Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том второй. Новый курс – на Руян [litres]

– Не надо, воевода. Мы остановимся только на короткий обед, и к вечеру планируем до Мурома добраться. Чем холоднее будет, тем раньше мои вои в дорогу соберутся. Мы только от ветра стеной крепостицы прикроемся, пообедаем, и отправимся дальше Сам, наверное, знаешь. Когда разнежишься в тепле, очень трудно бывает в холодный путь отправляться.

– Это так. Согласен.

– Так и моим воям. Пусть уже лучше перетерпят. Мороз не крепкий…

Ветер дул восходный, был он сырым и колючим. Все понимали, что ехать дальше придется, подставляя лица этому ветру. Но всех воев от ветра спасали усы и бороды. А проводника Кля его родная борода грела от горла до пупка. Сотник Русалко даже не удержался, и пошутил над проводником:

– Тебе бороду след под рубаху засовывать. Все теплее будет…

– Не-а… – то ли пошутил, то ли всерьез ответил Кля. – Я пробовал. Мороз по бороде в живот уходит. И внутри все холодит. Когда борода снаружи – теплее.

Что возразить на такой ответ, Русалко не нашел.

Обедали быстро. Князь-посадник попросил, чтобы вои поторопились, чтобы засветло добраться до Мурома. Вообще-то прибытие в темное время суток ничем особым и не грозило, кроме дополнительных вопросов перед закрытыми воротами. Так было заведено в Славена, так было заведено в Русе, так поступали стражники у ворот Людиного конца в остатках Славена. В Муроме могло быть по-другому, но все же прибывших в светлое время всегда встречают с меньшим подозрением. Кроме того, Гостомысл думал и о проводнике, которому пришлось бы уйти в ночь через болота. Сколько отряд ни ехал через поля и леса, волчий вой раздавался постоянно с разных концов. Наверное, ночной путь представлял какую-то опасность, хотя Кля выглядел человеком, которого, во-первых, трудно запугать, во-вторых, всегда знающего, что он делает.

В середине обеда, когда уже и мясо было подогрето и разрезано, ворота крепостицы распахнулись полностью, и оттуда выехала смоленская сотня. Воевода Франкошня осадил коня неподалеку от костра, где сидел на сброшенном на снег конском седле Гостомысл. Князь-посадник отставил в сторону глиняную миску с нарезанными кусками мяса, и подошел к воеводе. Положил руку на шею игривого тонконогого вороного коня. Конь раздул ноздри, принюхиваясь к человеку, но он уже сегодня с Гостомыслом встречался, и потому не обеспокоился, позволил себя потрепать по заплетенной косичками тугой и жесткой гриве.

– Княже, еще что-то велишь передать князю Судибору?

– Судибор знает, что хозары весной в набег собираются?

– Конечно. С лета еще знает. Летом они мимо нас прошли на Полоцк. Князь послал меня с конной дружиной по следам хозар полочанам в помощь. Полочанам помощь особо и не нужна была. Они сами подраться горазды. И я себе другое дело выбрал. Я полностью отрезал и сжег все хозарские обозы. Даже отдельный обоз, что им стрелы для сечи вез. И пленников больше двух сотен захватил. Пленников отправил князю Судибору. Он их в общественные работы городскому посаднику отдал. Чистят сейчас наши улицы от снега, и про себя ругаются. Люто не любят работать. А что князь Бравлин с пленными свеями сделал? Те тоже работники никакие. Только грабить и убивать – все, что они умеют. У меня у самого был раб-свей. Я его через три года работы выгнал. Домой отправил. Только кормить его… А толку от него мало… Ничего делать и не умел, и не хотел. Только говорил с гордостью, что он знаменитый мечник. Мой сотник дал ему меч, выпустил против него молодого воя. Так тот этого знаменитого мечника быстро без оружия оставил. Свей потом жаловался, что меч ему дали плохой, славянский. Он к такому, дескать, не привык. Тогда сотник ему вместо меча в руки метлу сунул. Но толку от этого не было. Свей и с метлой управлялся плохо. Еле шевелился…

– У нас сначала то же самое было. Потом изменилось. Бравлин дал каждому пленнику норму выработки на день. Сделает, получает полное кормление. Не сделает, кормление меньше. Сразу работать стали с желанием.

