Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

Волчья сыть! Когда-то Дятлова крепь ему нравилась. Успокаивала своей основательностью, и в то же время поражала легкостью: она словно парила над гладью Ра-реки. В холмах ли было дело, на которых она лежала, или в чем другом, он не знал. Однако дышалось здесь всегда легко. Горный хребет исправно поставлял ветра, наполненные свежим воздухом, запахом сосен и льда. Но не сейчас. Сегодня Рагозя мучился от духоты. К тому же вокруг было слишком много народа, люди мешали. Он отвык от такой суеты.

Ватажник шел и ни о чем не думал. Отвык. Жизнь сузилась до одной конкретной цели: дойти и убить. Уничтожить того, кто когда-то разрушил его жизнь, разлучил с родителями. И тогда… Тогда можно будет сказать, что жизнь прожита не зря. Захотелось побежать, вскочить на коня, но он сдержался. Никуда рыцарь не денется. Теперь уже точно. Круг замкнется. Сегодня или, самое позднее, завтра.

Внезапно увидел перед собой маленькую девочку. Босая, она бежала по снегу, в старом зипуне со слишком длинными рукавами. Каштановые космы растрепались по спине. Прутик, подхваченный ветром. В ее фигурке почудились что-то знакомое. Рагозя резко выдохнул. Не может быть! Он же сам тогда опустил меч. Помимо своей воли ускорил шаг и свернул в переулок, не дойдя до ворот в детинец буквально сотни шагов.

Девочка пробежала вперед, повертелась среди телег и нырнула в следующий проулок. Мужчина, как завороженный, следовал за ней. Мостовая сменилась тропинками, избы – землянками на прибрежном склоне. Он был вынужден то и дело смотреть под ноги и еле уследил, в какую из халуп та занырнула.

Рагозя привязал Черныша к изгороди, еле выглядывавшей из-под сугроба, перекрутил на пальце перстень, нагнулся и вошел внутрь. И сразу же на него уставились испуганные большие зеленые глаза на чумазом лице.

– Не бойся, не обижу. Как звать-то? – спросил, внимательно всматриваясь ей в лицо.

– Девочка не ответит, – донесся из глубины избы скрипучий голос. Там, у полыхающего очага, грел руки сгорбленный старик с накинутым на голову глубоким капюшоном. – Она немая. Родителей недавно лишилась, осиротела, вот с горя и перестала разговаривать. Как зовут, никто не ведает.

– На, возьми, – протянул Рагозя тряпичную куклу девочке. Давно от игрушки собирался избавиться, да рука не поднималась. Дитя замотало головой, отбежало и спряталось за стариком.

Рагозя почувствовал досаду. Пигалица. Доброе дело испортила.

Убрал куклу обратно и подумал: «Зачем заглянул в эту дыру? Хорошо хоть, пахнет здесь еловой веткой, а не как у тех же древичей. Дыма так и вовсе не ощущается. Да и стены с крышей не такие дырявые, как показалось снаружи».

– Не сердись на нее, мил человек, – продолжил скрипеть дед, – пуганная она. Натерпелась. Настрадалась. Присядь-ка лучше. Испей моего варева. Поговоришь, отведешь душу и пойдешь дальше. Нас развлечешь, и тебя не убудет.

Хотел было незваный гость развернуться и уйти, да вдруг решил: «Почему бы и нет?» Давившая духота исчезла, мельтешащие тени отступили, стало как-то по-особому уютно, будто он очутился в густой чаще под большими хвойными лапами. Потому подошел и присел на поленья рядом со стариком. Тот передал ему чашу дымящегося угощенья. Гость поблагодарил и сделал осторожный глоток. Обожгло. По телу разлилось приятное тепло. Голова прояснилась, напряжение спало. Сразу и не скажешь, пил ли раньше что-либо подобное.

– Так откуда ты и куда путь держишь? Бежишь от кого или ищешь чего-то? – спросил дед.

