Рейчел Хартман - Серебряная кровь [litres]

– У него есть вы, – наугад сказала я, надеясь, что верно истолковала их отношения.

Она бросила на меня печальный взгляд из-под ресниц. Мы дошли до маленькой комнатки, где нас дожидалась наша обувь. Камба просунула ноги в сандалии и помогла Ингару натянуть потертые сапоги, прежде чем ответить:

– Если повезет, я смогу временно замещать жреца, пока бог не отыщет нам более мощный разум. Это может случиться, а может и нет. Такова натура бога случая, да не будет жестока к нам его рука.

Я последовала за Камбой через тусклое, затянутое дымом благовоний святилище, погрузившись в свои мысли. Пэнде явно не хотел, чтобы я увозила итьясаари на юг. Насколько была велика его власть, чтобы он мог настоять на исполнении своего желания? Если бы он сказал итьясаари никуда не ехать, приняли бы они его волю? Даже если бы сами хотели иного?

Было очевидно, что Камба уважала и оберегала жреца, но в то же время осознавала, что он вспыльчив, стар и здоровье начинает его подводить. Кроме того, итьясаари могли помочь Горедду, а затем вернуться в Порфири. Когда-то я надеялась, что мы будем жить вместе до скончания веков, но теперь эта мечта казалась глупой и наивной.

Я полагала, что сам Пэнде откажется ехать – похоже, я нашла вторую Од Фредрику. Только вот его сознание было гораздо сильнее и могло противостоять Джаннуле.

Мы вышли на каменное крыльцо и увидели, что над площадью Зокалаа пылает изумительный закат. Толпа поредела: люди, спешившие домой на ужин, отбрасывали на покрытую золотом брусчатку длинные тени.

Камба нагнула длинную шею, чтобы оказаться на одном уровне с Ингаром, и зашептала ему на ухо.

– Чувствуете, как ветер касается вашего лица? – услышала я ее слова. – Он ваш, и он стоит того, чтобы его ощутить. Взгляните на оранжевые облака. Можно пережить любые трудности, которые приготовил для вас день, если знать, что в его конце вас ждет такое небо. Бывали такие дни, когда я просила свое сердце подождать, совсем чуть-чуть, потому что закат снова расскажет, что моя боль не значит ничего по сравнению с вечным куполом неба.

Я не могла не признать, что небо действительно было прекрасно. Облака напоминали слои тонкого розового и фиолетового шелка, а позади нас голубизна становилась все насыщеннее и превращалась в черноту, проступали первые звезды.

– Наконец-то вы можете увидеть все это своими глазами и больше ничьими, – произнесла Камба, и ее собственные глаза засияли. – Вам может показаться, что это невыносимо, но я рядом, я помогу вам все перенести.

Ее слова тронули меня. Я надеялась, что они подействовали и на Ингара, но он выглядел слишком ошеломленным и вряд ли многое осознавал. Мне не хотелось ее перебивать, но пора было отвезти его к Найе. Однако Камба первой перевела на меня взгляд и спросила:

– Когда вы возвращаетесь в Южные земли?

– Примерно через две недели, когда за нами приедут друзья. – Я говорила про Киггза и Комонота. Нужно ли было держать их прибытие в тайне?

Ингар застонал и начал оседать на подгибающихся ногах, сильная рука Камбы не позволила ему упасть.

– Две недели – не слишком большой срок для восстановления, – проговорила она тихим, задумчивым голосом. – В эти дни Ингару понадобится помощь. Сначала он будет ощущать себя потерянным без Джаннулы и поэтому может пригласить ее снова.

Я заглянула в пустые глаза Ингара.

– Абдо говорил, что Джаннула ловит сознания на крючок. Пэнде использовал тот же образ, сказав, что нужно «отцепить» ее от его разума. Так почему же Ингар так… опустошен?

Камба неожиданно улыбнулась и взглянула на Ингара едва ли не с нежностью.

– Никогда не видела, чтобы человек сдувался настолько – в нем почти не осталось собственного света, который заполнил бы его. Дело в том, что Джаннула крадет чужой разум, если ей это позволить. Ее крючок напоминает корни дерева или ленточного червя, который оборачивается вокруг тебя и крадет свет твоей души. Она забирает, ничего не давая взамен. Но она убедила его, что ему это нравится и что он этого заслуживает.

Глаза Камбы грустно сверкнули в наступившей полутьме.

– Вы позволите мне забрать его к себе и позаботиться о нем? Из вас никогда не изгоняли Джаннулу. А я знаю, каково это.

Я серьезно кивнула, не желая, чтобы она заметила, что я рада от него избавиться. Однако я заметила кое-что еще – в голосе Камбы прозвучала знакомая мне хрипотца. Внезапно я поняла, что знаю ее голос. Но вот откуда? Не из видений, это точно.

– Камба, вы ведь итьясаари, но я почему-то никогда вас не видела.

Свободной рукой Камба скромно приподняла полупрозрачный подол, и я увидела серебряные драконьи чешуйки, опоясывающие ее колени.

Теперь сомнений не оставалось, хотя я и до этого была практически уверена, что права.

– Я говорю про видения, – продолжила я. – Мой разум тянулся к остальным – прежде чем я ему запретила. Но к вам почему-то нет.

Камба выпрямила спину, за башней ее волос поднималась горбатая луна.

– Вы тянулись ко мне. И даже заговорили со мной. Я узнала ваш голос.

– Вы точно ошибаетесь, – возразила я. – Лишь два итьясаари слышали, как я говорю, – Джаннула и…

– Человек на горе, который бросался ящиками и кричал, – закончила она и указала на север: там над городом высилась гора с двумя вершинами. – Тогда я выглядела иначе. Я родилась в мужском теле и назвала себя неправильным местоимением.

Я сразу узнала ее голос, но не поверила своим ушам. Значит, она все-таки жила в моем саду. Я стала копаться в памяти в поисках порфирийского глагола, которому меня научил Абдо, – вежливого вопроса, которого в Южных землях даже не существовало.

– Каким местоимением мне вас называть?

Камба тепло улыбнулась и наклонила величавую голову.

– Я говорю о себе в стихийно-женском, – сказала она по-порфирийски, а потом добавила на моем родном языке: – По крайней мере теперь. В свой День определения я объявила, что мне подходит наивно-мужской. Я уже и так была итьясаари и стыдилась того, что со мной все настолько сложно.

Она повела Ингара вниз по ступенькам храма и усадила в ожидающий ее паланкин. Я следила за ее движениями, пытаясь узнать хоть что-то из своего видения – из того дня, когда она была готова умереть. Было трудно заглянуть за все эти украшения, сложную прическу и шафрановые одеяния, но внезапно закатное солнце озарило ее плечи оранжевым пламенем. Ее руки, сильные и уверенные, показались мне отголоском того человека, которого я однажды встретила. Побочной мелодией, которую я приняла за основную.

Она была тем, чье отчаяние я однажды почувствовала и к кому потянулась, исполнившись сочувствия. В моем саду она жила на лугу с мраморными статуями, и я звала ее Мастером Разбивателем.