Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том второй. Новый курс – на Руян [litres]

Ситуацию улучшало то, что хан Полей боялся жить в деревянном городе, имеющим склонность к пожарам. Он даже слышал, что Муром несколько раз выгорал почти полностью. И потому купил два соседних двора вместе с домами, дома снес, а свой двор расширил так, чтобы огонь, в случае городского пожара, до его дома не добрался. Но это же давало гарантию того, что, в случае пожара в доме хана, огонь не распространится на город. Эти обстоятельства рассказал опытный воевода Заяц, давно уже, неизвестно – с согласия князя или без оного, продумывавший возможность атаки на Полея и его людей.

– Хозарские вои живут в отдельной казарме, чуть в стороне от ханского терема, – продолжил воевода Заяц рассказ о том, как устроена система обороны места ханского проживания. – Там два длинных пристроя – казарма и конюшня. Конюшня чуть в стороне. Будет гореть казарма, огонь на конюшню не перекинется. Потому коней надо постараться захватить для нашей дружины. Территория двора охраняется. По всему периметру дворового забора с внутренней стороны ездят конные разъезды. Забор обычный – остроконечный тын на голову, иногда даже на две головы выше человеческого роста.

– То есть, с седла весь двор все равно просматривается? – уточнил сотник Русалко.

– С седла – да. И не только с седла. Даже с улицы, что на холм восходит. Там расстояние – семьдесят саженей [63] Семьдесят саженей – по современным мерам длины, немногим более ста метров. . Я специально посылал людей незаметно измерить.

– Вот это хорошо. Это важно, – оценил слова воеводы сотник Русалко. – C такой дистанции мои стрельцы не промахиваются.

– Но, если мимо забора едешь группой, конные разъезды поднимают луки со стрелами, угрожают, хотя не стреляют. Просто провожают на прицеле. На ночь выставляется по три разъезда. В каждом по три человека. Караул у ворот – по десять воев в ночной смене, и по пять в дневной. Заступают на всю ночь. Только друг друга сменяют. На улице рядом с воротами ставится рогатка – перегораживает проезд от главных городских ворот к княжескому терему. Кто едет, того перехватывает стража у ворот, допрашивает. Если есть подозрения, даже ночью ведут к хану. Он всегда ложится под утро, и спит до полудня.

– Всадника со двора до какого уровня видно? – Русалко продолжал расспросы.

– Не могу сказать. Не был там. Двор выстелен дерном. Только дорожки бревенчатые. Как и дорога. Скорее всего, на одном уровне с улицей. Как видно с улицы, так же должно быть видно и со двора.

– Лук в опущенной руке видно будет?

– Только, если руку поднимешь.

– А если едет сильная дружина? – поинтересовался Гостомысл. – Как они могут увести кого-то на допрос? Кто им даст? Их просто перебьют…

– Пока не били… – ответил князь Вячерад.

– К сожалению, – добавил воевода Заяц. – Но у нас сильные дружины по ночам не ездят. У нас и днем сильных дружин не найти.

– Однако всему в этом мире когда-то обязательный конец приходит, – провозгласил неизбежное князь-посадник.

– Глашатный идет… – предупредил воевода, который так и стоял одной ногой в покое, другой в коридоре, чтобы видеть всех, кто к покою приближается.

– Бояре собрались, похоже, – предположил Вячерад. – Глашатный идет нас приглашать…

