Рейчел Хартман - Серебряная кровь [litres]

Я отправилась к Найе пешком, блуждая в воспоминаниях о том видении, а затем заблудилась по-настоящему. После заката Порфири превращалась в лабиринт. Найти дом Найи не должно было составить никакого труда: гавань лежала внизу, а восток находился в правой части берега. Но, увы, Порфири состояла из тупиков, глухих переулков и нелинейной геометрии. Три раза повернуть направо не значило повернуть налево. Я начала опасаться, что мне навстречу вот-вот выйдет прошлая я.

В конце концов я нашла нужный дом и поднялась на четыре пролета лестницы. Найя оставила для меня лампу зажженной. Сама она спала на диване, завернувшись в напоминающую паутину шаль и прижав щеку к подушке, которую я ей подарила. Я погасила лампу, но она даже не пошевелилась.

Потом я решила тихонечко заглянуть за штору, чтобы проведать Абдо. Помирить их с Пэнде оказалось труднее, чем я думала, а тем временем Абдо страдал, и мне это не нравилось. Я напрягла слух, ожидая услышать ровное дыхание спящего ребенка, но меня встретила тишина.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела, что Абдо присел, опершись на локоть, и теперь смотрел на меня.

Я надеялась, что это и правда Абдо, а не Джаннула.

– Как ты себя чувствуешь? – прошептала я и отодвинула в сторону занавеску, закрывающую окно, чтобы впустить в комнату лунный свет. Его матрас занимал половину закутка. Я присела рядом с ним на деревянный пол, прислонившись спиной к полкам с учетными журналами Найи.

Абдо снова лег и некоторое время ничего не говорил. Наконец он произнес:

«Я чувствую себя ужасно. Когда мы были на корабле, Джаннула почти не обращала на меня внимания. Может, была занята. Может, ей было проще следить за тобой с помощью Ингара. Но последние несколько дней она меня преследует – особенно последние несколько часов. Она накинулась на меня с ужасной силой. Мне кажется, еще чуть-чуть, и у меня взорвется голова».

Я почувствовала, как в животе заплескался ужас. Без сомнения, Джаннула мстила за освобождение Ингара.

– Ты не можешь впустить ее, чтобы я с ней поговорила? – произнеся эти слова, я понимала, что идея была ужасной, но мне не терпелось ввязаться с Джаннулой в драку.

Абдо яростно закачал головой. В белках его глаз отражался лунный свет. «Если я позволю ей захватить себя, пока я не сплю, она больше никогда меня не отпустит. Мне приходится отталкивать ее каждую минуту. – Он закрыл голову руками и беззвучно зарыдал. – Я боюсь спать. Боюсь шевелиться. Боюсь сосредотачиваться».

Его слова разбивали мне сердце.

– Пэнде вытащил ее из головы Ингара, – сказала я. – Он может помочь и тебе. Если хочешь, мы пойдем в Храм Чахона, как только проснемся.

Он зарыдал сильнее, прерывисто всхлипывая каждый раз, когда делал вдох. Я не знала, чем ему помочь: мое собственное зрение затуманивали слезы сочувствия. Наконец я взяла в руки его здоровую ладонь и тихонечко запела одну из колыбельных Южных земель. Постепенно его дыхание выровнялось, и он вытер слезы тыльной стороной ладони, которая теперь была бесполезной.

«Нужно пойти в храм и позволить ему меня починить , – сказал он. – Но это все равно что признать поражение».

– О чем ты? – спросила я, поглаживая его по руке.

«Пэнде тоже залезал ко мне в сознание, – проговорил Абдо. – Не в буквальном смысле, но его ожидания тянулись ко мне словно удушающая виноградная лоза. Он говорил, что за последние десять поколений не рождалось человека с разумом мощнее моего и что только я могу быть его преемником. Его надежды поглощали меня, и… мне пришлось их оттолкнуть. Иначе я растворился бы в них».

«А тебе было необходимо танцевать», – беззвучно сказала я, чувствуя, что понимаю его. Я ушла из отцовского дома, несмотря на риск быть разоблаченной, потому что мне было необходимо играть музыку, расти и становиться собой отдельно от папы. Я вспомнила, как настойчиво танцевал Абдо, когда я увидела его в первый раз. Словно он с помощью движений убеждал весь мир в своем существовании.

Он прерывисто вздохнул. « Я пойду с вами в храм. Эта мысль невыносима, но мне слишком больно. Я не могу сражаться вечно».

– Пэнде не сможет забрать тебя против твоей воли, – твердо сказала я, хотя на самом деле не была уверена, что говорю правду. Тем не менее нужно было срочно достать Джаннулу из головы Абдо, а потом уже разбираться с последствиями.

Вскоре Абдо все-таки заснул. Я надеялась, что Джаннула смилостивится и не будет ему мешать. Он по-прежнему сжимал мою руку, и я не могла высвободиться, не разбудив его, так что я прилегла на деревянный пол рядом с матрасом и каким-то образом смогла заполучить свою долю сна.

Несколько часов спустя я резко проснулась от осознания того, что опять забыла навести порядок в саду. Закрыв глаза, я быстро отправилась туда. Все жители вели себя спокойно и тихо, как будто ничего не произошло. Я все яснее видела, что они не зависят от моих ежедневных визитов. Я проходила кругами несколько минут, и только потом поняла, что ищу Человека-пеликана – гротеска Пэнде, – которого отныне не было на лужайке с фигурными деревьями.

Похоже, сад снова сжался. Деревья в роще Фруктовой Летучей Мыши стали ниже – теперь я могла сорвать апельсины, которые раньше висели слишком высоко. Сад уменьшался, когда я переставала за ним следить, или это просто бросалось в глаза после долгого отсутствия? Я хотела как-нибудь измерить происходящие перемены и поместила два больших камня в противоположных концах розового сада мисс Суетливость. Я назвала их километровыми столбами, хотя расстояние между ними не составляло километра, и прошла от одного до другого три раза, чтобы убедиться, что не ошиблась с подсчетами. Между ними было сорок девять шагов. Мне оставалось лишь запомнить эту цифру и измерять расстояние каждый раз, когда я приходила сюда.

Вернувшись в реальность, я потянулась. После ночи, проведенной на полу, спина болела. Абдо выпустил мою руку, поэтому я встала, задернула занавеску и на цыпочках прошла к узкой кровати, которую мне постелила Найя. Следующие несколько часов я проворочалась в постели, переживая из-за того, что происходило с садом. Как бы я ни пыталась, я не могла понять, что это означало.

Когда я проснулась в следующий раз, солнце уже стояло высоко над горизонтом. Меня разбудило множество голосов, которые говорили по-порфирийски так быстро, что я ничего не могла разобрать. Я вышла из гостевой комнаты, сонно мигая, и внезапно оказалась лицом к лицу с парой дюжин людей, набившихся в гостиную Найи. На них были яркие туники и штаны, которые носили в нижней части города. У многих за поясами торчали ножи для разделывания рыбы; некоторые украсили волосы разноцветными лоскутами. На диване скакали хихикающие дети. Две женщины доставали из сумок пышущие жаром тарелки с ячменем, баклажанами и рыбой, превращая рабочий стол Найи в обеденный.