Томас Баррон - Потерянные годы

Я чрезвычайно удивился и спросил:

— А из чего еще, по-твоему, состоят созвездия?

— Мои созвездия состоят не из звезд, а из пространства между звездами. Из темных кусков неба. Из открытых мест, где ты мысленно можешь путешествовать вечно.

С этого момента я уже не мог смотреть на небо так, как прежде. И по-новому взглянул на девочку, сидевшую рядом со мной.

— Расскажи мне еще что-нибудь. О том, что ты видишь там, наверху.

Риа отбросила на спину каштановые пряди и певучим голосом начала свой удивительный рассказ о небе Финкайры. О том, что широкий звездный пояс, пересекавший ночное небо — на самом деле шов между двумя половинами времени; одна половина вечно начинается, а вторая вечно заканчивается. О том, что самые большие темные участки — на самом деле реки богов, соединяющие этот мир с иными мирами. О том, что движущиеся по небу звезды — на самом деле огромное колесо, чье бесконечное вращение превращает жизнь в смерть и смерть в жизнь.

До поздней ночи мы рисовали в небе картины и рассказывали друг другу истории. Наконец, оба мы погрузились в крепкий сон. И когда теплое прикосновение солнечных лучей разбудило нас, я понял, что не хочу покидать этот остров. Пока еще не хочу.

Еще один день и еще одну ночь провели мы в цветущем изобильном саду, поедая плоды и обмениваясь историями. Хотя я постоянно был настороже, стараясь не выдать своих сокровенных тайн, не один раз мне казалось, что Риа обладает диковинной способностью читать мои мысли.

Мы сидели под кроной фруктового дерева, наслаждаясь обильным завтраком из оранжевых шаров с горьковатой кожурой (для меня) и приторных красных ягод (для нее). Закончили мы завтрак, разделив пополам фрукт в виде раковины, и Риа, повернувшись ко мне, задала мне вопрос.

— Та женщина, которая говорила тебе, будто она твоя мать. Какая она была?

Я удивленно посмотрел на девочку.

— Высокая, с очень яркими синими…

— Нет-нет. Неважно, как она выглядела. Какая она была?

Я представил себе Бранвен.

— Ну, она была добра ко мне. Больше, чем я того заслуживал. По крайней мере, в основном. Она была полна веры — веры в своего Бога и в меня. И молчалива. Слишком молчалива. Только когда она рассказывала мне легенды, она становилась красноречивой. Она знала много легенд, мне в этом далеко до нее.

Риа некоторое время рассматривала ягоду, которую держала в руках, затем отправила ее в рот.

— Наверняка она прочитала многие из них в той комнате, полной книг.

— Верно.

— Но хотя она и не была твоей настоящей матерью, ты не чувствовал себя лучше оттого, что она была рядом? Не чувствовал себя менее одиноким? Тебе не казалось, что ты находишься… в безопасности?

Я не сразу смог ответить.

— Думаю, да. А почему ты расспрашиваешь про нее?

Лицо Рии, с которого не сходило веселое, смешливое выражение, вдруг стало серьезным.

— Просто мне интересно, какой бывает мать, настоящая мать.

Я опустил взгляд.

— Хотел бы я знать это.

Риа кивнула. Провела пальцами по ветке фруктового дерева, свисавшей до земли, но смотрела мимо нее; казалось, она видит нечто, находящееся далеко отсюда, в ином времени.

— Значит, ты не помнишь свою мать?

— Я была совсем маленькой, когда потеряла ее. Я помню только свои чувства. Чувство безопасности. И… как меня держали на руках. Я даже не уверена в том, что на самом деле это помню. Может быть, мне так хочется вернуть мать, что я сама это придумала.

— А твой отец? У тебя есть братья или сестры?

— Я потеряла их. Потеряла их всех. — Она протянула руки к зеленым ветвям. — Но я нашла Друму. Теперь лес — это моя семья. И хотя у меня нет матери, зато есть та, кто меня защищает. И обнимает. Она мне почти как мать.

— И кто же это?

— Дерево, — улыбнулась Риа. — Дерево по имени Арбасса.

Я представил ее сидящей на ветвях огромного, раскидистого дерева. И тоже улыбнулся.

Затем я вспомнил Бранвен, которая тоже была мне почти как мать, и почувствовал странную теплоту в груди. Она была от меня так далека, но временами — так близка. Я вспомнил ее рассказы, ее работу, ее глаза, полные печали. Как хотелось бы мне, чтобы она рассказала о себе больше, не только о моем загадочном прошлом, но о своих собственных бедах. Я надеялся, что в один прекрасный день еще увижу ее, хотя в глубине души был уверен, что нам не суждено больше встретиться. Я неуверенно произнес про себя молитву тому Богу, к которому она обращалась так часто, и попросил ниспослать ей покой — покой, который она тщетно стремилась найти.

Внезапно откуда-то сверху раздался резкий свист. Я поднял голову и заметил на ветке знакомый силуэт.

— Не может быть.

— Это сокол-дербник, — сказала Риа. — Молодой самец. И еще, посмотри: у него покалечено крыло. Там не хватает нескольких перьев. — Она наклонила голову, подобно соколу, и издала похожий пронзительный звук.

Птица, повторив ее жест, снова свистнула. На этот раз свист получился более мелодичным, в нем звучали какие-то горловые ноты.

Риа приподняла густые брови и обернулась ко мне.

— Он сообщил мне — и между прочим, не слишком вежливо, — что ты недавно спас ему жизнь.

— Это он тебе сказал?

— А что, это неправда?

— Почему же, правда. Я немного подлечил его после драки. Но где ты научилась разговаривать с птицами?

Риа пожала плечами, как будто я задал ужасно глупый вопрос.

— Это не сложнее, чем разговаривать с деревьями. — И она добавила немного печально: — То есть, с теми, которые еще не спят. Ну, неважно. А с кем дрался этот сокол?

— Он проявил невероятную смелость. Или глупость. Он вступил в бой с двумя гигантскими крысами, каждая из которых была по крайней мере втрое крупнее его.

— С гигантскими крысами? — Риа, судя по ее голосу, встревожилась. — Где? В Лесу Друма?

Я покачал головой.

— Нет, но прямо на опушке. На берегу небольшого ручья, который вытекает из чащи.

Риа мрачно взглянула на сокола, жадно клевавшего конический фрукт.

— Крысы-убийцы на нашей стороне реки… — пробормотала она, качая головой. — Им запрещено входить в Лес Друма. Никогда не слышала, чтобы они появлялись так близко. Конечно, твой друг сокол не слишком благовоспитан, но он хорошо поступил, что напал на них.

— А мне кажется, что эта птица просто любит драться. Она могла с такой же легкостью напасть на тебя или на меня. И он мне совсем не друг.

И, словно для того, чтобы опровергнуть мои слова, сокол, захлопав крыльями, слетел с ветки и уселся мне на левое плечо.

Риа рассмеялась.

— Похоже, он с тобой не согласен. — Она задумчиво рассматривала птицу. — Знаешь, возможно, что ваша встреча произошла неспроста.

Я поморщился.

— Конечно, неспроста — очередное невезение. Несчастье преследует меня повсюду.