– Надо идти, если это начало большого дела, – согласился Гостомысл…

Дело, в действительности, было большим и всеобщим. Оно, во-первых, обещало свободу и независимость от грабителей-хозар целому народу мурома, который должен был осознать свое право на защиту, и научиться взаимодействовать с соседями, и несло независимость и понимание торжества справедливости целому городу Мурому. И, во-вторых, обеспечивало раннее предупреждение о нашествии для полуночных и закатных соседей муромы – меря, русов, словен с ваграми и кривичей. Но, как часто случается, большое дело начиналось с малого. Не с боя и какой-то отчаянной решающей сечи, не с воинского подвига. В данном случае просто требовалось провести во время торжественного ужина правильный разговор, сказать правильные слова. Причем, разговор этот должен был быть не прямым, то есть, слова не должны были быть обращены к хозарам или к тем, кто хозарам прислуживает. Иначе этим словам могли бы просто не поверить. Слова должны быть случайными, слегка загадочными, дающими возможность разыграться воображению. Такому поверят. И донесениям соглядателей, причем, не одного соглядателя, а нескольких, хан Полей поверит. А хану, в свою очередь, поверят те, кто послал его сюда, те, к кому он обязан будет срочно отослать гонцов. То есть, выполнить ту работу, во многом, ради которой он здесь и сидел.

И все прошло предельно гладко. Воевода Заяц при этом правильно расставил своих людей, которые перехватили боярских гонцов в терем хана Полея уже на обратном пути, когда они грязное боярское дело сделали. Тихо перехватили. Просто, без разговоров, подходили городские стражники, которые обязаны были в такое время к каждому прохожему подойти, и задать вопрос. Но стражники вопрос не задавали. Просто били человека сзади по затылку, перебрасывали поперек крупа коня, и отвозили к воеводе на конюшню, где почти вежливо просили объяснить, кто из бояр и с каким поручением посылал своих людей к хозарам. С кем-то пришлось про вежливость подзабыть, но настолько верных боярам людей, что готовы были язык себе откусить, но ничего не сказать, не нашлось. Потом похожая недобрая та самая участь постигала и нескольких бояр, покидавших княжеский званый по случаю приезда гостей ужин. Шестеро бояр выходили из столовой во время самого ужина, шептались со своими людьми, что было сразу же отмечено заранее предупрежденной стражей. Эти бояре послали семерых посыльных, не подозревая, что дают последнее приказание своим людям в этой жизни. До утра этим шестерым приготовили глубокие, холодные и сырые погреба. Наутро их ждала виселица. А нищая, стараниями хозар, княжеская казна после таких мер получала средства даже для ремонта стен достаточные, поскольку дома и имущество предателей традиционно становились собственностью князя. Законной собственностью. Естественно, и боярская дружина переходила на службу в княжескую дружину, за одну только ночь больше, чем вдвое увеличив численность воев. Правда, воевода Заяц смотр новым дружинам обещал дать только утром после рассвета. Ночью он был занят более серьезным делом. Повел вместе с сотниками привратной и городской стражи дружину новгородцев к терему хана Полея. Вся дружина сразу выезжать в пределы видимости караульных не стала, чтобы не поднять в хозарском стане тревогу. Действовать решили аккуратно и, по возможности, тихо. И при этом стремительно, как умели это делать стрельцы сотни Русалко и конники полусотни Военега. Основные силы сотни стрельцов остались за углом, на улице, которая не просматривалась от ворот двора терема хана Полея [64] Изначально Муром был построен, как Москва, по радиальному принципу. То есть, улицы расходились от центра к городским стенам, как прямые лучи. И только в восемнадцатом веке по приказу Екатерины Второй был составлен новый генеральный план города, предусматривающий иную планировку. Но воплощать план в жизнь начали спустя несколько десятилетий после смерти царицы Екатерины. Тогда многие каменные дома начали строить так, что они попросту перекрывали радиальные улицы, вынуждая горожан тоже перестраивать свои дома и дворы, чтобы они вписывались в новый генеральный план. в том числе, и потому, что она находилась по другую сторону холма, из которых весь город и состоял. Вместе со стрельцами остались и основные силы пяти десятков конницы сотника Бобрыни, усиленные таким же количеством воев княжеской дружины Мурома. На всем пути от них до двора хана были сняты рогатки. Стояли молча, как в засаде, и даже хорошо обученные лошади не ржали. Но при этом вся дружина готова была по команде погнать коней вскачь, и за короткое мгновение оказаться на нужном месте.