Владимир Серышев - Гость волшебного мира. Книга первая: Незнакомец

– Витя! – мать опрокинула стул, и бросилась из дома.

Распахнула дверь, влетела в сени. Споткнулась об порожек. Но, удержалась. Следом, протаранила вторую дверь, оказавшись на крыльце. И вздрогнула от взрыва!

«– Да что же это…!» – одновременно, и подумала, и воскликнула мать мальчишки.

«Курьер, его оружие, деревянная палочка» – ответил Фарбаутр в мыслях.

Из других изб тоже выбегали селяне, все как один, с тревогой уставясь на лес.

Через секунду грохнуло снова.

– Витя!!! – заголосила мать, что есть сил, на всю деревню.

Старики и старухи обернулись.

– Витя в лесу сейчас! – вскричала мать им. – Скорее!

И спрыгнула со ступеней – Фарбаутр охнул от боли, пронзившей обе стопы.

Мать оглянулась на селян. Но, никто не стронулся с места. Десятки выстрелов оглашали пространство. А потом их перекрыл новый взрыв, ещё более мощный, шумный! Скорее даже, удар чего-то огромного, тяжёлого, об воду.

«Дерево… – понял Фарбаутр – Которое, курьер вырвал из земли и швырнул в реку. Игнатов и другие красочно описали этот момент в рапортах».

Старики, кто присел, кто пригнулся, а кто и сразу кинулся обратно в дом.

Мать смотрела на них – и Фарбаутр ощущал её шок, изумление и ужас.

– Он там один… – задрожал голос матери. – Ведь он на всех на нас… на вас… грибы нам собирает!!!

И видела кругом испуганные лица – старики отводили глаза, ёжились. Иные затряслись, задрожали.

Позади, на крыльцо выбежал староста с женой. Мать резко обернулась.

– Фрол Иванович! Тётя Пелагея! Витя…

Супруги застыли. Жена вцепилась в мужа, явно, чтоб удержать.

Стрельба усилилась. Её заглушил очередной взрыв. И мать мальчишки застонала, рванулась к забору.

– Аня! Ты тоже погибнешь! – взвыла жена старосты ей вслед.

«Тоже?! – яростно отозвалось в мозгу. – Значит, вы его уже списали?!»

Фарбаутр напрягся – мать всем телом вышибла калитку, прорвавшись на дорогу. И помчалась по ней к лесу, мимо дворов, огородов и изб.

«Я спасу! Я успею!» – колотился, пульсировал разум.

Из чащобы сквозь стрельбу послышался треск древесины! И опять ураганный грохот, громобойный удар, толчком сотрясший землю.

А за спиной диким криком обрушился голос старосты:

– Трофим! Степан! Держите её! Не пускайте!

Краем глаза, на бегу, Фарбаутр увидел, как отовсюду наперерез ему – вернее, матери – кидаются селяне, причитая и вопя. Мать сжала кулаки, и понеслась быстрее.

«Вам не догнать! – помогали злорадные мысли – Я моложе, сильнее!»

И в этот момент сбоку появился брат старосты, Трофим. В руках он сжимал полено, которое швырнул матери под ноги.

Фарбаутр ощутил резкий удар, споткнулся об внезапную преграду, упал и покатился. В лицо – в глаза и в рот – полетели вихри пыли, хрустнул на зубах песок. Плечо саданулось об камень. Ладонь с размаху ткнулась в грунт, и запястье пронзило острой болью – не перелом бы! А бедро как будто протащилось по наждачке, порвав чулок и содрав кожу.

Извне – отовсюду, нёсся, приближался множественный топот. А ему вторила канонада, каскад взрывов – настоящая бомбёжка! Казалось, мозг сейчас тоже в отчаянии взорвётся:

«Что ж вы творите?! Опомнитесь, люди!»

Мать попробовала вскочить. Её схватило множество рук, и даже помогли подняться. Но, не отпустили, сжали, сцепили в объятиях.

– Прости… Прости… – бормотал Трофим в самое ухо.

