Владимир Серышев - Гость волшебного мира. Книга первая: Незнакомец

«…Корова… молоко…! Оставлять на пару кружек больше… А поросята…? Их кормовая картошка тоже сгорела… Попросить у немцев…? Ведь для них же выращиваем свинину… К Рождеству… Если дадут картошки, ползимы протянем… А если не дадут?!»

И затрепыхалась паника крыльями схваченной птицы:

«Погибнем! Ладно, я, мы, все… А Витя?! Он же ребёнок! Нельзя! Нельзя! Нельзя! Не умрём! Старики должны знать, как выжить! Баба Авдотья с Поволжья! Там голодали! Есть опыт! А Фрол Кузёмкин рассказывал, как пережили год неурожая! А дед Степан…»

И далее хлынул поток совсем уж неконтролируемых мыслей. Или, скорее – лавина информации, которую хранит в своей голове каждый. На себя и тесный мир в пределах обитания. Как досье, личное дело.

В мозгу Фарбаутра начал раздуваться шар объёма сотен данных! В секунду он узнал, что Фрол Кузёмкин – это староста, а баба Авдотья – хозяйка соседней избы. Трофим – брат старосты. Дед Степан – столяр, плотник и кузнец. Его жена – баба Лукерья, ветеринар. Собака, запертая в будке – Буян. Корову зовут Дарья. И прочее, по нарастающей. Так стремительно и много, что хотелось заорать, криком закупорив разум.

«Не слушать! – приказал он себе. – Не вникать! Отсеять ненужное! Всю шелуху! Искать только то, что важно – про мальчишку, и Лопарёву!»

Но, вот о ведьме-то, как раз, почти ничего и не было. Мать мальчишки даже фамилию её не знала, именуя просто бабой Сейдой. Всё остальное же, известное ей про старуху – нелюдимость, способность магией выращивать урожай, держать в страхе округу – и так не являлось секретом.

«Странно… – озадачился Фарбаутр. – Мальчишка совсем не рассказывал матери про ведьму? Чему у неё учится, и кто она такая? Что ж, допустимо. Старуха, наверняка, ему запретила. Ну, а сама мать? Не спрашивала? Не проявляла беспокойства – с кем водится сын? Единственный ребёнок, о котором сейчас все её страхи? Или, ведьма как-то отводила матери глаза? А может, даже и сам мальчишка?»

Но, тогда, его способности должны были проявляться в быту. Хоть какими-то странными делами. Какой ребёнок, а тем более, мальчишка, не захочет испытать магическую силу?

«Информацию про сына!» – мысленно велел Фарбаутр.

«Витя. Совин – тотчас возникли данные в мозгу – 12 лет, родился 25 мая 1929 года, в 3 часа 16 минут утра. Вес 3800, рост 56 см…»

Затем, пошло перечисление детских болезней – желтуха, ветрянка, колики, и прочая мелочь.

«Дальше! Дальше!» – раздражённо скомандовал Фарбаутр.

И заскрежетал зубами, услышав про ясли, детский сад и школу.

«Когда познакомился с ведьмой?» – задал уточняющий вопрос.

«Три месяца назад, 14 мая – отозвалась память матери мальчишки. – Когда приехали жить в Караваево».

«Всего-навсего…? – удивился Фарбаутр. – Почти перед моим приездом. И сразу попал в ученики! Откуда прибыли?»

«С родины…» – в ответе сквозила грусть.

И через миг, в уме, из небытия проступило:

«Анна Совина, в девичестве Иванова. Родилась 9 мая 1911-го, в Минске».

«30 лет! – отметил Фарбаутр. – Всего на четыре года старше. А выглядит на сорок-сорок пять».

«Сирота – продолжали всплывать данные. – Родителей не знает. Братьев, сестёр нет. До шести лет воспитывалась в Минском уездном приюте. После 1917-го года – в Детском доме Наркомата социального обеспечения. Там же познакомилась и с будущим мужем».

