, без вины человека на улице хватать? Как князю потом объясняться-то будешь?

Услышанное позабавило: умеют же лиходеи держать себя в руках. Интересно, как он запоет, когда узнает, что его ожидает? Эх, сколько у этой стены ломалось и более стойких, и более праведных, и более достойных!

– Щербатый, а с чего ты решил, будто я тебя выпущу? Ты мне здесь больше пригодишься, – уточнил низким голосом Мстислав.

От этих слов левый глаз у разбойника заметно дернулся, а правый заслезился. Видимо, оценил и поверил в угрозу. Бугай дотронулся до затылка свободной рукой, затем посмотрел на ладонь, на ней увидел бурую кровь. Тем не менее продолжал упорствовать:

– Коржи узнают правду. Они всегда докапываются, кто на них и их людей наезжает. И тогда тебя порежут на кусочки, от ножа не спрячешься.

– Не в этот раз. А если от Коржей гости придут, то я выдам твое тело. Зачем оно мне? Мало ли каким ты сюда прибыл. И на вопросы отвечу, но сначала повторю все то, что сегодня твой язык выболтал: и про Тугарина, и про купчиху, и про мармендук. Думаю, мне даже доплатят за проделанную работу.

Бугай от нарисовавшейся перспективы впал в ступор. Его лицо побледнело, если, конечно, тусклый свет не обманывал. Да и знал вирник, о чем говорил. Про его подвал ходили жуткие слухи, особенно после того, как в нем побывали ведьма и измененные. Хм, в это верили, а он не спешил разубеждать. Про отношение Коржей к своим тайнам и подавно упоминать не стоило. Взгляд Щербатого заметался. «Пора дожимать», – удовлетворенно подумал Мстислав.

– А теперь, когда ты оценил свое положеньице, давай ближе к делу. Расскажи-ка и поподробней: кто такой Палый, причем тут Тугарин и о какой купчихе шла речь? Помни, от твоего рассказа зависит, сколько проживешь и в каких условиях. Начинай, а я внимательно послушаю.

С этими словами он вышел из темноты на свет, поставил табурет напротив и грузно сел.

– Знатно твои вдову распетрушили. Нашим понравилось, – медленно проговорил разбойник.

Мстислав молниеносным ударом припечатал его голову к стене, а потом добавил пару боковых в челюсть. Потер кулаки, глубоко вздохнул и с силой на выдохе произнес:

– Не зли меня, бить буду долго, а там и щипцы разогрею, зубки с ногтями проверю, улыбку подправлю. Мало не покажется.

– Да знаю, знаю, что ты черный, как смоль. Нутро у тебя черное, как глаза у той потаскухи на торге…

В этот раз вирник точно доломал ему нос, еле остановился.

– Я же говорю… черный ты, – прошепелявил пленник, кровь мешала ему говорить, пузырилась на губах. – Знаю, что ты тоже по мармендуку сохнешь. Как дотронешься до него, так душу и теряешь, чернеет душонка. Кажется – красотища, ан нет, обманка, но такая притягательная. Ну, че остановился, бей дальше…

– Ближе к делу, – процедил Мстислав, с трудом сдерживая себя.

– Ближе, говоришь?.. Да не те ты вопросы задаешь. Не важные… Ведь что для тебя может быть важней, чем знать, кто такие Коржи? А?.. Интересно же, признайся. Ладно, твоя взяла. Бунтовщики они, вот кто. Поднять люд хотят: и против князя, и против волхвов, и против… хех… пращуров. Говорят, не нужны нам пастыри и господа, люди могут сами управлять своей судьбой и своей жизнью! Каково?! Чуешь, что это значит? А Тугарин, он же только об этом и мечтает – чтобы все эти колдуны и, как их там, деми... урги… в жопу убрались или куда подальше. Потому и чуров они у всех забирают, чтобы отдалить от предков. Потому и Марфа эта всю нежить из Града вычистила. Но… мармендук как дает, так и забирает. Коржи уже не те. Черные они. Еще черней, чем ты, чем я. Не они владеют сундучком, а он ими.

– Постой, – разволновался дознаватель, даже поднялся с табурета. – Причем здесь Марфа?

– А, – равнодушно протянул Щербатый, – проштрафилась она перед Коржами, а те в ней особую силу разглядели. Вот и стала что-то типа домовых по домам для них собирать.

– Так она не хмырь?

– Если ты про зверства, они не ее и не наша работа. Зуб даю, вдова людей не трогала, она их… любила. А Коржи убивают по-простому, в этом деле им размах не нужен.

Мстислав ухватил разбойника за подбородок и всмотрелся в его лицо. В чем-то они с Щербатым были похожи: оба с выбитыми зубами, оба тайные любители волшебного сундучка, и оба завязаны на делишках братьев.

– Так что ты там про купчиху не договорил?

А сам подумал: «Скверно! Мармендук не достать, долг Коржам не отдать, а в смуту начнут с меня – тюрьма-то бельмом на торге торчит».

***

Рагозя вел под уздцы своего вороного по улицам Дятловой крепи. В городе на него мало кто обращал внимание, казалось, тут собрались все армии мира: кроме любичей хватало и перекатов, и повольников, и чудинов. Все вооружены, все ожидают со дня на день команды выступать.

Тюрьма и дворец наместника находились в детинце, воевода не сомневался, что рыцарь пребывает в одном из этих мест. О том, что того могли уже казнить, предпочитал не думать.

Теплело, и вместе с теплом посланник Соловушки чувствовал себя все хуже: глаза часто застилала пелена, и тогда виделись какие-то смутные тени, слышались незнакомые слова. Нет, физически с ним все было в порядке, сила никуда не ушла, но вот с душой что-то творилось. Может быть, пора было обратиться к знахарке, но неисполненная месть требовала дойти и сделать то, что задумал. А потом можно и к знахарке.