– Вы негодяи! Трусы! Мерзавцы! – истошно закричала мать, тщетно выгибаясь и извиваясь, в попытке вырваться, освободиться.

«Бей в нос тем, кто ближе! Лбом, затылком! – диктовал отрывисто Фарбаутр. – Разожми кулаки, и схвати кого-нибудь за пальцы, выверни, сломай их! Плюй в глаза, царапайся, кусайся! Сделай так, чтоб испугались все и каждый. Тогда, отпустят».

Но, мать была мыслями не здесь – не в толпе, а там – в лесу, с сыном. И потому, проиграла.

Да – она ещё сопротивлялась, упиралась, цеплялась носками ботинок за землю. Вот только это уже не борьба – отстранился Фарбаутр – Это трепыхание рыбы, выброшенной на берег.

Старики волокли мать обратно в деревню, лес удалялся, размываясь в слезах.

– Я всё-равно уйду! Или, убейте! – надрывалась она.

– Трофим, вяжи ей руки-ноги! – гаркнул староста, и выдернув из брюк ремень, кинул брату.

Жена, Пелагея, перехватила его на лету.

– Да что ж она вам, лошадь, что ли?! – крикнула в сердцах. – Заприте где-нибудь, на время!

– Сюда, давайте! – отозвался ещё кто-то.

Мать даже не глянула, куда. Она смотрела поверх голов на дальние макушки елей, за которыми, наконец, утихли взрывы и пальба.

Селяне затащили мать в ближайший двор, и втолкнули в пустой курятник. Мать сразу ринулась обратно – Фарбаутр увидел летящую навстречу корявую дверь. Успел вскинуть обе руки, и упереться в неё, не давая захлопнуть. Но, с той стороны тоже навалились всем скопом, надавили и закрыли.

Мать принялась отжимать дверь ладонями, сквозь стон и плач.

– Замок! Скорее! – раздался голос старосты, лязгнуло железо и металлический щелчок.

Мать зарычала, начала бить по двери плечом. Снаружи её торопливо подпёрли колодой, граблями и ломом.

– Вы не можете! Не смеете! – рыдала мать мальчишки. – Это мой сын!

– Анечка, мы через час пойдём искать его! Все вместе!

– как могла, уговаривала через дверь Пелагея. – Пусть только стихнет всё, пусть там разойдутся!

– Уже будет поздно! – взвилась мать, и с новыми силами заколотила по доскам.

– Да он укрылся где-нибудь, и ждёт-пережидает! – вмешался староста. – Что, в лесу места мало?

– Конечно! – подхватил Трофим. – Он умный мальчонка!

– Замолчите! Откройте! – бесновалась мать, продолжая стучать кулаками.

Но, Фарбаутр чувствовал, она понимает – селяне правы. В конце-концов, не из-за ребёнка же вся эта стрельба и взрывы! Внутренний голос её, шестое чувство, сейчас – в отличие от пожара – не вынес сыну смертного приговора. Не убил надежду. И если мать продолжала ломать дверь, то лишь от злости на стариков, и потому, что неправильно это – сидеть и ждать, когда сын в беде!

«Ближайший час её вряд ли выпустят отсюда – пришёл к выводу Фарбаутр. – Значит, ничего интересного не будет. Надо продвинуться дальше. До момента, когда нашли мальчишку».

В сарае сразу же сгустилась тьма. Всего на миг. И моментально прояснилась. Мать, действительно, по-прежнему сидела взаперти, под дверью, в бессилии плача.

Но, вот снаружи возникло оживление – беготня, взбудораженные крики:

– Анна! Он живой! Живой наш Витька!

Мать, буквально, подлетела с места. Раздался щелчок открытого замка. Мать, не дожидаясь, распахнула дверь. Во дворе стояли Пелагея, Авдотья, Лукерья, Таисия – радостные и перепуганные, всё сразу.

– Вернулся! По реке приплыл! – махнула Пелагея назад вполоборота.