– Ответить тебе, так всю жизнь рассказать, – горько ухмыльнулся Рагозя и отпил еще. – Скажу главное: путь мой близок к завершению. Когда-то жил не тужил, не думал, не гадал, да беду повстречал. После маялся, по свету мотался, много чего плохого натворил. Искал виновника, нашел. И скоро за все ему воздам, а там и душа моя успокоится.

– И что потом делать будешь, когда душа-то успокоится?

– Потом? – удивился посланник Соловушки. – А потом не будет. Не беспокойся обо мне, лучше расскажи, как с девчонкой-то так вышло?

– Да как, как. Оказалось ее селеньице на пути Тугарина. Кто же знал, что взбредет ему в голову пройтись огнем и мечом вдоль Старых гор по ту сторону Ра-реки. Искал, видите ли, предвестницу из пророчества о Черной луне. Тоже мне, спаситель рода людского, – старик в сердцах плюнул в огонь; тот полыхнул зеленым. – Вот и вошли перекаты, эти топтуны окаянные, в одно из тамошних селеньиц, искали среди девок ту предвестницу. Отец девчонки с топором на них кинулся, мать – с вилами. Сам понимаешь, как дальше дело было. Ну а она, пока родители отвлекли на себя ворогов, бежала в горы, где в расщелинах схоронилась, потом прибилась к таким же погорельцам и вместе с ними в Крепь пришла.

– А что Святополк? Неужели дал спокойно Тугарину вернуться в Дикое поле? – спросил воевода внезапно осипшим голосом. Обычная вроде бы история его глубоко задела. Должно быть, отклики былого.

– Святополк нынче другим занят. Шепчут, грезит о княжеском троне, недосуг ему по степям за царевичем гоняться. А погорельцам выделили по два пол уша на душу и предложили под Титьково расселиться. Только кто ее, сиротинушку, к себе-то там возьмет? Кому нужен лишний рот? Вот пока ко мне и прибилась. Среди моих ежат и ей место нашлось.

Огляделся Рагозя – и впрямь вдоль стен ежи ползают, фыркая и водя из стороны в сторону мордочками. Как же он их сразу-то не приметил? Неожиданно вздрогнул, вспомнил отца и мать: как проводил с ними время, как целовал их, и как смотрели они на него пустыми глазницами мертвых голов. Сколько раз после этого его руки обагрялись кровью таких вот девочек и стариков! Смог ли затереть их кровью свою память? Забыть, найти в забвении покой? Что и говорить, нет. Так почему именно эта девочка привела его сюда? Отчего ему так важно, чтобы она была жива? Стоит ли оно того? Может, встать и просто уйти? Много беглецов нынче в Полуденных землях, всем не поможешь.

Встряхнул мужчина головой, затем решительно стянул с пальца заветное кольцо с когтистой лапой и протянул девчушке. Та опять испуганно отпрянула. А он подумал: «С перстенька все началось, пусть им и закончится». Зачем ему теперь перстень? В Крепи рыцаря и так найдет. Не нужна ему помощь колдунов, с инородцем он и голыми руками управится.

– Ты точно того желаешь? Не пожалеешь потом? – спросил дед, осторожно беря драгоценность вместо приемыша.

Рагозя кивнул и пояснил:

– Продашь, на вырученные деньги устроишь ее судьбу. Мне эта вещь больше не надобна. Только помни, она заговоренная, не продешеви.

Старик кивнул, завернул перстенек в тряпицу и упрятал за пазуху.

– Ты пей, пей варево. Еще подолью. Оно из трав с перекрестка семи дорог. Три травинки собрал при лунном свете с одной дороги, две – ровно в полдень с другой, остальные, – хозяин хитро улыбнулся, – разные люди принесли. Не скрою, удивил ты сильно. Не ожидал, что судьба сиротинушки заставит тебя с таким добром расстаться. В другой раз прослезился бы. Да только души нынче дороги…