Перед взором вновь на миг возник мужчина с фотографии. Только теперь, заметно моложе, с совершенно не идущими ему усами.

«Паша… Павел… Павлуша…» – поплыл в голове ласковый, женский голос.

И невидимая волна – как бриз – скользнула по лицу, по волосам. Словно, кто-то погладил мягкими ладошками.

Это что…?! – не понял Фарбаутр. – Чьи ощущения? Матери мальчишки, или… мои?

И вдруг, увидел тонкие девичьи руки. Миниатюрные пальчики коснулись его щёк. И исчезли.

Фарбаутр внутренне замер, ощутив лёгкий укол в груди – в сердце. А голос матери мальчишки незаметно перетёк в другой, молодой и звонкий:

«Густав… Густи!»

«Нет…» – выдохнул прерывисто Фарбаутр, и похолодел.

Голос продолжил задорно:

«О чём опять задумался? Не хмурься, ну? Смотри на облако! На что похоже? Единорог! Ну, глянь же!»

«Нет… Нет! – зарычал себе Фарбаутр. – Нет!»

«Смотри, он через радугу сейчас перепрыгнет!» – щебетал голос так явственно, что спину ещё сильнее продрало морозом.

«Это не она… Её нет! Это призрак! – лихорадочно выдавил теперь собственный голос. – Призрак памяти!»

В ответ – ручьём разлился смех, как серебристый колокольчик.

«Замолчать! Исчезнуть! – рявкнул Фарбаутр в мыслях. – Вернуться в память матери мальчишки!»

Смех разбился, разлетелся осколками эха и сгинул. Слух – барабанные перепонки – сдавила тишина.

Фарбаутр тяжело дышал, ничего не видя, и не ощущая. Не понимая, как расценить то, что случилось. Как нахлынувшее воспоминание? Но, насколько же оно было явное, и живое! Будто, призрак и к нему влез в память!

«Нет… Нет, нет, нет, нет. Нет! – запротестовал разум. – Это ассоциации, и только! Параллели! Нужно просто глушить всё личное! Сосредоточиться на матери мальчишки! И – не пропускать её чувства через себя!»

Он попытался успокоиться, унять волнение, вернуться к работе: что там дальше было с мужем?

«На три года старше – сообщила память. – Поженились в 1928-ом. В следующем году родился сын».

Ещё через год семья на краткое время распалась, узнал Фарбаутр. Или, правильнее сказать – разлучилась.

Определив сына в ясли, мать мальчишки поступила в БГУ – Белорусский государственный университет, на педагогический факультет, физико- математическое отделение.

Муж хотел работать в лесном хозяйстве. Поэтому, уехал учиться в Гомель – в Лесной институт, по специальности – инженер-таксатор.

«Однако! – вторично удивился Фарбаутр. – А как же они здесь оказались? В такой глуши!»

Всё объяснилось просто – глава семьи, перед войной, получил очередное назначение. В Котельский леспромхоз. Ну, а жене – то есть, матери мальчишки – нашлась вакансия в местной школе, преподавать физику и математику. Может, даже в том классе, где у Фарбаутра сейчас кабинет…

Фарбаутр раздражённо зашипел – опять параллели! Отогнав назойливую мысль, как муху, он вновь переключился на мать мальчишки.

Парадокс, но, переезд сюда, в медвежий угол, оказался благом для её семьи. Минск попал под удар в первые же дни войны. А через неделю был взят генералом фон Готом. Большая часть населения погибла.

Впрочем, мужу и сыну это дало лишь отсрочку. Война – любимая дочь смерти – всё равно, везде отыщет. И возьмёт, кого наметила себе в планах.

«Может, и ты в её списке…» – шепнул, вдруг, неведомый голос. Не женский, не мужской, насмешливый, лукавый.

«Может» – отмахнулся Фарбаутр, не став слушать дальше. Тревожила не смерть сама, а её приход в неуместное время. Как если бы сейчас – когда в руках оказался ключ к тайнам всех людей мира!