– Да. Это мудро, – согласился Франкошня. – Так что передать князю Судибору?

– Чтобы стены укреплял. Но еще много зависит от успеха моей поездки в Муром. Если сумею хорошо договориться, мы будем одну линию обороны продумывать. Я князю все сам и расскажу. А пока только поклон от меня и от князя Бравлина.

– Предупредить тебя хочу, княже. Там, в Муроме, сидит в своем тереме, который он шатром зовет, посадник хозарский. Хозары запрещают князю Вячераду с соседними князьями общаться. Боятся, что князья вместе против них соберутся. Посадника этого зовут хан Полей. Человек он очень жадный. Если дать ему мешочек с серебром, он твой отряд и тебя не заметит…

Дорога до Мурома показалась короче, чем обещал проводник Кля. Наверное, потому, что отряд Гостомысла торопился. Всем воям уже надоело ловить лицом ветер, и жмуриться от секущего лицо влажного снежка, что время от времени начинал падать, и так получалось, что снег всегда летел в лицо, в какую бы сторону не ехал отряд. Всем воям хотелось хотя бы ночь провести в тепле добротного бревенчатого дома, а не в палатке. Конечно, палатка от мороза тоже спасала, позволяла согреться после дороги, да и печка тепла давала много. Но это тепло выходило из отверстия вверху быстро, металл легко остывал, и к утру все промерзали, и грелись только во время завтрака у костров, и после завтрака сидя на конях. И это все при том, что зима нынешняя выдалась на редкость теплая, и никого не донимала морозами. Тем не менее, человеку свойственно тянуться к теплу хотя бы потому, что мороз представляет собой угрозу. Вот вои отряда и подгоняли коней, сами того, порой, не замечая. А князь-посадник и сотники подстраивались под общий ритм движения. Да и сами они желали попасть в Муром как можно быстрее. Когда пересекли по льду речку Клязьму, и поднялись на крутой берег, проводник Кля показал направление:

– Туда, к дороге. А я, если княже позволит, вас покину, и на лыжи встану. К семье отправлюсь. Мне отсюда по прямой линии через болота намного ближе, чем из города. Как раз к ночи доберусь.

– Почему на лыжах? А нечто тебе конь не нужен? – хитро щуря глаза, спросил сотник Бобрыня, воплощая то, о чем раньше говорил с ним князь. – Конь в любом хозяйстве, как я знаю, сгодиться может.

– Оставь коня себе… – согласно добавил князь Годослав. – Это тебе за работу. И за те три сотни хозар, что ты в топи оставил. Каждый из этих хозар – спасенная жизнь твоих или наших одноплеменников. А, может быть, и не одна жизнь… Конь человеку – всегда подмога. Хочешь, сам в седле держись, хочешь, сыну оставь. Хочешь, продай, и деньги жене оставь. На твое усмотрение. А на лыжах еще успеешь набегаться.

Конь, которого изначально выделили для Кля, был из тех трофейных булгарских коней, что были пойманы на льду сотником Бобрыней. Большинство коней осталось в поселении меря, но несколько самых внешне резвых новгородцы взяли себе. Но такая оплата за работу проводника была настолько высока, что Кля растерялся, не имея сил отказаться, и не знал, как благодарить Гостомысла и сотников. Они его состояние видели, и потому решили прервать прощание. Гостомысл махнул рукой, и отряд направился в сторону дороги. И на нее выехали всем составом уже вскоре. И кони сразу пошли резвее, чувствуя под копытами не рыхлую снежную целину, а утрамбованный снег. Да и запах города они ощущали, и этот запах манил чутких животных возможностью отдохнуть в тепле. Хоть город, хоть деревню, хоть одиноко стоящий у дороги дом лошади всегда ощущают заранее, и торопятся туда.